Юз Алешковский - Собрание сочинений в шести томах т.2

Беспокоившийся сразу же был идентифицирован соответствующими подразделениями Лубянки, подключенными Ройтманом в частном порядке к следствию. Он оказался гражданином Цхалтубия Анклавом Отарычем. Брюнет с проседью… Петровка, 26… государственная филармония… контрабасист…

Ройтман, как все большие идиоты и не очень хитрые зверюшки перед попаданием в капкан, почуял призывный запах и манящий блеск звездного часа.

– Завтра же организую взятие под наблюдение. Уверен, что выйду на более крупную дичь. Похожу в хвосте. Все эти типы в состоянии неизвестности делают массу глупостей, облегчающих нашу работу.

– Отлично. А меня завтра хватит ударчик… ха-ха-ха… Мехлис, кстати, не часто бюллетенил.

– Знаем, Захарыч.

– Герша денек помаринуем в той же неизвестности. Не возражаешь, если через часок ко мне нагрянут консультантки по нашему делу? Анализы-шманализы…

– Давай, Захарыч, только не финтить друг с другом. Нам все известно про твой «бутербродик». Разрешишь понаблюдать? Мне больше ничего от тебя не нужно. Извини за откровенность. Откажешь – не обижусь. Я тебя успел полюбить…

– Конкретней, – жеманно согласился Л.З.

– Могу – в окно. Могу и, как обычно… скважина… шкаф…

– Начнем со скважины, – сказал Л.З.

Позже приехали на такси Верочки. Пользуясь моментом, выпросили у Л.З. две очень важных должности для каких-то троюродных братьев: уполномоченного Госконтроля СССР по Джамбульской области и директора Иркутской областной филармонии. Л.З. прекрасно понимал, что за это они получат баснословные деньги, которые все так же будут пропивать их непутевые мужья- бывшие учителя географии и истории, но отказывать и не собирался. Ему было приятно радовать столь царственными подношениями любимых алчных сучек. Да и мужья давно привыкли к щедрой плате за «вынужденный» блуд порочных подруг жизни.

Л.З. взалкал о кроватке, где он испытывал «в объеме двух женщин сразу» нечто, столь отличное от всех удовольствий карьеры и начальствования, от неслыханных ублажений тщеславия и хамовато удовлетворяемого властолюбия, от безумств гастрономического типа и неустанных забот подхалимов о своей чуткой на лесть жопе, нечто, столь уносившее его из привычных мирских измерений в сладостную дрожь телесного самозабвения, испытывал Л.З., что, когда во время всего «двойного» – жлобских ласк, ненасытных прикосновений и «фигурирования», как он выражался, – в самом половом акте в голове его беспорядочно мелькали вдруг приметы и образы служебной действительности, он холодел от их враждебного явления и сам себя раздраженно вопрошал: «Какой съезд… какая, понимаете, пятилетка?… да вы что?… где очередные задачи?… орден Ленина?… ложа Большого?… Депутат?… ну знаете…»

Попросив, вновь забывался, как бы дав невидимому секретарю, сдержанно склонившемуся за изголовьем кроватки, категорическое указание: «Меня нет!»

С искренними извинениями перед читателем, открыто увлекающимся реалистическими описаниями интимных человеческих телодвижений и не всегда им сопутствующих переживаний, галлюцинаций, вздорных мыслей, а также монстров кроватного юмора, мы избежим подробного описания того, что происходило за дверью, в скважину которой вонзился, трепеща от низкого любопытства, подполковник Ройтман.

Он ведь попал в красный чекистский террариум, почуяв в будораживших воображение программах смутный намек на возможность полного удовлетворения в недалеком будущем целого ряда милейших интимных подробностей.

А где еще, как не в органах, можно содействовать желанному переустройству ханжеского мира и скотоподобного общества с тайным сладострастием, с щекочущей нервишки испорченностью, с предельным, захватывающим дух ублажением животных, а подчас и гражданских инстинктов?

Бывало, Ройтман целыми днями, пропуская уроки в училище клубных затейников, рыскал по окрестным квартирам и по окрестной местности в поисках любимого зрелища соития посторонних людей. Если бы юноша Ройтман употребил всю энергию и изощренную выдумку, с которыми он выискивал подобные зрелища в самых необычных местах, при самых необычных обстоятельствах и в самое необычное для этого время дня – например, во время ут ренней физзарядки или радиопередачи «Пятиминутка безбожника», – он, безусловно, стал бы опытным охотником за микробами или выдающимся вором-домушником.

Он балансировал на карнизах, повисал на веревках в глубине дворовых колодцев, научился неслышно стоять и передвигаться, надолго сдерживать дыхание, не икать от перенапряжения всех известных нам чувств, а также – это было всего труднее – не мочиться в штаны и не портить вслух воздух от зависти и ненависти к совокупляющимся парочкам и группам.

Групповых совокуплений в те фантастические времена была масса потому, что все резко индивидуальное подвергалось глумливому издевательству авангардистами в области морали. Слабонервный, бескультурный обыватель слепо тянулся за «передовой и культурной» элитой, чтобы не отстать от экстравагантных пассажей тогдашней моды в области половой жизни.

Зачастую скромное профсоюзное собрание единогласно начинало стихийное совокупление, ухитряясь, однако, продолжать обсуждение пунктов повестки дня и переходя от нечленораздельного мычания к бурным здравицам в честь Ленина, Троцкого и мировой революции. То же самое происходило при подписках на различные денежные займы и на сборах средств для бастующих текстильщиков Англии…

Почему уж юноша Ройтман не предпринимал никаких шагов для овладения натуральной особой женского пола, остается загадкой. Возможно, его устрашали икота и порча воздуха, аккуратно сопровождающие каждую непроизвольную поллюцию при тайных соглядатайствах.

Наконец, вслед за зрелостью половой в Ройтмане обосновалась зрелость гражданская. Секс для секса как-то сразу перестал доставлять прежнее удовольствие. Смутно хотелось дополнить слежку и высматривание чем-нибудь поэтичным и духовным.

Ройтман, ко всему прочему, побывал однажды на встрече с Ежовым. Тот откровенно делился с юными энтузиастами опытом увлекательной работы, которая была преступно скомпрометирована либеральными наследниками древнего первочекиста Ивана Грозного на великодержавном российском престоле.

Сразу после встречи с Ежовым юноша Ройтман стал умело сочетать чувственные подслушивания и подсматривания, доводившие его до неистовых сотрясений плоти, с сочинением доносов на похабных совокупленцев.

Дело в том, что во все без искючения исторические эпохи все парочки, особенно представленные в постели хотя бы одним думающим, образованным и интеллигентным человеком, начинают сразу же вслед за законным удовлетворением или же вместо него духовно ублажающие беседы о возвышенном. Совершенно не имеет значения, что именно представляется парочке возвышенным в передышке между взаимообладаниями или в конце опустошающей любовной встречи.