Николай Лейкин - Вне рутины

— Ну, а теперь вполнѣ успокоились?

— Успокоилась. Меня во время моихъ припадковъ нужно только не трогать, не раздражать. Вы простите меня, что вчера все это такъ вышло, но иначе я не могла, — прибавила Соняша. — Судите сами; цѣлый день были нервы натянуты, цѣлый день въ какой-то тревогѣ — ну и истерика. Согласны, что все это трудно?..

— Понимаю, понимаю… — согласился Іерихонскій, взялъ у Соняши руку и поцѣловалъ. — Въ спальню теперь можно войти? Тамъ у меня пиджакъ и жилетъ остались, — спросилъ онъ.

— Конечно-же можно, Антіохъ Захарычъ, — отвѣчала Манефа Мартыновна. — Зачѣмъ вы это спрашиваете? Всегда можно. Вчера вѣдь это только случай такой, а больше этого никогда не будетъ.

Іерихонскій отправился въ спальню и вернулся оттуда одѣтый въ пиджачную пару.

— Ахъ, зачѣмъ вы не надѣнете свой новый халатъ, Антіохъ Захарычъ! Новый халатъ такъ къ вамъ идетъ! — говорила ему Манефа Мартыновна.

Въ тотъ-же день, въ шесть часовъ Іерихонскіе обѣдали у Манефы Мартыновны. Кромѣ ихъ и хозяйки, за столомъ былъ и студентъ Хохотовъ. Іерихонскіе пріѣхали послѣ визитовъ. Соняша была въ визитномъ шелковомъ свѣтло-зеленомъ платьѣ съ бѣлой кружевной отдѣлкой и въ шляпкѣ съ цѣлымъ огородомъ цвѣтовъ. Іерихонскій во фракѣ, съ крестомъ на шеѣ изъ новомъ плюшевомъ цилиндрѣ. Онъ былъ веселъ и расхваливалъ Манефѣ Мартыновнѣ поведеніе Соняши.

— И не ожидалъ даже, что такъ все это прекрасно и удачно выйдетъ, — говорилъ онъ. — Почти всѣ нужные визиты сдѣлали, и Софія Николаевна была такъ любезна, что не отказывалась.

— Ну, слава Богу, что утѣшила васъ. Очень рада, — отвѣчала Соняша.

— Жаль только, что тайнаго совѣтника Чехвостьева не застали.

— Ну, не всѣхъ-же… Да можетъ быть онъ нарочно не сказался дома. Но за то графиню вашу застали.

— А съ графиней, съ ея сіятельствомъ я вчера еще сговорился о часѣ, въ который мы пріѣдемъ, и мы не могли ее не застать. Мнѣ очень и очень было пріятно, Манефа Мартыновна, что когда ея сіятельство обратились къ Софьѣ Николаевнѣ по-французски, Софья Николаевна тоже отвѣчала ей по-французски, — разсказывалъ Іерихонскій. — Знаете, это было такъ красиво, такъ удачно, такъ тонно, что я просто въ восторгѣ. Особенное спасибо вамъ, Сонечка.

Іерихонскій взялъ руку Соняши и поцѣловалъ.

— Который это разъ сегодня? — спросила Совяша, улыбаясь. — Вѣрите-ли, маменька, это сегодня, должно быть, въ сто первый разъ онъ цѣлуетъ у меня руку. Въ каретѣ на каждомъ перекресткѣ.

— А товарищъ-то министра какой любезный человѣкъ! — восторгался Іерихонскій. — «Я только, говоритъ, васъ и жду, а то меня сейчасъ по телефону просили пріѣхать»… И мы у него счетомъ только пять минутъ… Присѣли, задалъ онъ два-три вопроса — и вонъ. А что мы дѣйствительнаго статскаго Конуфріева не застали, Софія Николаевна, такъ я даже очень радъ. Радъ изъ-за васъ. Онъ живетъ въ казенной квартирѣ, въ самомъ верху и къ нему сто двѣ ступени.

— Фу, какая вышь! — воскликнула Манефа Мартыновна.

— Ужасъ. Какъ на колокольню. Но за то двѣнадцать комнатъ. Какова квартирка-то? Тутъ уже ножки Софіи Николаевны должны были-бы страшно устать. Я ужасно боялся этого. Но не застали.

— Да я и не пошла-бы на такую вышь, — откликнулась Соняша.

— Да вѣдь вы не знали-бы, что такъ высоко.

— Все равно. Послѣ пятидесяти ступеней спустилась-бы внизъ.

