Хосе Рисаль - Флибустьеры

— Ох, помилуйте, отец Фернандес!

Нет, нет! Отец Сибила мог все стерпеть, но только не это! Ставить ему в пример иезуитов! Он побледнел и дрожащим от возмущения голосом обрушил на отца Фернандеса град язвительных упреков.

— Уж лучше подражать францисканцам… кому угодно, но не иезуитам! — негодуя, заключил он.

— Полноте, полноте!

— Просто срам слушать такое!

Разгорелся спор, в котором все приняли участие, позабыв о присутствии генерал-губернатора: все говорили разом, кричали, не слушая и не понимая один другого.

Бен-Саиб сцепился с отцом Каморрой, оба размахивали кулаками, один что-то говорил о грубиянах, другой — о чернильных душах; отец Сибила ссылался на капитул, а отец Фернандес — на «Сумму» святого Фомы [77] «Сумма теологиа» — главное философское сочинение Фомы Аквинского (1225–1274) — одного из выдающихся представителей средневековой схоластики. . Но тут появился приходский священник города Лос-Баньос с известием, что кушать подано.

Его превосходительство поднялся и тем прекратил спор.

— Что ж, господа! — молвил он. — Сегодня мы трудились, как негры, а ведь теперь — вакации! Кто-то сказал, что серьезные дела надо решать за десертом. Я с этим вполне согласен.

— Как бы не расстроилось пищеварение! — заметил секретарь, намекая на чрезмерный пыл спорщиков.

— Тогда отложим дискуссию на завтра.

Все встали.

— Мой генерал, — пробормотал важный сановник. — Тут пришла дочь этого кабесанга Талеса, просит отпустить ее больного дедушку. Его взяли вместо сына…

Губернатор взглянул на него с досадой и провел ладонью по высокому челу.

— Карамба! И поесть спокойно не дадут!

— Она уже третий день ходит, бедняжка…

— Ах, дьявольщина! — вскричал отец Каморра. — А я — то все думаю: что бишь мне надо сказать генералу? Ведь за этим я и пришел… Ваше превосходительство, не откажите этой девушке!

Генерал почесал за ухом.

— Ладно! — сказал он. — Секретарь, дайте записку лейтенанту гражданской гвардии. Освободим старика! Пусть никто не сомневается в нашем благоволении и милосердии!

И он многозначительно посмотрел на Бен-Саиба. Журналист понимающе кивнул.

Неохотно, чуть не плача, шагал Пласидо Пенитенте по Эскольте, направляясь в университет святого Фомы.

И недели еще не минуло, как он приехал из дому, а уже дважды писал матери, умоляя разрешить ему оставить учение и поступить на службу. Мать отвечала, что надо потерпеть, пока он получит хотя бы степень бакалавра искусств, — обидно бросать учение, после того как и он и она за четыре года вошли в такие расходы и принесли столько жертв.

Как же случилось, что Пенитенте, одному из самых прилежных учеников славной коллегии в Танаване, возглавляемой отцом Валерио, занятия стали в тягость? Пенитенте слыл отличным латинистом и искусным спорщиком, то есть мастером запутать или распутать любой, самый простой и самый сложный вопрос. В родном городке восхищались его способностями, и тамошний священник, встревоженный такой славой, уже величал его «флибустьером» — верный признак, что юноша не был ни глупцом, ни тупицей. Друзья Пенитенте никак не могли понять, почему ему вдруг захотелось уйти из университета и бросить занятия: за девушками он не волочился, игроком не был — в хункиан и то не играл и лишь изредка отваживался на ревесино, поучениям монахов не верил, насмехался над «Танданг Басио», всегда был при деньгах, одевался щеголем — и все же в университет ходил неохотно и на книги смотрел с отвращением.

На мосту Испании [78] Мост Испании — так называется один из мостов в Маниле. , который обязан этой стране только названием, ибо все его части, до последнего гвоздя, ввезены из других стран. Пласидо повстречался с вереницей юношей, спешивших в Старый город, в свои коллегии. Одни были в европейских костюмах, шагали быстро, несли много книг, тетрадей и, видно, на ходу обдумывали урок или сочинение — это были воспитанники Атенео. Питомцы коллегии Сан-Хуан-де-Летран, почти все одетые по-филиппински, шли гурьбой и книг несли меньше. Студенты университета выделялись щегольскими, изящными костюмами, двигались не спеша, многие вместо книг держали в руках трость. Учащаяся молодежь на Филиппинах не шумлива и не буйна: лица у всех невеселые, и, глядя на этих юношей, понимаешь, что у них нет светлых надежд, нет счастливого будущего. В этой процессии время от времени мелькали красочным, радостным пятном яркие платья учениц муниципальной школы, идущих в сопровождении служанок. Но и тут не слышно было ни смеха, ни шуток, а о песнях или проказах и говорить нечего; разве что младшие повздорят или подерутся. Старшие же шествовали важно и чинно как немецкие студенты.

Пласидо шел по проспекту Магеллана и уже приближался к проходу — прежде там были ворота святого Доминика, — как вдруг кто-то хлопнул его по плечу. Юноша с досадой обернулся.

— Эй, Пенитенте, послушай!

Это был его соученик Хуанито Пелаэс, подлиза и любимчик преподавателей, редкостный хитрец и озорник с глазами и усмешкой шута. Отец Хуанито, богатый метис, державший торговое заведение в одном из предместий Манилы, души не чаял в сыне и мечтал видеть его выдающимся человеком. А сынок и в самом деле отличался: его проказам не было числа, при этом Хуанито, сыграв с кем-нибудь злую шутку, имел обыкновение прятаться за спины товарищей так что у него даже образовался заметный горбик, который словно бы увеличивался, когда Хуанито хихикал, радуясь своей очередной проделке.

— Ну, как развлекался, Пенитенте? — спросил он, крепко хлопая товарища по плечу.

— Так себе, — процедил сквозь зубы Пенитенте. — А ты?

— Я — чудесно! Представь, священник из Тиани пригласил меня на каникулы к себе, ну я и поехал… Да ты ведь знаешь отца Каморру? Он из либеральных, человек простецкий, прямой, душа нараспашку, вроде отца Пако… Девчонки там были премиленькие, вот мы с ним и задавали концерты — он на гитаре тренькал, я на скрипке подыгрывал… Уж поверь, веселились на славу — во всех домах побывали!

Тут он прошептал на ухо Пласидо несколько слов и расхохотался. Заметив недоверчивый взгляд приятеля, Хуанито прибавил:

— Хочешь, побожусь? Ведь им деваться-то некуда, священник всемогущ. Если отец, муж или брат мешают, он отправит их куда подальше, и все в порядке! И все же одну дуру мы встретили, она, кажется, невеста Басилио. Знаешь его? Вот болван! Выбрать в невесты девку, которая по-испански ни словечка не знает и за душой у нее ни гроша — в прислугах живет! Дикая — не подступись, но хороша… Отец Каморра как-то ночью отколотил палкой двух пентюхов за то, что устроили ей серенаду. Чуть их не убил! А она по-прежнему дичится! Да не отвертится, дудки, пойдет по той же дорожке, что и все!