Виктор Гюго - Ган Исландец

Затѣмъ, открывъ таинственный ящикъ, онъ вынулъ изъ него пергаментъ, на которомъ была слѣдующая надпись: „Я, докторъ Блакстамъ Кумбизульсумъ, передъ смертью завѣщаю передать капитану Диспольсену, повѣренному въ Копенгагенѣ бывшаго графа Гриффенфельда, этотъ пергаментъ, писанный весь рукою Туріафа Мусдемона, служителя канцлера графа Алефельда съ тѣмъ, чтобы вышеупомянутый капитанъ воспользовался имъ по своему благоусмотрѣнію. Молю Бога отпустить мнѣ мои прегрѣшенія. — Копенгагенъ, одиннадцатаго января, тысяча шестьсотъ девяносто девятаго года.

„Кумбизульсумъ“.

Конвульсивная дрожь пробѣжала по членамъ секретаря.

Онъ хотѣлъ говорить, но не могъ вымолвить ни слова. Между тѣмъ епископъ передалъ пергаментъ блѣдному и взволнованному предсѣдателю.

— Что я вижу? — вскричалъ тотъ, развертывая пергаментъ: — Докладъ благородному графу Алефельду о средствѣ законнымъ путемъ избавиться отъ Шумахера!.. Клянусь вамъ, почтенный епископъ…

Пергаментъ выпалъ изъ рукъ предсѣдателя.

— Читайте, читайте, милостивый государь, — продолжалъ епископъ: — я не сомнѣваюсь, что вашъ недостойный служитель воспользовался вашимъ именемъ, подобно тому какъ онъ злоупотребилъ именемъ злополучнаго Шумахера. Посмотрите однако, что надѣлала ваша немилосердная ненависть къ павшему предмѣстнику. Одинъ изъ вашихъ приближенныхъ отъ вашего имени готовилъ ему гибель, въ надеждѣ безъ сомнѣнія выслужиться у вашего сіятельства.

Эти слова успокоили предсѣдателя, показавъ ему, что подозрѣнiя епископа, знавшаго тайну желѣзнаго ящика, пали не на него. Орденеръ тоже съ облегченіемъ перевелъ духъ. Онъ понялъ, что невинность отца Этели обнаружится вмѣстѣ съ его собственной. Онъ глубоко изумлялся странной судьбѣ, которая заставила его преслѣдовать страшнаго разбойника, чтобы отыскать тотъ ящикъ, который несъ съ собой его старый проводникъ Бенигнусъ Спіагудри. Онъ искалъ его, между тѣмъ ящикъ слѣдовалъ за нимъ. Онъ задумался надъ страшнымъ урокомъ случая, который чуть было не погубилъ его за этотъ ящикъ, а теперь имъ же спасаетъ.

Предсѣдатель, вернувъ къ себѣ самообладаніе и выказывая негодованіе, раздѣляемое всѣми присутствовавшими, сталъ читать длинную записку, гдѣ Мусдемонъ излагалъ подробности сатанинскаго замысла, который и выполнилъ, какъ извѣстно читателю этой повѣсти. Нѣсколько разъ секретарь пытался оправдываться, но каждый разъ крики присутствовавшихъ въ засѣданіи принуждали его умолкнуть. Наконецъ чтеніе кончилось среди общаго ропота ужаса и негодованія.

— Стража, схватите этого человѣка! — сказалъ предсѣдатель, указывая на секретаря.

Презрѣнный, не сопротивляясь, безмолвно сошелъ съ своего мѣста и пересѣлъ на позорную скамью, осыпаемый проклятіями народа.

— Судьи, — сказалъ епископъ: — трепещите и радуйтесь. Истина, обнаруженная передъ вами, подтвердится сейчасъ показаніемъ тюремнаго духовника, нашего достойнаго брата Афанасія Мюндера.

