Джон Голсуорси - В ожидании

Наконец-то! Но впереди ещё целый день. Сейчас Уолтер уже прочёл дневник, возможно, уже принял решение. Получив эту записку, Динни почувствовала себя заговорщицей, обязанной хранить тайну. Инстинктивно она умолчала о записке; инстинктивно захотела остаться одна, пока всё не кончится. Должно быть, больной перед операцией переживает то же самое. Утро было погожее, Динни вышла на улицу и остановилась, размышляя, куда пойти. Подумала о Национальной галерее и решила, что картины требуют слишком напряжённого внимания; подумала о Вестминстерском аббатстве и вспомнила Миллисент Пол. Флёр устроила её манекенщицей к Фриволлу. Почему бы не сходить туда посмотреть зимние модели и, возможно, увидеться с этой девушкой? Довольно противно заставлять показывать себе платья, раз ты не собираешься покупать и только зря беспокоишь людей. Нет, если только Хьюберта освободят, она разойдётся и купит настоящее платье, хотя бы это стоило всех её карманных денег. Отбросив колебания, Динни повернула к Бонд-стрит, форсировала этот узкий, медлительный поток пешеходов и машин, добралась до Фриволла и вошла в магазин.

— Прошу вас, мадам!

Динни провели и усадили на стул. Она сидела, слегка склонив голову набок, улыбаясь и говоря продавщицам приятные слова, — девушка помнила, что ей однажды сказали в универсальном магазине: «Вы не представляете, мэм, как важно для нас, когда покупатель улыбается и проявляет немножко интереса. У нас бывает так много привередливых клиенток и… А, да что говорить!» Модели были самых последних фасонов, очень дорогие и в большинстве случаев совершенно неподходящие для неё, как решила Динни вопреки неизменным уверениям: «Это платье вам замечательно пойдёт, мадам. У вас такая фигура и цвет лица!»

Колеблясь, вызвать ли ей Миллисент Пол — может быть, она этим только повредит девушке, Динни выбрала два вечерних платья. Первое — сооружение из чёрного с белым — демонстрировалось тоненькой надменной девушкой с приятной маленькой головкой и широкими плечами. Она прохаживалась взад и вперёд, уперев руку туда, где полагается быть правому бедру, и повернув голову так, словно отыскивала левое, чем и укрепила в Динни отвращение к платью, которое и без того не приглянулось ей. Затем, во втором платье цвета морской воды с серебром, которое понравилось Динни всем, кроме цены, появилась Миллисент Пол. С профессиональным безразличием она не удостоила клиентку взглядом, как будто желая дать ей понять: «Нечего заноситься! Попробовала бы сама целый день разгуливать в нижнем белье и прятаться от взглядов стольких мужей!» Затем, повернувшись, она на лету поймала улыбку Динни, ответила на неё с неожиданным удивлением и радостью и опять двинулась дальше с обычным томным видом. Динни встала, подошла к манекенщице, остановила её и зажала двумя пальцами складку на подоле платья, словно желая попробовать качество ткани.

— Рада видеть вас.

Нежная улыбка тронула похожие на цветок губы девушки.

«До чего же прелестна!» — подумала Динни.

— Я знакома с мисс Пол, — объяснила она продавщице. — Это платье замечательно на ней сидит.

— Но, мадам, оно же совершенно в вашем стиле. Мисс Пол для него чуть-чуть полновата. Разрешите примерить на вас?

Динни, не очень уверенная, что получила комплимент, ответила:

— Сегодня я ничего не решу: я не знаю, смогу ли себе его позволить.

— Это не важно, мадам. Мисс Пол, пройдите на минутку сюда, снимите платье, и мы примерим его мадам.

В примерочной манекенщица разделась. «Так она ещё прелестней! Хотела бы я выглядеть в нижнем белье так же!» — подумала Динни и позволила снять с себя платье.

— Мадам чудо какая тоненькая! — восхитилась продавщица.

— Худа, как щепка.

— О нет! Мадам в хорошей форме.

— У мадам все как раз в меру. У неё есть стиль! — с некоторой пылкостью воскликнула манекенщица.

Продавщица застегнула крючок.

— Как на заказ! — объявила она. — Пожалуй, вот здесь чуть-чуть широковато, но это мы подгоним.

— Не чересчур открыто? — усомнилась Динни.

