Джейн Остен - Эмма

Эмма заявила, что будет «очень рада повидать миссис Бейтс», и сказала все, что подобает в таких случаях. Наконец они вышли из лавки, более не задерживаемые мисс Бейтс, которая бросила на прощание:

– Здравствуйте, миссис Форд! Прошу прощения. Я вас не заметила. Слышала, у вас появились очаровательные новые ленты из Лондона? Джейн вчера вернулась просто в полном восторге. Спасибо, перчатки прекрасно подошли, только чуточку велики в запястье, но Джейн их ушьет.

Выйдя на улицу, мисс Бейтс присоединилась к остальным и начала:

– О чем бишь это я?

Интересно, подумала Эмма, на каком из многочисленных предметов она наконец остановится?

– Положительно не могу припомнить, о чем я говорила! Ах да! О матушкиных очках. Так любезно со стороны мистера Фрэнка Черчилля! «Ах, – сказал он, – мне серьезно кажется, будто я сумею починить заклепку. В такого рода работах я мастер». Знаете, это так хорошо говорит о нем… Да уж, судя по тому, что я слышала о нем прежде и что ожидала увидеть… Он превзошел все ожидания! Примите, миссис Уэстон, мои искренние поздравления. Кажется, он отвечает всем чаяниям заботливого родителя… Так вот, он сказал: «О! Я сумею починить заклепку. Мне чрезвычайно нравится такого рода работа». Никогда не забуду его поведения. А когда я принесла из буфета печеные яблоки и выразила надежду, что наши друзья не побрезгуют и отведают по яблочку, он немедленно воскликнул: «Ах! Ничто не сравнится по вкусу с печеными яблоками, не отыщется фрукта и вполовину настолько вкусного, а эти яблоки на вид самые соблазнительные домашние печеные яблоки из всех, какие мне доводилось видеть». Это, знаете ли, было так мило сказано… И я уверена, судя по его поведению, это был не просто комплимент. Яблоки и правда восхитительные, и миссис Уоллис отдает им должное… Только мы ставили их в печь всего лишь раза два, а мистер Вудхаус взял с нас слово, что мы пропечем их трижды, но надеюсь, мисс Вудхаус будет так любезна и не выдаст нас. Сами яблоки того сорта, который лучше всего подходит для запекания… в этом нет никакого сомнения! Все они из Донуэлла – щедрый дар мистера Найтли. Он каждый год присылает нам мешок. И нигде яблоки не держатся так долго, как на одной яблоне из его сада – кажется, всего их у него две. Матушка говорит, что сад его славился еще во времена ее молодости. Но послушайте, какое потрясение испытала я на днях… Заходит к нам как-то мистер Найтли, а Джейн как раз ела эти яблоки, и мы говорили о них. О том, как они ей нравятся, а он спросил, не подходят ли к концу наши запасы. «По-моему, у вас осталось мало, – сказал он, – и я пришлю вам еще мешок, у меня их намного больше, чем мне нужно. Уильям Ларкинс в этом году оставил гораздо больше яблок, чем обычно. Я пришлю вам еще яблок, пока они не испортились». Я умоляла его не присылать – хотя у нас и правда запас кончается, я не знаю, много ли еще осталось, может, всего с полдюжины, но их все следует сохранить для Джейн. Я совершенно не вынесу, если он пришлет нам еще, несмотря на всю свою щедрость… и Джейн сказала то же самое. А когда он ушел, она почти поссорилась со мной… Нет, я неточно выразилась, ведь мы никогда в жизни не ссоримся… Но она так огорчилась, что я призналась в том, что яблоки почти закончились. Ей-то хотелось, чтобы я убедила его в том, что у нас еще много осталось. «Ах, – сказала я, – милая моя, я ведь и пыталась его убедить как могла!» Так вот, и в тот же вечер приходит к нам Уильям Ларкинс и приносит огромную корзину яблок, того самого сорта – бушель, кажется, и я была так тронута, спустилась вниз и поговорила с Уильямом Ларкинсом и поблагодарила его как следует, как вы понимаете. Уильям Ларкинс – наш старый знакомый! Я всегда рада его видеть. И представьте, после я узнаю от Патти, что, по словам Уильяма, это были все яблоки того самого сорта, что оставались у его хозяина! Он все их прислал нам – а теперь у его хозяина не осталось ни одного яблочка, чтобы испечь или сварить варенье. Кажется, сам Уильям ничего не имел против, он так радовался, что его хозяин продал много яблок, – потому что Уильям, знаете ли, больше думает о доходах своего хозяина, чем обо всем остальном. Он сказал, что миссис Ходжес была очень недовольна тем, что все яблоки распродали и раздарили. Она и мысли не может допустить о том, что ее хозяин следующей весной останется без яблочного пирога. Он все передал Патти, но просил ее не волноваться и не говорить нам ни слова, потому что миссис Ходжес иногда бывает… ну, словом, бывает грубовата, а так как столько мешков яблок продали на сторону, какое имеет значение, кто доест остатки? В общем, Патти рассказала мне, и представьте себе мое потрясение! Ни за что на свете не хотелось бы мне, чтобы об этом узнал мистер Найтли! Он такой… Я хотела, чтобы Джейн ничего не узнала, но, к несчастью, я все выложила ей прежде, чем поняла, о чем говорю.