Дѣйствительно, епископъ явился въ сопровожденіи Афанасія Мюндера, который, поклонившись своему пастырю и трибуналу, по знаку предсѣдателя началъ:

— То, что я скажу, сущая правда. Да накажетъ меня Господь, если произнесу хоть одно слово не съ добрымъ намѣреніемъ! Посѣтивъ сегодня утромъ въ темницѣ сына вице-короля, я уже былъ убѣжденъ въ невинности этого юноши, хотя вы и осудили его, основываясь на его признаніи. Но вотъ, нѣсколько часовъ тому назадъ я позванъ былъ подать послѣднее утѣшеніе несчастному горцу, такъ безжалостно пораженному на вашихъ глазахъ и котораго вы, уважаемые судьи, осудили на смерть, видя въ немъ Гана Исландца. Вотъ что онъ открылъ мнѣ на смертномъ одрѣ: „Я не Ганъ Исландецъ и жестоко наказанъ за свое самозванство. Принять на себя это имя подкупилъ меня секретарь великаго канцлера, по имени Мусдемон, который назвавшись Гаккетомъ, подготовилъ бунтъ рудокоповъ. Мнѣ кажется, онъ одинъ виноватъ во всемъ этомъ дѣлѣ“. Затѣмъ, получивъ мое благословеніе, онъ просилъ меня, не теряя времени, сообщить трибуналу его предсмертное признаніе. Богъ мнѣ свидѣтель, что я въ точности выполнилъ его просьбу, и да поможетъ мнѣ спасти невинную кровь.

Священникъ замолчалъ, снова поклонившись епископу и судьямъ.

— Ваше сіятельство, — сказалъ епископъ, обращаясь къ предсѣдателю: — вы видите теперь, что не ложно одинъ изъ моихъ кліентовъ указывалъ на сходство Гаккета съ вашимъ секретаремъ.

— Туріафъ Мусдемонъ, — спросилъ предсѣдатель новаго подсудимаго: — что можете вы сказать въ свое оправданіе?

Мусдемонъ устремилъ на своего господина взгдядъ, оледенившій кровь въ жилахъ Алефельда. Прежняя самоувѣренность вернулась къ нему и послѣ минутнаго молчанія онъ отвѣчалъ:

— Ничего, ваше сіятельство.

Предсѣдатель продолжалъ измѣнившимся, слабымъ голосомъ:

— И такъ, вы сознаетесь въ преступленіи, взводимомъ на васъ? Признаете себя виновникомъ заговора противъ государства и противъ Шумахера?

— Да, ваше сіятельство, — отвѣтилъ Мусдемонъ.

Епископъ всталъ:

— Господинъ предсѣдатель, чтобы не осталось никакого сомнѣнія въ этомъ дѣлѣ, прошу васъ спросить, не имѣлъ ли подсудимый сообщниковъ.

— Сообщниковъ! — повторилъ Мусдемонъ.

Одну минуту онъ повидимому находился въ нерѣшимости. Страшное безпокойство изобразилось на лицѣ предсѣдателя.

— Нѣтъ, господинъ епископъ, — отвѣтилъ онъ наконецъ.

Признательный взглядъ предсѣдателя встрѣтился съ его взглядомъ.

— Нѣтъ, — повторилъ Мусдемонъ съ большей твердостью: — у меня не было соучастниковъ. Изъ привязанности къ моему господину, который ничего не зналъ о моихъ планахъ, я устроилъ заговоръ, чтобы погубить его врага Шумахера.

Взгляды предсѣдателя и подсудимаго встрѣтились снова.

— Ваше сіятельство, — продолжалъ епископъ: — такъ какъ у Мусдемона не было сообщниковъ, вы должны признать невинность барона Орденера Гульденлью.

— Да, уважаемый епископъ, но зачѣмъ же онъ самъ назвалъ себя преступникомъ?

— Но, господинъ предсѣдатель, вѣдь и горецъ, не жалѣя своей головы, утверждалъ, что онъ Ганъ Исландецъ. Одинъ Богъ вѣдаетъ, что творится въ глубинѣ человѣческаго сердца.

Орденеръ вмѣшался.

— Господа судьи, такъ какъ теперь найденъ истинный виновникъ, я могу открыть вамъ мою тайну. Да, я ложно взвелъ на себя преступленіе, чтобы спасти бывшаго канцлера Шумахера, смерть котораго оставляла беззащитной его дочь.

Предсѣдатель закусилъ губы.

— Мы требуемъ отъ трибунала, — сказалъ епископъ: — чтобы имъ провозглашена была невинность нашего кліента Орденера.

Предсѣдатель отвѣчалъ знакомъ согласія, и по требованію главнаго синдика, судъ разсмотрѣлъ содержимое таинственнаго ящика, въ которомъ находились только дипломы и грамоты Шумахера съ нѣсколькими письмами Мункгольмскаго узника къ капитану Диспольсену, письмами, исполненными горечи, но не преступными, и которыя непріятны были одному лишь канцлеру Алефельду.