Петру Думитриу - Буревестник

— Садись. Выпьешь виски?

Мохнатыми руками (Спиру Василиу был очень волосат), украшенными золотыми часами с золотым браслетом и массивным золотым кольцом, он принялся доставать из шкафчика бутылку и стаканы.

— Что это ты, Спиру? Разбираешь белье?

— Готовлюсь к встрече с каракасскими красавицами, — со смехом ответил Василиу.

— Вот поймаешь злостный тропический сифилис, тогда и будешь знать, — сказал старик.

— Волков бояться — в лес не ходить, — смеялся Спиру Василиу, пожимая плечами. — Мы один раз живем на свете. Надо пользоваться…

— Тебе что! Другой заботы у тебя нету… — пробормотал старик, вспомнив о Прикопе.

— По одной в каждом порту! — весело хохотал Спиру Василиу, окидывая взглядом висевшие на стене фотографии.

Из леса снова раздался грозный звериный рык. Старик насторожился, но звук не повторялся.

— Знаешь что, Спиру? — начал он. — Этот Данилов — липованин [7] Липованами в Румынии называют русских старообрядцев, живущих в устье Дуная. из машинного отделения… когда ты решишься на что-нибудь рискованное, то возьми его — пригодится. Он вроде ягуаров, которые ревут в этих зарослях.

Старший помощник капитана пожал плечами:

— Меня не интересуют рискованные дела… я больше по дамской части…

Старик утер рукой струившийся со лба пот.

— Неужели ты хочешь сказать, — продолжал Спиру Василиу, — что на свете существует что-либо интереснее женщин?

Старший механик сделал свою любимую гримасу, опустив нижнюю губу, отчего его лицо приобрело выражение глубокого отвращения:

— На свете вообще нет ничего интересного… решительно ничего!

— Ты — старик, тебе уже не до баб, потому-то так и рассуждаешь, — заметил Спиру Василиу.

— Ты прав: я рассуждаю так потому, что я старик, все это прекрасно знаю и все на свете перепробовал, — сказал старший механик. — В жизни нет ничего, ради чего стоило бы особенно стараться. Все, Спиру, — дрянь и чепуха! Куда девался сифон? Вели, чтобы тебе принесли другой, со льда!

В конце этого лета «Арабелла Робертсон» находилась на Мальте с грузом машин для Александрии. Оставалось погрузить оборудование для канализации и трубы, предназначавшиеся тоже для Египта. Когда Прикоп возвращался из города, работа, несмотря на поздний час, шла полным ходом.

Ветра не было, воздух был неподвижен, сухая, раздражающая нервы жара стояла над Ла-Валеттой. Старинные каменные стены крепости были насквозь прогреты солнцем — стоило притронуться к ним рукой, чтобы в этом убедиться. Из подвалов несло тухлятиной. На улице, по которой быстро шагал Прикоп, из всех окон, сквозь опущенные жалюзи и вечно задернутые шторы струился свет. Стоя в освещенных дверях, какая-то женщина в халате крикнула Прикопу:

— Eh, tu, vieni qua [8] Эй, ты, пойди сюда! (итал.) . !

Прикоп окинул ее беглым взглядом. Женщина смеялась, глядя на него, и ее раскрытые, толстые, ярко намазанные губы обнажали крупные зубы, из которых одного недоставало. Растрепанные, спадающие на плечи волосы, глупый, отвратительный смех, черные чулки, распахнутый халат, голый живот и выставленные напоказ отвислые груди изобличали дешевую проститутку, из тех, что обслуживают простых матросов, с которых много не возьмешь. Прикоп отвернулся и, ускорив шаг, пошел дальше…

Он только что покинул заведение, где были как раз такого рода девицы и, выйдя оттуда, свернул сначала за один угол, потом за другой и почти бегом спускался теперь к порту, не замечая ни высеченных из камня гербов над дверьми домов, где когда-то жили рыцари, командоры и магистры мальтийского ордена; ни сверкающих вывесок над магазинами; ни пьяных английских матросов и солдат, которые, держась под руку по шесть человек в ряд, ходили по улицам, горланили песни фальшивыми голосами и заставляли прохожих сходить с тротуаров; ни ресторанов и кабаков, где продавались более дорогие женщины, для людей с достатком, — не таких, как Прикоп, — ничего этого он не замечал, будучи всецело погружен в свои соображения. Ему срочно нужно было поговорить со старым Стягой, посоветоваться с ним, пожалуй, даже пообещать ему денег.

Прикоп не жалел о том, что сделал, — он поступил так, потому что не мог удержаться. Мысль о раскаянии вообще не приходила ему в голову. Жалко было только, что он не обдумал все заранее и теперь было опасение, чтобы это как-нибудь не узналось…

Прикоп был совершенно трезв. Страшное нервное напряжение заставляло его мозг работать особенно отчетливо и ясность мысли в эти минуты была у него необычайная. Он спустился в порт. Здесь, под высокими, не успевшими остыть после дневного зноя стенами, под башнями, амбразурами и бастионами древней крепости мальтийских рыцарей гремели подземные краны, стучали по железу молотки, басисто ревела сирена над пришвартованными к стенке грузовыми пароходами и жирной водой, переливавшейся в свете прожекторов красными, фиолетовыми, темно-синими отблесками. Далее, где темный рейд бороздил моторный катер с большим кормовым флагом, который, казалось, тащился как шлейф по воде, дремали на якорях три низких, широких, военных корабля британского Средиземного флота, похожие на черепах, с их двенадцатидюймовыми орудийными башнями. Но Прикоп видел только то, что его интересовало: стоявшую у стенки старую «Арабеллу Робертсон», окрашенную шаровой краской с уродливым коричневым командным мостиком и обличающей ее почтенный возраст высокой, тонкой трубой. Прикоп незаметно взобрался на борт и отправился разыскивать старшего механика.

На следующее утро, когда «Арабелла Робертсон», закончив погрузку и собрав весь свой экипаж, медленно двигалась по грязной воде, в которой плавали все отбросы Ла-Валетты, моторный катер портового управления, поднимая белые буруны по обе стороны носа, догнал выводивший ее из порта буксир и один из находившихся на катере людей крикнул в рупор, чтобы он остановился. Когда приказание было исполнено и катер пристал к борту «Арабеллы Робертсон», ее капитан, — седой, сухопарый, высохший как мумия англичанин, с пепельно-серой кожей и стеклянным взглядом, — обратился к Спиру Василиу с просьбой узнать, в чем дело. Старший помощник невольно попятился — так сильно разило спиртом от капитана, — и пошел принимать прибывших. По штормтрапу поднимались двое: штатский и сопровождавший его офицер из портового управления. Они добрались до палубы, — и в это время драивший ее матрос будто по ошибке окатил их с головы до ног из шланга. Остальные без улыбки ждали, что будет дальше. Промокшие до нитки штатский с офицером были в таком негодовании, что даже не ответили на приветствие Спиру Василиу, тоже сохранявшего напускную серьезность, хотя он отлично знал, что гостей окатили вовсе не по ошибке. Они приказали ему выстроить экипаж на палубе и заявили, что ищут румына, который прошлой ночью убил в публичном доме матроса-датчанина. Содержавшиеся в доме женщины ничего другого показать не могли, кроме того, что убийца — тоже матрос, но румын. В управлении порта было известно, что среди экипажа и командного состава «Арабеллы Робертсон» было три румына.