Мисс Бейтс как раз закончила тираду, когда Патти отворила дверь. Гости стали подниматься по лестнице. На некоторое время они были избавлены от постоянного назойливого жужжания, мисс Бейтс лишь неустанно напутствовала их:

– Пожалуйста, миссис Уэстон, будьте осторожны, там на повороте ступенька. Умоляю, не споткнитесь, мисс Вудхаус, у нас на лестнице довольно темно – гораздо темнее и уже, чем можно ожидать. Умоляю, мисс Смит, осторожнее! Мисс Вудхаус, я очень беспокоюсь, как бы вы не ушибли ногу. Мисс Смит, на повороте ступенька!

Войдя в маленькую гостиную, они обнаружили, что там царят мир и благополучие. Лишенная своего обычного рукоделия, миссис Бейтс подремывала, сидя у камина, Фрэнк Черчилль, сидя за столиком рядом с нею, усердно чинил ее очки, а Джейн Ферфакс, которая стояла, повернувшись спиной к вошедшим, была поглощена своим фортепиано.

Как ни был занят молодой человек, он все же оказался способен выразить на лице величайшую радость при виде Эммы.

– Какое удовольствие, – сказал он, понизив голос, – что вы пришли на десять минут раньше, чем я рассчитал! Вот видите, я стараюсь быть полезным. Скажите, как по-вашему, удастся мне починить очки?

– Как? – воскликнула миссис Уэстон. – Вы еще не закончили? В таком случае вам не удастся зарабатывать себе на хлеб починкою очков!

– Я же не работал непрерывно, – оправдывался он, – я еще помогал мисс Ферфакс ровно установить пианино – оно стояло как-то неустойчиво. Полагаю, из-за неровности пола. Вот, видите ли, мы подсунули под одну ножку кусок бумаги. Очень мило, что вы согласились прийти! Я почти боялся, что вы заспешите домой.

Он настоял, чтобы Эмму усадили рядом с ним. Долго выбирал и наконец выбрал для нее самое, на его взгляд, аппетитное печеное яблочко и пытался задействовать ее себе в помощь – беспрестанно спрашивал ее совета, пока Джейн Ферфакс не приготовилась снова сесть к инструменту. То, что она не была немедленно готова сесть к пианино, Эмма приписала ее расстроенным нервам – она еще не настолько привыкла к инструменту, не настолько привыкла считать его своим, чтобы прикасаться к клавишам спокойно. Ей надобно было пока убеждать себя сыграть. Ее чувства не могли не тронуть Эмму, и она немедленно решила никогда больше не говорить своему соседу о своей жалости к мисс Ферфакс.