Джейн Остен - Эмма

Однако, как ни было письмо его лестно для нее, как ни свидетельствовало оно о его любви, сложив его и вернув миссис Уэстон, Эмма все же не могла не признать, что письмо не задело ее чувств, что она все так же сумеет обойтись без его автора. Следовательно, и ему придется смириться с тем, что он должен обходиться без нее. Ее намерения остались неизменными. Ее решимость отказать ему лишь росла, подкрепляясь возникшим в ее голове планом, как впоследствии утешить его и составить его счастье. То, что он вспомнил о Харриет, и слова, завершающие письмо, о ее «хорошенькой подруге», натолкнули ее на интересное предположение. Вот было бы славно, если бы он перенес всю силу своей привязанности с нее на Харриет. Разве такое не возможно? Вполне. Разумеется, Харриет сильно уступает ему в интеллекте, но ведь прелесть ее личика и теплая простота ее манер произвели на него такое сильное впечатление! К тому же ее знатное происхождение, в котором Эмма была почти уверена, также говорило в ее пользу… Для самой же Харриет этот брак станет, несомненно, и выгодным, и приятным.

«На успех нового сватовства не стоит даже рассчитывать, – убеждала себя Эмма. – Нельзя об этом думать! Мне ли не знать, куда могут завести подобные измышления. Однако на свете случаются и более странные вещи. И когда мы перестанем испытывать друг к другу такую привязанность, какую испытываем сейчас, это станет лишним подтверждением того, что нас свяжет искренняя, ничем не омраченная дружба, которую я уже с нетерпением предвкушаю».

Приятно было утешаться мыслями о Харриет; хотя, возможно, Эмма поступила бы умнее, если бы не давала воли своему воображению, ибо ее ждало новое испытание. Подобно тому как приезд Фрэнка Черчилля, будучи последней и самой свежей новостью, начисто вытеснил из разговоров жителей Хайбери тему помолвки мистера Элтона, так и теперь, после отъезда Фрэнка Черчилля, самыми насущными снова стали дела мистера Элтона… Назначен был день его свадьбы. Скоро он снова будет среди них, да еще со своей новобрачной. Едва успели обсудить первое письмо из Энскума, как уже «мистер Элтон и его молодая жена» были у всех на устах, а о Фрэнке Черчилле забыли. Эмме делалось плохо при одном упоминании имени мистера Элтона. На целых три недели она, если можно так выразиться, получила отпуск от мистера Элтона! Она усиленно убеждала себя, что душа Харриет постепенно возрождается к жизни. По крайней мере, во время подготовки к балу у мистера Уэстона думать о чем-либо другом было положительно невозможно. Но теперь стало очевидно, что Харриет еще не восстановилась полностью. Новая карета, звон свадебных колоколов и прочее подкосили ее.

Бедная Харриет была в таком смятении, что Эмме приходилось беспрестанно увещевать, утешать подругу и проявлять к ней внимание во всех мелочах. Эмма выбивалась из сил, но понимала, что Харриет вправе рассчитывать на ее изобретательность и терпение, однако то был тяжкий труд – убеждать без конца безо всякого результата, без конца соглашаться с подругой и понимать, что по данному поводу их взгляды никогда не совпадут. Харриет покорно слушала и говорила, что все верно, истинная правда, все так, как говорит мисс Вудхаус, – думать о них вовсе не стоит… И больше она не будет думать о них… больше никогда не будет… Но никакая перемена темы не помогала, и через полчаса любой разговор неизбежно сворачивал на Элтонов. Наконец Эмма решила испробовать другой способ.

– Харриет, ваша склонность столько думать о женитьбе мистера Элтона и так сокрушаться по этому поводу – самый большой упрек, какой вы можете сделать мне. Трудно сильнее корить меня за ошибку, которую я совершила. Я знаю, все произошедшее – моих рук дело. Уверяю вас, я ничего не забыла… Заблуждаясь сама, я самым позорным образом обманывала вас! И мое заблуждение навсегда останется для меня тягостным укором. Не думайте, будто я все позабыла.

Харриет была так поражена, что лишь испуганно пискнула что-то в ответ. Эмма продолжала:

– Я не призываю вас, Харриет, ради меня собраться с духом и ради меня меньше говорить и думать о мистере Элтоне, ибо я хотела бы, чтобы вы забыли о нем скорее ради вас самой, ради вещи куда более важной, чем мое спокойствие, – ради того, чтобы научиться владеть собой! Осознайте, в чем ваш долг, вспомните о приличиях, стремитесь избежать подозрений посторонних ради спасения вашего здоровья и веры в людей и восстановления вашей безмятежности. Вот к чему я пытаюсь вас склонить. Мне очень жаль, что вы не в состоянии прочувствовать все эти вещи в достаточной степени, чтобы действовать соответственно. Перестану ли страдать я – не суть важно. Я хочу, чтобы вы спаслись от гораздо больших мук. Признаюсь, иногда у меня и мелькало соображение, что Харриет не забудет, чем обязана… нет, вернее, как утешить меня своей добротой…

Призыв к милосердию сделал больше, чем все остальное. Мысль о том, что в благодарности и утешении нуждается сама мисс Вудхаус, которую Харриет искренне, всем сердцем любила, на короткое время повергла Харриет в отчаяние. Но когда первые угрызения совести прошли, у нее достало сил действовать так, как надлежало, и очень деликатно поддержать свою подругу:

– Вы, которая всегда были и есть моя самая лучшая подруга на свете… А я оказалась так неблагодарна! Никто не сравнится с вами! Да я никого не люблю так, как вас! О, мисс Вудхаус, какая же я была неблагодарная!

Подобные излияния, сопровождаемые покаянным видом, заламыванием рук и прочими свидетельствами, убедили Эмму в том, что никогда не любила она Харриет так сильно и никогда столь высоко не ценила ее привязанность.

«Никакая добродетель не сравнится с нежностью сердца, – говорила она потом себе. – Нет, с этим ничто не сравнится. Теплота и сердечность, вдобавок пленительная простота нрава победят самый ясный ум на свете и завоюют любовь. Уверена, так и будет. Именно за нежное сердце все так любят батюшку… и обожают Изабеллу… Теперь я это поняла… Я знаю, как вознаградить и заставить ценить это качество… Харриет превосходит меня в обаянии и простодушии, какое дает нежное сердце. Милая Харриет! Я не променяю тебя на самую трезвомыслящую, дальновидную и справедливейшую из подруг. Ах! Эта холодность Джейн Ферфакс! Харриет стоит сотни таких, как она… А как жена – для разумного человека… она просто неоценима. Не будем называть имен, но счастлив будет тот, кто променяет Эмму на Харриет!»

Мистер Элтон вернулся, и прихожане толпой хлынули в церковь – не столько из-за возросшей набожности, сколько для того, чтобы поглазеть на его молодую жену, которая, как и подобает супруге священника, сидела на особой скамье, однако разглядеть, какова она собой – красавица, просто хорошенькая или вовсе дурнушка, – не представилось возможным. Жители Хайбери надеялись узнать ее получше позже, во время формальных визитов – они не замедлили вскоре последовать.