Виктор Гюго - Ган Исландец

— Постой! Мнѣ кажется я слышу конскій топотъ, — перебилъ его Орденеръ.

Они оглянулись и, такъ какъ солнце успѣло уже подняться надъ горизонтомъ, пока длился ученый монологъ Спіагудри, дѣйствительно примѣтили въ ста шагахъ позади себя человѣка въ черной одеждѣ, который одной рукой махалъ имъ, а другой подгонялъ одну изъ тѣхъ бѣлыхъ лошадокъ, которыя часто встрѣчаются укрощенныя и въ дикомъ состояніи въ нижнихъ горахъ Норвегіи.

— Ради бога, милостивый господинъ, сказалъ перетрусившій Спіагудри: — пойдемте скорѣе. Этотъ черный субъектъ сильно смахиваетъ на полицейскаго.

— Что ты, старина, насъ двое и мы побѣжимъ предъ однимъ!

— Увы! Иной разъ двадцать ястребовъ разгоняетъ одна сова. И что за слава ждать полицейскаго?

— Да кто тебѣ сказалъ, что это полицейскій? — возразилъ Орденеръ, взоровъ котораго не застилалъ страхъ: — Успокойся, мой храбрый путеводитель; я узнаю этого путешественника. Подождемъ его.

Надо было покориться. Минуту спустя, всадникъ поровнялся съ ними и Спіагудри успокоился, узнавъ суровую и спокойную наружность священника Афанасія Мюндера.

Остановивъ свою лошадь, онъ съ улыбкой поклонился нашимъ путникамъ и заговорилъ запыхавшимся голосомъ:

— Я вернулся для васъ, мои дорогія чада, и Господь, конечно, не допуститъ, чтобы мое отсутствіе, продолженное съ милосерднымъ намѣреніемъ, повредило тѣмъ, кому приноситъ пользу мое присутствіе.

— Преподобный отецъ, — отвѣчалъ Орденеръ: — мы почтемъ за счастье оказать вамъ какую нибудь услугу.

— Нѣтъ, благородный молодой человѣкъ, напротивъ, мнѣ слѣдуетъ оказать вамъ ее. Не удостоите ли вы сообщить мнѣ цѣль вашего путешествія?

— Не могу, почтенный отецъ.

— Желалъ бы я, сынъ мой, чтобы вами дѣйствительно руководила въ данномъ случаѣ невозможность, а не недовѣріе. Иначе горе мнѣ! Горе тому, котораго добрый человѣкъ, разъ увидѣвъ, тотчасъ же лишаетъ своего довѣрія!

Смиреніе и простосердечіе священника сильно тронули Орденера.

— Мы направляемся въ сѣверныя горы. Это все, что я могу вамъ сказать, святой отецъ.

— Такъ я и думалъ, сынъ мой, вотъ почему поспѣшилъ догнать васъ. Въ этихъ горахъ скитаются цѣлыя банды рудокоповъ и охотниковъ, часто весьма опасныя для путешественниковъ.

— Ну-съ?

— Ну, я знаю, что нечего и пытаться вернуть съ пути молодежь, ищущую всякаго рода опасностей; но уваженіе, которое я почувствовалъ къ вамъ, указало мнѣ на средство, которое можетъ вамъ пригодиться. Злосчастный фальшивый монетчикъ, которому преподалъ я вчера послѣднія утѣшенія Спасителя, былъ рудокопъ. Передъ смертью онъ передалъ мнѣ этотъ пергаментъ съ его именемъ, говоря, что этотъ документъ предохранитъ меня отъ всякой опасности въ случаѣ если когда либо путь мой будетъ лежать чрезъ эти горы. Увы! Какая польза въ этой бумагѣ бѣдному священнику, который живетъ и умретъ съ узниками и который къ тому же іnter саstrа latronum [15] Въ разбойничьемъ притонѣ. долженъ искать защиты у терпѣнія и молитвы, этого единственнаго оружія Создателя! Если я не отказался принять этотъ пергаментъ, то для того лишь, чтобы не огорчить отказомъ сердце того, для котораго чрезъ какое нибудь мгновеніе все земное утратитъ всякую цѣну. Самъ Богъ руководилъ мною, потому что теперь я могу вручить его вамъ, дабы онъ сопровождалъ васъ при всякихъ случайностяхъ пути вашего, дабы даръ умирающаго оказалъ благодѣяніе путнику.

Орденеръ съ умиленіемъ принялъ даръ стараго священника.

— Да услышитъ Господь ваше желаніе, святой отецъ! Благодарю васъ. Но на всякій случай, — прибавилъ онъ, схватившись за саблю: — я уже запасся пропускомъ.

— Почемъ знать, молодой человѣкъ, — замѣтилъ священникъ: — можетъ быть эта ничтожная бумага защититъ васъ лучше вашей желѣзной шпаги. Взоръ кающагося могущественнѣе меча архангела. Простите, узники ждутъ меня. Помолитесь за нихъ и за меня.

— Святой отецъ, — возразилъ Орденеръ, улыбаясь: — я ужѣ обѣщалъ вамъ, что ваши узники будутъ помилованы, и опять повторяю свое обѣщаніе.

— О! Не говорите съ такой увѣренностью, сынъ мой, Не искушайте Господа. Человѣкъ не въ состояніи знать, что творится въ сердцѣ другаго, и вамъ неизвѣстно еще, на что рѣшился сынъ вице-короля. Увы! Быть можетъ онъ не удостоитъ даже принять смиреннаго священника. Простите, сынъ мой. Да благословитъ Богъ ваше странствіе, пусть ваша чистая душа вспоминаетъ иногда бѣднаго пастыря и мольбу его за несчастныхъ узниковъ.

Въ комнатѣ, смежной съ аппартаментами Дронтгеймскаго губернатора, три секретаря его превосходительства усѣлись за чернымъ столомъ, заваленнымъ пергаментами, бумагами, печатями и письменными принадлежностями. Четвертый табуретъ у стола оставался незанятымъ, свидѣтельствуя, что четвертый писецъ запоздалъ. Въ теченіе нѣкотораго времени всѣ трое сосредоточенно занимались каждый своимъ дѣломъ, какъ вдругъ одинъ изъ нихъ вскричалъ:

— А знаете, Ваферней, говорятъ, что этотъ несчастный библіотекарь Фокстиппъ смѣщенъ епископомъ, благодаря рекомендательному письму, которымъ вы подкрѣпили прошеніе доктора Англивіуса?

— Что за вздоръ, Рихардъ! — съ живостью возразилъ другой секретарь, къ которому, однако, не относились слова Рихарда: — Ваферней не могъ писать въ пользу Англивіуса, потому что просьба его возмутила генерала, когда я доложилъ ему ея содержаніе.

— Дѣйствительно, вы говорили мнѣ объ этомъ, — согласился Ваферней: — но только на прошеніи я нашелъ слово tribuatur, написанное собственноручно его превосходительствомъ.

— Быть не можетъ!

— Право, милѣйшій; да и многія другія рѣшенія его превосходительства, о которыхъ вы говорили мнѣ, измѣнены равнымъ образомъ въ посткриптумѣ. Такъ, на прошеніи рудокоповъ генералъ надписалъ nеgеtur…

— Неужели! Но въ такомъ случаѣ я тутъ ровно ничего не понимаю; генералъ опасался ихъ мятежнаго духа.

— Быть можетъ, онъ хотѣлъ постращать ихъ строгостью. Меня убѣдило въ этомъ то обстоятельство, что и священнику Мюндеру, просившему помилованія двѣнадцати преступникамъ, тоже отказано…

Секретарь, къ которому обращался Ваферней, быстро вскочилъ съ своего мѣста.

— О! Ужъ этому я не повѣрю. Губернаторъ такъ добръ и, казалось мнѣ, такъ тронутъ былъ участью осужденныхъ, что…

— Ну, въ такомъ случаѣ прочтите сами, Артуръ, возразилъ Ваферней.

Артуръ взялъ просьбу и прочелъ роковой отказъ.

— Право, — сказалъ онъ: — я не вѣрю своимъ глазамъ. Я снова доложу объ этой просьбѣ генералу. Давно ли его превосходительство помѣчалъ эти бумаги?

— Кажется, третьяго дня, — отвѣчалъ Ваферней.

— Третьяго дня, — повторилъ Рихардъ тихимъ голосомъ: — значитъ утромъ въ тотъ день, когда явился сюда и съ такой таинственной поспѣшностью исчезъ баронъ Орденеръ.