Виктор Гюго - Ган Исландец

— Смотрите! — съ живостью вскричалъ Ваферней, прежде чѣмъ Артуръ успѣлъ вымолвить слово: — tribuatur стоитъ и на шутовскомъ прошеніи Бенигнуса Спіагудри!..

Рихардъ расхохотался.

— Это не старый ли смотритель за трупами, тоже исчезнувшій страннымъ образомъ?

— Онъ самый, — отвѣтилъ Артуръ: — въ его мертвецкой нашли страшно обезображенный трупъ и уже отданъ приказъ преслѣдовать его какъ святотатца. Но помощникъ его, низенькій лапландецъ, который остался одинъ въ Спладгестѣ, полагаетъ вмѣстѣ съ народомъ, что этого колдуна утащилъ самъ дьяволъ.

— Вотъ, — сказалъ Ваферней, смѣясь: — субъектъ, который оставилъ по себѣ добрую славу!

При этихъ словахъ вошелъ въ комнату четвертый секретарь.

— Добро пожаловать, Густавъ, вы порядкомъ запоздали сегодня. Ужъ не женились ли вы вчера чего добраго?

— О, нѣтъ! — перебилъ Ваферней: — Онъ выбралъ самую дальнюю дорогу, чтобы показаться въ своемъ новомъ плащѣ подъ окнами прелестной Розали.

— Ваферней, — сказалъ вновь прибывшій: — мнѣ хотѣлось бы, чтобы вы были правы. Но причина моего замедленія совсѣмъ не такъ пріятна, и я сомнѣваюсь, чтобы мой новый плащъ произвелъ впечатлѣніе на субъектовъ, которыхъ я только что посѣтилъ.

— Откуда же вы явились? — спросилъ Артуръ.

— Изъ Спладгеста.

— Вотъ странно, — вскричалъ Ваферней, выронивъ перо: — мы только что о немъ говорили. Но если можно говорить о немъ для препровожденія времени, я не понимаю какъ можно входить туда.

— А еще болѣе тамъ оставаться, — подхватилъ Рихардъ: — но, любезный Густавъ, что вы тамъ видѣли?

— Э, — сказалъ Густавъ: — смотрѣть то вы не хотите, а послушать такъ вамъ интересно. Ну, вы пожалѣли бы, если бы я отказался описать вамъ ужасы, при видѣ которыхъ вы содрогнулись бы.

Всѣ тотчасъ же обступили Густава, который заставилъ себя просить, не смотря на то, что внутренно ему самому хотѣлось поскорѣе разсказать то, что онъ видѣлъ.

— Ну, Ваферней, вы можете передать мой разсказъ вашей юной сретрицѣ, которая до страсти любитъ ужасныя происшествія. Я внесенъ былъ въ Спладгестъ толпой, стремившейся туда со всѣхъ сторонъ. Туда только что принесли трупы трехъ солдатъ Мункгольмскаго гарнизона и двухъ полицейских, найденныхъ вчера въ четырехъ лье отсюда въ ущельяхъ на днѣ Каскадтиморской пропасти. Въ толпѣ зрителей увѣряли, что эти несчастные составляли отрядъ, посланный три дня тому назадъ по направленію къ Сконгену въ поиски за бѣглымъ смотрителемъ Спладгеста. Если это такъ, непонятно какимъ образомъ погибло столько вооруженныхъ людей. Увѣчье тѣлъ повидимому доказываетъ, что они сброшены были съ высоты скалъ. Просто волосы дыбомъ становятся.

— Неужто! И вы ихъ видѣли, Густавъ? — съ живостью спросилъ Ваферней.

— Они по сейчасъ мерещатся мнѣ.

— Кого же подозрѣваютъ въ этомъ преступленіи?

— Нѣкоторые думаютъ, что тутъ причастна банда рудокоповъ, увѣряютъ даже, что слышали вчера въ горахъ звукъ рожка, на который они собираются.

— Вотъ оно что, — замѣтилъ Артуръ.

— Да; но какой то старый крестьянинъ опровергъ эту догадку, указавъ, что въ стороне Каскадтиморы нѣтъ ни шахтъ, ни рудокоповъ.

— Такъ кто-же?

— Неизвѣстно; если-бы тѣла не были цѣлы, можно было бы подумать на дикихъ звѣрей, такъ какъ на членахъ остались длинныя и глубокія ссадины. Такія же ссадины находятся и на трупѣ старика съ сѣдой бородой, принесеннаго въ Спладгестъ третьяго дня утромъ, послѣ той страшной бури, которая помѣшала вамъ, любезный Леандръ Ваферней посѣтить на томъ берегу залива вашу Геро Ларсинскаго холма.

