Екатерина Леткова - Ржавчина

Теперь послѣ разговора съ Шатовымъ ее вдругъ наполнило чувство благодарности къ Ѳедору Михайловичу.

Вечеръ прошелъ вяло, монотонно. Всѣ какъ будто были не въ своей тарелкѣ. Въ одиннадцатомъ часу m-me Рудниковская стала собираться домой.

— Шатовъ, поѣдемъ верхомъ провожать Софью Ивановну, — предложилъ Слащовъ.

— Пожалуй. У меня что-то голова болитъ…

— Отлично. И вы, Бѣжецкій, тоже?

— Нѣтъ, я не пущу его, — живо сказала Анна. — Мы съ Ѳедоромъ Михайловичемъ пойдемъ опять къ рѣкѣ на луну смотрѣть…

— Полно, мой другъ, ложись лучше спать… Посмотри, на кого ты похожа… Тебѣ здѣсь силъ надо набираться послѣ болѣзни, — уговаривалъ ее Николай.

— Вотъ еще! Вы кататься поѣдете, а я дома сиди въ такой вечеръ… Нѣтъ, нѣтъ, я Ѳедора Михайловича не отпущу…

— Я съ удовольствіемъ покоряюсь, — отвѣтилъ Бѣжецкій, весь покраснѣвъ.

Когда Рудниковская, Слащовъ и Шатовъ уѣхали, Анна попросила Бѣжецкаго подождать внизу у рѣки, — она переодѣнется и сейчасъ придетъ.

Бѣжецкій сошелъ къ рѣкѣ. Вода тихо бѣжала между заросшихъ травой береговъ. Луна серебристыми блестками разсыпалась по мелкой ряби.

Далеко, далеко, на поворотѣ рѣки, на плотахъ развели огонекъ. Онъ золотымъ столбикомъ отражался въ водѣ. Кругомъ было тихо. Все какъ будто заснуло. Только нѣтъ-нѣтъ плеснется гдѣ-нибудь рыба, да заслышится кваканье лягушки.

Бѣжецкій все сидѣлъ на бревнѣ и ждалъ. Ему показалось, что прошло больше часа. Онъ сталъ ходить взадъ и впередъ. Анны все не было.

«Не случилось ли чего? Можетъ боится идти одна», подумалъ онъ и пошелъ въ дому.

Въ окнахъ было темно; въ комнатѣ Анны закрыты ставни. Онъ вошелъ въ домъ.

— Анна Николаевна! — окликнулъ онъ громко. Никто не отвѣчалъ ему.

— Анна Николаевна! — повторилъ онъ въ темноту. Въ сосѣдней комнатѣ кто-то зашевелился.

Бѣжецкій ждалъ. Кто-то босикомъ вошелъ въ комнату, гдѣ стоялъ Бѣжецкій.

— Ѳедоръ Михайловичъ, это вы, что ли? — услыхалъ онъ голосъ горничной Анны.

— Да, Серафима, я… Что, Анна Николаевна ушла?

— Куда ушла? — шепотомъ спросила она. — Спать легли, уже спятъ давно поди…

— Спятъ? — удивленно переспросилъ Бѣжецкій и, не дожидаясь отвѣта, сталъ на носкахъ подниматься на верхъ, къ себѣ въ комнату.

Но Анна еще и не думала засыпать. Она лежала съ судорожно сжатыми губами и широко раскрытыми глазами, пристально устремленными въ темноту. Она слышала, какъ мужъ вернулся, какъ онъ шептался съ Шатовымъ около двери, какъ потомъ легъ и сію минуту заснулъ. Уже должно быть разсвѣло, — въ щели ставней пробивалась зеленоватая полоска свѣта. Анна все не спала и все думала… только не о Бѣжецкомъ. Ей даже и въ голову не пришло, что онъ ждалъ ее у рѣки, что онъ страдалъ, какъ и она, ворочаясь съ боку на бокъ на кровати.

Хоть Шатовъ и не вносилъ большаго оживленія своимъ присутствіемъ, но безъ него маленькое общество Нагорнаго совсѣмъ расклеилось. Никсъ скучалъ страшно, — хорошенькая сосѣдка перестала занимать его. Анна похудѣла, измѣнилась, стала молчалива и цѣлыми днями сидѣла запершись въ своей комнатѣ. Бѣжецкій постоянно порывался уѣхать, но Никсъ удерживалъ его.

Дни, какъ нарочно, стояли дождливые.

Разъ, послѣ обѣда, когда Николай Сергѣевичъ, по обыкновенію, отдыхалъ, Анна полулежала на кушеткѣ въ гостиной. Въ углу на креслѣ сидѣлъ Бѣжецкій и курилъ сигару. Въ темнотѣ не было видно его лица, но Анна чувствовала его пристальный взглядъ. Разговоръ постоянно обрывался.