— Но это же очень красиво при вашей коже!

— Нельзя ли мне взглянуть, как выглядит на мисс Пол то, первое платье — чёрное с белым?

Динни сказала это, рассчитывая, что девушку не пошлют за платьем в одном белье.

— Разумеется. Я сейчас принесу. Помогите мадам, мисс Пол.

Оставшись вдвоём, девушки улыбнулись друг другу.

— Нравится вам работа, Милли? Вы же мечтали о такой.

— Не совсем о такой, мисс.

— Бесперспективная?

— Не то. Я ведь и не жду того, о чём вы думаете. Могло быть, конечно, куда хуже.

— Знаете, я пришла, чтобы повидать вас.

— Верно? Но платье вы всё-таки купите, мисс, — оно вам очень идёт. Вы в нём чудесно выглядите.

— Осторожней, Милли, не то вас живо переведут в продавщицы.

— Ну, нет, за прилавок я не пойду. Там только и делать, что комплименты отпускать.

— Где оно расстёгивается?

— Вот здесь. Очень удобно: всего один крючок… Можно и самой — нужно только изогнуться. Я читала насчёт вашего брата, мисс. По-моему, с их стороны это просто срам.

— Да, — ответила Динни, забыв, что на ней нет платья. Затем порывисто протянула девушке руку. — Желаю счастья, Милли.

— И вам также, мисс.

Не успели они отдёрнуть руки, как вернулась продавщица

Динни встретила её улыбкой.

— Мне так неудобно, что я побеспокоила вас, но я окончательно решила взять вот это, если, конечно, смогу его себе позволить. Безумная цена!

— Вы находите, мадам? Это же парижская модель. Я выясню, не может ли мистер Беттер чем-нибудь вам помочь, — платье создано для вас. Мисс Пол, не пригласите ли сюда мистера Беттера?

Манекенщица, теперь уже одетая в сооружение из чёрного с белым, вышла.

Динни снова натянула своё платье и спросила:

— Манекенщицы подолгу работают у вас?

— Нет, не очень. Весь день раздеваться и одеваться — довольно хлопотно.

— Куда же они деваются?

— Так или иначе выходят замуж.

Как благоразумно! Вслед за тем мистер Беттер, худощавый мужчина с седыми волосами и превосходными манерами, объявил, что «ради мадам» снизит цену до такой, которая всё ещё казалась безумной. Динни ответила, что решит завтра, и вышла на бледное ноябрьское солнце. Оставалось убить ещё шесть часов. Она двинулась на северо-восток, к Лугам, пытаясь успокоить тревогу мыслью о том, что у каждого встречного, как бы он ни выглядел, тоже есть свои тревоги. Все семь миллионов лондонцев чем-нибудь да встревожены. Одни это скрывают, другие — нет. Динни посмотрела на своё отражение в зеркальной витрине и нашла, что она относится к первым. И всё-таки самочувствие у неё ужасное. Вот уж верно: человеческое лицо маска. Динни добралась до Оксфорд-стрит и остановилась на краю тротуара, ожидая, когда можно будет перейти улицу. Рядом с девушкой оказалась костлявая с белыми ноздрями голова ломовой лошади. Динни погладила её по шее и пожалела, что не захватила с собой кусок сахару. Ни лошадь, ни возчик не обратили на неё внимания. Да и зачем им обращать? Из года в год они проезжают здесь и останавливаются, останавливаются и проезжают через эту стремнину — медленно, натужно, ничего не ожидая от будущего, пока оба не свалятся и тела их не оттащат с дороги. Полисмен поменял местами свои белые рукава, возчик натянул поводья, фургон покатился, и длинная вереница автомобилей последовала за ним. Полисмен опять взмахнул руками, и Динни пересекла улицу, дошла до Тоттенхем-корт-род и снова остановилась в ожидании. Какое кипение, какая путаница людей и машин! К чему, с какой тайной целью они движутся? Чего ради суетятся? Поесть, покурить, посмотреть в кино на так называемую жизнь и закончить день в кровати! Миллион дел, выполняемых порой добросовестно, порой недобросовестно, — и все это для того, чтобы иметь возможность поесть, немного помечтать, выспаться и начать всё сначала! Девушке показалось, что сама жизнь неумолимо схватила её за горло здесь, на перекрёстке. Она издала сдавленный вздох. Какой-то толстый мужчина извинился: