Эмма Донохью - Падшая женщина

Миссис Эш, со Священным Писанием в руках, сделала вид, что не слушает.

— Потом она опустилась на колени. — Голос миссис Джонс обрел силу. — И спину она держала прямо, потому что была настоящей королевой. На одно мгновение она положила свои маленькие белые руки на плаху, чтобы сохранить равновесие.

— Видимо, она была вся в крови.

— Кто, Мэри?

— Плаха. После предыдущей казни.

— Может быть, ты дашь рассказать историю до конца?! — гаркнул Дэффи из своего угла.

— Не нужно, Дэффи. Что ж, я полагаю, ты права, Мэри, — должно быть, так оно и было. — Миссис Джонс подумала о кровавых пятнах, покрывающих деревянную плаху.

— А дальше, мама? — поторопила Гетта. — Что королева Мария сделала дальше?

— Ты же знаешь, — усмехнулась миссис Джонс. — Покажи нам.

Гетта соскочила с колена миссис Эш, на котором минуту назад устроилась, вытянула вперед шею и завела руки за спину.

— Именно так, — похвалила миссис Джонс. Что за умная девочка у нее растет. Нужно благодарить Господа за милость. В конце концов, она не бездетна. Многих он забрал к себе, но одну оставил.

Гетта села на пол у ее ног. Белокурый локон выбился из-под ее маленького чепчика, и, прежде чем убрать его, миссис Джонс на мгновение задержала шелковистую прядь в пальцах.

— А потом они и вправду отрубили ей голову, мама?

— Понадобилось целых три удара, — подтвердила миссис Джонс. Некоторые считали, что детей следует оберегать от подобного знания, но мир жесток, и рано или поздно им все равно придется об этом узнать. — А затем… затем случилось нечто очень странное. — Об этой подробности она совсем забыла. — Палач снял с головы чепец и поднял голову за волосы, чтобы показать всем. Но волосы вдруг остались у него в руке, а голова, подпрыгивая, покатилась по полу.

Мэри вздрогнула и отвернулась.

— У нее отвалились волосы?! — вскрикнула Гетта. — Ты никогда не рассказывала об этом раньше!

— Это был парик — разве ты не поняла, cariad ? Рыжий парик, который она надевала, чтобы закрыть голову… Бедняжка потеряла все свои волосы за долгие годы, проведенные в тюрьме. — Голос миссис Джонс дрогнул. Внезапно она ощутила острую жалость к несчастной королеве. После всего, что ей пришлось пережить, еще и закончить свои дни лысой!

— Я читал в одной книге, что потом они подняли голову и ее губы шевелились еще с четверть часа, — тихо сказал Дэффи. — Но никто не мог разобрать, что она говорила.

Об этом миссис Джонс еще не слышала, и образ не пришелся ей по вкусу: царственные губы, лепечущие бессмысленную чепуху.

— Все, что я знаю, — это что королева Мария взошла на плаху с истинным величием и благородством, — закончила она.

— Как король Карл Первый, — подхватила Мэри. — Который надел сразу две рубашки, чтобы не дрожать на эшафоте.

— Верно, моя дорогая. — Миссис Джонс взяла ее за руку и ласково сжала холодные пальцы.

— Королева Шотландская была католичкой, — возразила миссис Эш.

— Как бы то ни было, она была храброй женщиной, — виновато заметила миссис Джонс. — И кроме того, прошло уже много лет.

— И умерла она за дурной поступок, — упрямо пробормотала миссис Эш.

Иногда миссис Джонс изумлялась, что столько лет прожила под одной крышей с такой ведьмой.

— Как мне представляется, миссис Эш, — тихо сказала она, — то, как она встретила свою кончину, — урок всем нам держаться достойно в тяжелые времена. Особенно это касается тебя, Мэри Сондерс. — Миссис Джонс снова нащупала ее ледяную руку. — В час, когда придет беда, помни о своей тезке.

— Какая беда? — с беспокойством спросила Мэри.

— О, беда приходит ко всем нам, — с легким смешком заметила миссис Джонс. — Это случается с каждым — вопрос лишь в том когда.

Она встала и почувствовала, как печаль, словно свинцовый плащ, снова ложится на ее плечи. Нужно было закрыть ставни. Подойдя к окну, миссис Джонс увидела, что идет снег. Судя по всему, мело весь вечер. Прямо у нее на глазах воздух распадался на крохотные бриллианты, которые легко и радостно устремлялись к земле, словно были счастливы избавиться от сковывавших их пут. Каждая снежинка была единственной в своем роде, исключительной, свободной — в течение нескольких мгновений, пока не ложилась на землю и не становилась частью пушистого белого покрывала, застелившего поля. Все очертания, будь то некрасивая изгородь или ржавый плуг, были сглажены и смягчены; грязь, вязкая глина, развороченная земля, обугленные головешки — все было вычищено и выбелено. Даже уродливые колеи, что оставили колеса дилижанса Джона Ниблетта на Грайндер-стрит, превратились в сказочные сверкающие завитки.

В ту ночь миссис Джонс снова снился сон о снеге. Все дела были переделаны, в доме было тихо и спокойно. Она неслышно подняла щеколду на задней двери и выскользнула в сад. Ее башмаки остались дома; снег обжигал босые ноги, и это было невообразимое блаженство. Очень скоро ее стопы стали как будто хрустальными, и она пошла дальше. Никакой тропинки в саду не было, ее вели только снежинки, все падавшие и падавшие с неба. Она остановилась возле дерева, сорвала с ветки замерзшее яблоко, и ледяная сладость наполнила ее рот.

Потом ей захотелось спать, и она улеглась прямо под деревом. Снег был и подушкой, и одеялом, и пуховой периной; он тут же укрыл ее с головой. Она чувствовала, как тончайшие, невесомые покрывала одно за другим окутывают ее тело. Спать, спать. Ее руки и ноги отяжелели. Никогда еще она не чувствовала такой чистоты, такого спокойствия. Теперь она в безопасности. Теперь она может уснуть.

Вскоре проложенную ею тропинку занесло снегом, и во всем мире от нее не осталось ни единого следа. И сколько бы раз она ни видела этот сон, эту его часть миссис Джонс никогда не помнила утром или, может быть, не разрешала себе вспоминать. Во сне тоже было утро, и все искали ее, везде, где только возможно. Они заглянули в каждый уголок… но никто не догадался посмотреть в самом конце сада, под яблонями, где было больше всего снега и где мягкие сугробы напоминали белые груди матери-земли.

Безумный майский снег растаял за одну ночь, и наступил июнь, теплый и мягкий. Говорили, что на званом вечере, устроенном Морганами в честь двадцатипятилетия короля, мороженое растаяло еще до того, как его подали гостям.

Месяц выдался жарким и безветренным. Каждый вечер Мэри Сондерс сидела дома и ждала конца.

К чему оставаться в этом несчастном городишке, спрашивала она себя. Дэффи теперь и на дух ее не выносит. Миссис Эш ненавидела с самого начала. Лицо мистера Джонса последнее время напоминало погнутый щит. Каждый божий день Мэри готовилась к тому, что он сломается и расскажет жене, что за девица на самом деле дочка Сью Рис. Она совсем издергалась и несколько раз в день собиралась пойти наверх, сложить свои вещи в сумку и сбежать прочь из этого дома.