Дени Дидро - Монахиня_ Племянник Рамо_Жак-фаталист и его Хозяин

«Плакала!»

«Затем она садится, берет свою работу, хочет приступить к ней, но приступить не может. Кругом беседуют; она молчит; пытаются ее развеселить, она сердится; предлагают ей игру, прогулку, спектакль — она соглашается, а когда все готовы, ей приходит в голову что-нибудь другое, но мгновение спустя надоедает… Ага, ты смутился! Больше я тебе ничего не скажу».

«Значит, шевалье, вы полагаете, что, если бы я вернулся…»

«Полагаю, что ты сделал бы глупость. Надо твердо стоять на своем, надо быть решительным. Если вернешься незваный, ты погиб. Пусть эти люди наберутся ума-разума».

«А если меня не позовут?»

«Тебя позовут».

«А если будут тянуть слишком долго?»

«Тебя скоро позовут. Черт подери! Такого человека, как ты, не легко заменить! Если ты вернешься по своей воле, на тебя будут дуться, заставят дорого заплатить за твою выходку, тебя впрягут в такое ярмо, в какое пожелают; придется подчиниться, придется преклонить колени. Хочешь ты быть господином или рабом, к тому же сильно пришибленным рабом? Выбирай. По правде говоря, ты поступил несколько необдуманно: трудно принять тебя за безмерно влюбленного человека; но что сделано, то сделано, и если из этого можно извлечь пользу, то не следует упускать случая».

«Она плакала!»

«Ну так что же, что плакала? Пусть лучше она плачет, чем ты».

«Но если меня не позовут?»

«Тебя позовут, будь спокоен. Когда я прихожу, то не вспоминаю о тебе, словно тебя нет на свете. Наконец меня спрашивают, видел ли я тебя; я равнодушно отвечаю то «да», то «нет»; затем разговор переходит на другие предметы, но все же обязательно возвращается к твоему бегству. Заговаривает либо отец, либо мать, либо тетка, либо Агата: «После такого внимания, какое мы ему оказали!.. Сочувствия, которое мы проявили к его тяжбе!.. Любезного обхождения моей племянницы!.. Учтивостей, которыми я его осыпала! Сколько раз клялся он нам в своей привязанности! Верьте после этого людям!.. Открывайте двери своего дома перед теми, кто хочет у вас бывать!.. Полагайтесь на друзей!»

«А Агата?»

«В доме — полное недоумение, могу тебя заверить».

«А Агата?»

«Агата отводит меня в сторону и говорит: «Понимаете ли вы что-нибудь в поведении своего друга? Вы столько раз уверяли, что он меня любит; вы, конечно, сами этому верили: да и почему бы вам не верить? Я тоже верила, я…» Тут она останавливается, голос ее слабеет, глаза наполняются слезами… Но что я вижу! Ты и сам прослезился! Больше я ничего не скажу, дело решенное. Я понимаю, чего ты хочешь, но этого не будет. Если ты сделал глупость, убежав от них без всякого смысла, то я не позволю тебе повторить ее, бросившись им на шею. Надо извлечь выгоду из этого происшествия, чтобы подвинуть твое дело с Агатой; пусть она убедится, что держит тебя не настолько крепко, чтоб не могла потерять, пусть она примет меры, чтоб тебя сохранить. Ограничиться поцелуем руки после того, что ты сделал! Но по совести, шевалье, ведь мы друзья: ты можешь, не погрешая против чести, довериться мне: ты ничего у нее не добился?»

«Ничего».

«Врешь; притворяешься целомудренным».

«Я, быть может, так бы и поступил, будь у меня для этого основание; но клянусь, я не имел счастья солгать».

«Это необъяснимо: ведь ты вовсе не такой неловкий… Как! Неужели она ни разу не проявила слабости?»

«Нет».

«Может быть, она и проявила, но ты не заметил и упустил случай? Боюсь, как бы ты не вел себя чуть-чуть глуповато; это свойственно таким честным, деликатным и сентиментальным людям, как ты».

«Ну, а вы, шевалье, — спросил я, — что вы там делаете?»

«Ничего».

«У вас нет никаких притязаний?»

«Прошу прощения! Они были, и даже довольно долго; но ты «пришел, увидел, победил». Я заметил, что на тебя усиленно смотрят, а меня совершенно не замечают, и намотал себе это на ус. Мы остались добрыми друзьями: мне поверяют свои крохотные мысли, иногда следуют моим советам; и за неимением лучшего я согласился на второстепенную роль, на которую ты меня обрек».

Жак. Я хочу отметить два обстоятельства, сударь. Первое: мне ни разу не удалось рассказать свою историю без того, чтобы тот или иной черт меня не перебил, а ваша течет без перерыва. Такова жизнь: один вертится между шипами и не колется; другой тщательно следит, куда ставить ноги, и все же натыкается на шипы посреди лучшей дороги и возвращается домой ободранный до потери сознания.

Хозяин. Разве ты забыл свой припев: великий свиток и предначертания свыше?

Жак. Второе: я настаиваю на том, что ваш шевалье де Сент-Уэн — отъявленный мазурик и что, поделив ваши деньги с ростовщиками Лебреном, Мервалем, Матье де Фуржо, или Фуржо де Матье, и Бридуа, он старается навязать вам свою любовницу, но, разумеется, самым честным образом, пред лицом нотариуса и священника, чтобы затем разделить с вами и жену… Ой, горло!..

Хозяин. Знаешь ли, что ты делаешь? Вещь очень обычную и крайне наглую.

Жак. Я на это способен.

Хозяин. Ты жалуешься на то, что тебя прерывают, и сам прерываешь других.

Жак. Это — последствие дурного примера, который вы мне подали. Мать хочет заниматься амурами и требует, чтобы дочь была благоразумна; отец хочет быть расточительным и требует от сына бережливости; Хозяин хочет…

Хозяин. Прервать своего лакея, прерывать его, сколько вздумается, и требует, чтобы лакей его не прерывал.

Не опасаешься ли ты, читатель, что здесь повторится сцена, имевшая место в трактире, когда один кричал: «Ты спустишься вниз!», а другой: «Нет!» Отчего бы мне не прожужжать вам уши: «Буду перебивать!..» — «Не будешь перебивать!»? Несомненно, если я немного раззадорю Жака или его Хозяина, то начнется ссора; а если она начнется, то бог весть чем кончится. Правда, однако, заключается в том, что Жак скромно отвечал Хозяину:

— Я вас не перебиваю, я только пользуюсь вашим разрешением и беседую с вами.

Хозяин. Пусть так; но это еще не все.

Жак. Какую же еще непристойность мог я совершить?

Хозяин. Ты опережаешь рассказчика и лишаешь его предвкушаемого им удовольствия удивить тебя; ты упорствуешь в своей неуместной прозорливости, угадываешь то, что ему хотелось тебе сказать, и вот — ему остается только умолкнуть, и я умолкаю.

Жак. Ах, сударь!

Хозяин. Черт бы побрал умных людей!

Жак. Согласен; но у вас не хватит жестокости…

Хозяин. Признай, по крайней мере, что ты этого заслуживаешь.

Жак. Признаю; но после этого вы посмотрите на часы, возьмете понюшку табаку, гнев ваш утихнет, и вы будете продолжать свою историю.

Хозяин. Этот чудак делает со мной что хочет…

Спустя несколько дней после моей беседы с шевалье он снова явился ко мне; у него был вид триумфатора.

«Ну как, приятель? — сказал он. — В другой раз будете верить моим предсказаниям? Я же говорил вам, что сила на вашей стороне; вот вам письмо от крошки; да, письмо, письмо от нее…»