— Хе-хе-ха… Не спустились-бы. Вы сегодня добренькая, снисходительная. Ну, да слава Богу, мы сегодня почти всѣ визиты кончили. Завтра намъ только два.

— Не поѣду я завтра, никуда больше не поѣду, — отрѣзала Соняша.

— Голубушка, невозможно. Надо къ Карманцеву. Карманцевъ у насъ членъ совѣта. Очень нужный человѣкъ. Отъ него многое можетъ зависѣть. Вы слышали, давеча товарищъ министра-то что далъ мнѣ понять? Слышали, о чемъ онъ намекнулъ?

— Ничего я не слышала.

— Это оттого, что у васъ нѣтъ чиновничьяго уха. А мы иногда только тонъ улавливаемъ. Нѣтъ, надо, надо къ Карманцеву, и вы ужъ не прекословьте, ангелъ мой.

Іерихонскій снова подошелъ къ рукѣ Соняши.

— Опять!? — воскликнула та. — Ну, я буду считать. Это сто второй разъ……

Семенъ, пришедшій сверху служить у стола, доложилъ, что обѣдъ поданъ, и сейчасъ-же сѣли за столъ.

За столомъ сидѣли не долго. Іерихонскіе торопились въ оперу, поспѣшно напились послѣ стола кофе и уѣхали.

«Слава Богу, кажется, угомонилась», — подумала про Соняшу Манефа Мартыновна, проводивши ее въ театръ.

Присутствовавшій тутъ-же студентъ Хохотовъ словно понялъ ея мысль и сказалъ:

— Превосходная генеральша изъ Софьи Николаевны выйдетъ, когда она въ роль войдетъ. Напрасно она долго раздумывала и не соглашалась замужъ за него выходить. Прекрасная партія.

— А я-то что говорила? — подхватила Манефа Мартыновна. — Я только объ этомъ и говорила. Вѣдь какой прекрасный человѣкъ-то! Кроткій, обходительный, ласковый. Немножко староватъ, но да что за бѣда! Вѣдь ужъ у Соняши какой характеръ? Преужасный… Иногда матери — и то не въ терпежъ. Скора она на слова, дерзка, своенравна, ужъ чего-чего она ему не говорила, когда онъ женихомъ ходилъ, а онъ все это безпрекословно выслушивалъ. А оттого что умный человѣкъ, совсѣмъ умный.

Хохотовъ засмѣялся.

— Простите, Манефа Мартыновна, теперь Іерихонскій вашъ зять и мнѣ не совсѣмъ ловко вамъ такъ про него выражаться, но умъ его я хвалить не буду. У него есть умъ, но умъ односторонній.

— То-есть какъ это?

— У него умъ есть тамъ, гдѣ нужно выслужиться, тутъ онъ силенъ и сдѣлалъ свое дѣло, но въ дѣлѣ женитьбы… Конечно, это также оттого зависитъ, что онъ влюбленъ въ Софью Николаевну, а влюбленные вообще теряютъ… Какъ-бы это сказать?… Ну, разсудительность, что-ли, теряютъ… Я не хочу быть очень рѣзокъ.

— Стало быть вы находите, что ему не слѣдовало жениться на Соняшѣ? — быстро спросила Манефа Мартыновна.

Хохотовъ замялся.

— Я не хотѣлъ-бы быть на его мѣстѣ, - произнесъ онъ. — Будучи въ его годахъ, съ его положеніемъ, я, обсудивъ и взвѣсивъ все, не женился-бы на Софьѣ Николаевнѣ. Для нея эта партія прекрасная, но для него…

Манефа Мартыновна разсердилась.

— Что вы такое говорите, Викторъ Матвѣичъ! И мнѣ, матери, въ глаза… Помилуйте! — возвысила она голосъ. — Стало быть вы находите, что Соняша-то ниже его, что-ли! Ея отецъ умеръ тоже въ полковническомъ чинѣ. Орденами тоже былъ увѣшанъ.

— Не въ томъ дѣло, Манефа Мартыновна, не въ томъ дѣло. Я не про неравенство… Боже меня избави! И не про матеріальное положеніе. Для Софьи Николаевны эта партія хорошая и она можетъ быть относительно счастлива замужемъ за Іерихонскимъ, но сама она Іерихонскому счастія не дастъ, никакого не дастъ. Вотъ помяните мое слово!

— Подите! Вы всегда и на все каркаете! — махнула рукой Манефа Мартыновна. — Да и удивляюсь, какъ вы рѣшаетесь это говорить матери. Вѣдь я ея мать.