— Анна Николаевна, — рѣшительнымъ тономъ заговорилъ Бѣжецкій, послѣ продолжительнаго молчанія, — я хочу у васъ спросить… Вотъ уже три недѣли я хочу поговорить съ вами объ одной… объ одномъ обстоятельствѣ.

— Такъ за чѣмъ же дѣло стало? — спросила Анна.

— Да… какъ вамъ сказать, — съ разстановкой проговорилъ Бѣжецкій, разсматривая ладони рукъ. — Самолюбіе должно-быть мѣшало… Мнѣ хотѣлось спросить васъ, что значитъ вашъ поступокъ со мной… тогда, когда вы велѣли придти мнѣ къ рѣкѣ? — почти шепотомъ докончилъ онъ.

Анна отвѣтила не сейчасъ. Въ комнатѣ только и слышалось стуканье капель дождя о стекла оконъ.

— Я не знаю, какъ отвѣтить вамъ, — наконецъ сказала она. — Надо говорить или все, или ничего… Лгать я не люблю, не умѣю, да и очень рѣдко нахожу нужнымъ, а говорить правду тоже не считаю возможнымъ… Скажу одно: я передъ вами виновата и прошу извинить меня.

Бѣжецкій всталъ съ кресла и пересѣлъ на маленькій табуретъ близъ кушетки. Анна никогда не говорила съ нимъ такимъ тономъ.

— Ахъ, что вы, Анна Николаевна, я не объ извиненіи говорю, — живо возразилъ онъ. — Меня только мучило, неужели въ этомъ высказалось полное презрѣніе…

Анна не дала ему договорить.

— Я сама была тогда ужасно несчастна. Мнѣ можно простить, — заговорила она. — Простите и никогда не упоминайте мнѣ о томъ вечерѣ. Вы прощаете… да? — спросила она Бѣжецкаго, протягивая ему руку.

Тотъ горячо поцѣловалъ ее. Анна быстро отдернула руку, хотѣла сказать что-то и остановилась. Опять водворилось несносное молчаніе.

— Какой скучный дождь, — замѣтила Анна.

— Да, тоску наводитъ, — подтвердилъ Бѣжецкій.

— И нигдѣ такъ, какъ въ деревнѣ.

— Еще бы… Ничего не можетъ быть невыносимѣе деревни въ дурную погоду, — соглашался съ нею Бѣжецкій.

— Меня удивляетъ, зачѣмъ же люди, которымъ нечего дѣлать въ деревнѣ, живутъ тамъ, — замѣтила Анна.

Бѣжецкій, по простосердечію, не понялъ ее.

— Отчего не поѣхать куда-нибудь на воды, за границу, — говорила Анеа.

Ея собесѣдникъ продолжалъ смотрѣть на нее, но видно было, что онъ не слышалъ, что она говорила ему. Такой его взглядъ всегда раздражалъ Слащову.

— Вотъ отчего бы вамъ не проѣхаться по Европѣ, - продолжала Анна.

— Мнѣ? — очнулся Бѣжецкій. — Вы гоните меня?…

— Нѣтъ, что вы!… Только мнѣ кажется, вы скучаете у насъ…

— Еслибы скучалъ, навѣрное не остался бы жить чуть не цѣлое лѣто.

— Такъ отчего же у васъ съ утра до вечера не сходитъ съ лица выраженіе муки? — полушутя спросила его Анна.

— Вы плохо читаете на моемъ лицѣ, Анна Николаевна, вотъ все, что я могу отвѣтить вамъ, — проговорилъ смущенный Бѣжецкій.

— Можетъ быть… Только нѣтъ, я не ошиблась, — всегда чувствуется, когда рядомъ кто-нибудь скучаетъ.

— Чѣмъ? — спросилъ Бѣжецкій. — Тѣмъ, что и самъ скучаешь съ нимъ?

Анна не отвѣтила, — она не любила лгать.

Бѣжецкій сталъ судорожно грызть ногти. Анна закинула голову на спинку и смотрѣла въ потолокъ. Въ комнатѣ совсѣмъ стемнѣло. На порогѣ показался лакей и, озираясь, искалъ кого-то.

— Кого вамъ? — спросила Анна, обрадовавшись его появленію.

— Ѳедора Михайловича баринъ въ себѣ въ кабинетъ просятъ, — отвѣтилъ лакей.

— Сейчасъ иду, — отвѣтилъ Бѣжецкій, быстро всталъ и пошелъ къ Никсу.