— Да, да, Густавъ, — сказалъ Ваферней, смѣясь: — но про какого старика повели вы рѣчь?

— По высокому росту, длинной сѣдой бородѣ, по четкамъ, которыя были крѣпко сжаты въ его окаменѣлыхъ пальцахъ, хотя онъ былъ найденъ буквально ограбленнымъ донага, въ немъ узнали, говорятъ, извѣстнаго окрестнаго отшельника, кажется Линрасскаго. Очевидно, что и этотъ бѣдняга былъ тоже убитъ… но съ какой цѣлью? Теперь не рѣжутъ за релігиозныя убѣжденія, а у этого стараго отшельника только и было, что шерстяной плащъ, да любовь народа.

— И вы говорите, — спросилъ Рихардъ: — что его тѣло, подобно трупамъ солдатъ, было истерзано какъ бы когтями дикихъ звѣрей?

— Да, милѣйшій; одинъ рыбакъ замѣтилъ такія же ссадины на тѣлѣ офицера, найденнаго убитымъ, нѣсколько дней тому назадъ на Урхтальскихъ берегахъ.

— Это странно, — замѣтилъ Артуръ.

— Это ужасно, — замѣтилъ Рихардъ.

— Довольно, господа, поболтали, пора и за работу, — возразилъ Ваферней: — того и гляди войдетъ генералъ. Любезный Густавъ, мнѣ хотѣлось бы самому видѣть трупы; если желаете, мы вмѣстѣ сегодня вечеромъ, выйдя отсюда, завернемъ на минуту въ Спладгестъ.

Въ 1675 году, то есть за двадцать четыре года до того времени, когда происходятъ описываемыя нами событія, вся деревня Токтре весело справляла свадьбу прелестной Люси Пельниръ съ рослымъ красивымъ парнемъ Кароллемъ Стадтъ. Правду сказать, они уже давно полюбили другъ друга; и можно ли было не сочувствовать этимъ юнымъ влюбленнымъ, когда столько пылкихъ желаній, столько мучительныхъ надеждъ смѣнялись наконецъ блаженствомъ!

Уроженцы одной и той же деревни, выросшіе вмѣстѣ на однихъ и тѣхъ же поляхъ, часто въ раннемъ дѣтствѣ послѣ игры Каролль засыпалъ на груди Люси, часто въ юности послѣ работы Люси отдыхала на рукахъ Каролля. Люси была самая скромная, самая красивая дѣвушка во всей странѣ, Каролль самый храбрый, самый славный юноша въ округѣ; они любили другъ друга и день, когда они впервые полюбили другъ друга, соединялся въ ихъ воображеніи съ первымъ днемъ ихъ жизни.

Но бракъ ихъ произошелъ не такъ легко, какъ явилась любовь. Тутъ замѣшались домашніе разсчеты, семейные раздоры, препятствія со стороны родителей; цѣлый годъ провели они въ разлукѣ, и Каролль сильно тосковалъ вдали отъ Люси, а Люси много пролила слезъ вдали отъ Каролля, до того счастливаго дня, когда они соединились, для того, чтобы отнынѣ если тосковать или плакать, такъ вмѣстѣ.

Каролль получилъ наконецъ свою Люси, избавилъ ее отъ страшной опасности. Однажды услыхалъ онъ крики, несшіеся изъ лѣсу. Разбойникъ, наводившій ужасъ на всѣхъ горцевъ, схватилъ его Люси и казалось намѣревался ее похитить. Каролль отважно напалъ на это чудовище во образѣ человѣческомъ, страшный ревъ котораго былъ подобенъ реву дикаго звѣря. Да, онъ напалъ на того, на кого еще никто не осмѣливался нападать; но любовь придала ему львиную силу. Онъ освободилъ свою возлюбленную Люси, возвратилъ ее отцу, а отецъ въ награду отдалъ ее ему.

И такъ вотъ почему вся деревня праздновала союзъ этой парочки. Одна лишь Люси казалась мрачной. Правда никогда еще взоры ея съ большей нѣжностью не останавливались на ея ненаглядномъ Кароллѣ, но въ этихъ взорахъ сквозила также печаль, и это обстоятельство среди общаго веселья возбуждало удивленіе.