Толстой Л.Н. - Полное собрание сочинений. Том 78

Только тогда могут прекратиться злодеяния как врагов правительства, так и правительственных лиц, когда большинство людей христ[ианского] мира поймет, что насилие, какое бы то ни б[ыло], и всякое участие в нем в виде губерн[атора], судьи, полицей[ского], солдата, несовместимо не только с христ[ианством], к[оторое] мы исповедуем, но с самой низкой ступенью нравств[енности], главное же несовместимо с мирной жизнью людей, — только тогда могут уничтожиться ужасы нашей жизни.

Если же в этих книгах я указываю преимущественно на злодеяния правительства, а не столько на злодеяния врагов его, то происходит это оттого, ч[то] злодеяния врагов правительства совершаются временно лицами неизвестными и скрывающимися, тогда как злодеяния правительства совершаются постоянно и лицами, всем известными, не только не скрывающимися, но как бы гордящимися своими принимаемыми ими за полезное дело злoдeйcтвами.

Подлинник написан на листах из записной книжки. Основание датировки: запись об этом письме в ЯЗ от 21 сентября 1908 г.

О деле H. Н. Гусева см. письмо № 257. Комментируемое письмо осталось написанным только вчерне.

1В подлиннике дальше прочеркнута одна строка — указание на то, что при переписке в этом месте следует поместить текст письма в Тульское жандармское управление от 20 сентября.

1908 г. Сентября 21? Я. П.

Прошу вас возвратить мне добытую вами через горничную карточку моей дочери и прекратить 1писание ей ничем не 2оправдываемых, бессмысленно 3неприличных писем, представляющихся мне поступком или невменяемого, или очень злого человека.

Печатается по черновику-автографу, написанному на листе из запиской книжки. Основание датировки: написано на одном листе с началом письма в редакции газет от 21 сентября 1908 г.

Николай Андреевич Ференцев — житель Тулы, служащий. Впоследствии переехал в Петербург. Других сведений о нем и об этом эпизоде, касающемся A. Л. Толстой, редакция не имеет.

1 Зачеркнуто: могущее иметь для вас неприятные последствия.

2 Зач.: вызванных

3 Зач.: оскорбительных

1908 г. Сентября 28. Я. П.

Ясная Поляна. 28 сент. 08 г.

Дмитрий Дмитриевич,

Вы пишете, что сын ваш, под влиянием моих писаний, оставил свое место и пошел «в народ» «работать для ближнего». Я никогда никакой внешней определенной формы жизни не предлагал и не советовал людям, желающим следовать тем же религиозным началам, которыми я живу и которым следую. Писать прямо от себя сыну вашему я считаю неудобным, но думаю, что вы можете сообщить ему мое мнение. Для людей, как молодых, так и старых, так же как и для себя, я знаю только один путь жизни христианской, для которого никак нельзя определить какой-нибудь одной формы жизни. Перемена жизни, производимая усвоенным христианским мировоззрением, бывает, главное, внутренняя, а не внешняя. Излагать вам сущность христианства, как я его понимаю, я считаю излишним. Скажу только, что всё оно выражается в увеличении любви ко всем людям и, естественно, к тем, которые стоят ближе всего к человеку. Внутренняя же перемена сама собой обусловливает внешнюю. Насколько для вашего сына было невозможно продолжать свою деятельность вследствие изменившихся религиозных убеждений, это дело его, о котором никому, кроме него, судить не свойственно. Передайте, пожалуйста, то, что я пишу, ему и скажите, что если он желает более подробного объяснения того, о чем я говорю, я очень рад буду войти с ним в общение.

Печатается по копировальной книге № 8, л. 321; куда вклеен дубликат подлинника, написанного и датированного на машинке.

Ответ на письмо Дмитрия Дмитриевича Васильева (Петербург) от 24 сентября 1908 г. Васильев писал о своем двадцатидвухлетнем сыне, артисте Народного дома, Леониде Дмитриевиче Васильеве (псевдоним: Эльве), «зачитавшемся» философскими сочинениями Толстого и под впечатлением прочитанного решившемся «бросить свое призвание» и идти «в народ, работать для ближнего». Д. Д. Васильев просил написать его сыну, что «он заблуждается и должен продолжать свое поприще». Писал ли еще Толстому Д. Д. Васильев или его сын, редакции неизвестно.

1908 г. Сентября 28. Я. П.

Ясная Поляна. 28 сент. 1908 года.

Дмитрий Петрович,

Положение ваше очень трудное, и я всей душой сочувствую ему. Я говорю: положение трудное, но никак не безысходное. Напротив, я думаю, что вам представляется то испытание, которое определит всю вашу дальнейшую жизнь. Ведь вопрос, предстоящий вам, очень прост. Как вы прекрасно понимаете, из вас хотят сделать орудие убийства, и это возмутительно для вашего христианского и просто человеческого чувства. Вопрос очень просто решается, если только вы будете искренни сами с собой. Если для вас обязанность ваша перед своей душой, перед богом стоит выше всех других обязанностей, и удовлетворение ее требований дает вам высшее благо, то для вас не будет вопроса, принять ли присягу и солдатство, или отказаться от них, несмотря на тяжесть последствий, потому что для человека, поступающего для своей души, перед богом, дело не в том, какие будет иметь последствия его поступок, а в том, удовлетворит ли он требованиям своей души, т. е. голосу бога. Если же ваше религиозное чувство не настолько сильно, чтобы руководить всей вашей жизнью, то вы поступите в солдаты и, как ни тяжело вам это будет, отслужите свой срок. Разумеется, я всей душой желаю, что[бы] в душе вашей нашлись силы для того, чтобы избрать первое, потому что этот выход даст вам, где бы, в какой бы тюрьме вы ни были, истинное благо. Прибавлю к этому только то, что и та тюрьма и те гонения, которые предстоят отказывающемуся, далеко не так страшны, как они представляются нам. У меня есть несколько молодых друзей, которые теперь сидят по тюрьмам за отказ от военной службы, и , хотя знаю, что им очень тяжело телесно, до сих пор духовно они большей частью чувствуют себя хорошо и не раскаиваются в своем поступке. Ведь всякого рода несчастья: болезни, увечья, смерть даже, угрожают всем нам всякую минуту. На наших глазах последнее время мы видим людей, рискующих и своей жизнью и всем, что только дорого человеку, из-за глупой революционной деятельности, которая не может дать таким людям внутреннего удовлетворения. Поступок же тех люден, о которых я говорил вам, и который может предстоять и вам, дает тому, кто действительно верит тому, что все мы сыны божии и не можем не исполнять его волю, истинное, несомненное, неотъемлемое благо.

Не думайте, чтобы я советовал вам отказаться: я не могу советовать этого, так как страдать буду не я, а вы. Главное же не советую потому, что если у вас нет того религиозного чувства, которое нужно для того, чтобы перенести все вытекающие из вашего отказа страдания легко, вам гораздо лучше и разумнее согласиться служить. В поступке этом нет ничего дурного, если не можешь поступить иначе. Дурно же, и самое дурное было бы то, если бы вы, желая поступить по высшим требованиям души, но неверно оценив свои силы, раскаялись бы впоследствии в поступке, совершенном вами для души и для бога. Это самое страшное, потому что это наверное отдалило бы вас от той доброй жизни, к которой мы все так или иначе подвигаемся и которая одна дает нам благо.