Юз Алешковский - Собрание сочинений Т 3

Васька срок отволок,
снят с могилки казанской пропеллер,
чтоб она за бугор отвалить не могла,
а Светлану везёт
на сребристом "Роллс-Ройсе" Рокфеллер
по шикарным шоссе
на рысях на большие дела.

Жемчуга на неё
надевали нечистые лапы,
предлагали аванс,
в Белый дом повели на приём,
и во гневе великом
в гробу заворочался папа,
ажно звякнули рюмки
в старинном буфете моём.

Но родная страна
оклемается вскоре от травмы,
воспитает сирот
весь великий советский народ.
Горевать в юбилейном году
не имеем, товарищи, прав мы,
Аллилуева нам не помеха
стремиться, как прежде, вперёд.

Сталин спит смертным сном,
нет с могилкою рядом скамеечки.
Над могилкою стынет
тоскливый туман…
Ну, скажу я вам, братцы,
подобной семеечки
не имели ни Пётр,
ни Грозный диктатор Иван.

Смотрю на небо просветлённым взором,
Я на троих с утра сообразил,
Я этот день люблю, как День шахтёра
И праздник наших Вооружённых сил.

Сегодня яйца с треском разбиваются,
И душу радуют колокола.
А пролетарии всех стран соединяются
Вокруг пасхального стола.

Там красят яйца в синий и зелёный,
А я их крашу только в красный цвет,
В руках несу их гордо, как знамёна
И символ наших радостных побед.

Как хорошо в такое время года
Пойти из церкви прямо на обед,
Давай закурим опиум народа,
А он покурит наших сигарет.

Под колокольный звон ножей и вилок
Щекочет ноздри запах куличей,
Приятно мне в сплошном лесу бутылок
Увидеть даже лица стукачей.

Все люди – братья! Я обниму китайца,
Привет Мао Цзэдуну передам,
Он жёлтые мне высылает яйца –
Я красные свои ему отдам.

Сияет солнце мира в небе чистом,
И на душе у всех одна мечта:
Чтоб коммунисты типа империалисты
Прислушались к учению Христа.

Так поцелуемся давай, прохожая!
Прости меня за чистый интерес.
Мы на людей становимся похожими…
Давай ещё!.. Воистину воскрес!

Из колымского белого ада
Шли мы в зону в морозном дыму.
Я заметил окурочек с красной помадой
И рванулся из строя к нему.

"Стой, стреляю!", – воскликнул конвойный,
Злобный пёс разодрал мой бушлат.
Дорогие начальнички, будьте спокойны,
Я уже возвращаюсь назад.

Баб не видел я года четыре,
Только мне, наконец, повезло –
Ах, окурочек, может быть, с "Ту-104"
Диким ветром тебя занесло.

И жену удавивший Капалин,
И активный один пидарас
Всю дорогу до зоны шагали, вздыхали,
Не сводили с окурочка глаз.

С кем ты, сука, любовь свою крутишь,
С кем дымишь сигареткой одной?
Ты во Внуково спьяну билета не купишь,
Чтоб хотя б пролететь надо мной.

В честь твою зажигал я попойки
И французским поил коньяком,
Сам пьянел от того, как курила ты "Тройку"
С золотым на конце ободком.

Проиграл тот окурочек в карты я,
Хоть дороже был тыщи рублей.
Даже здесь не видать мне счастливого фарта
Из-за грусти по даме червей.

Проиграл я и шмотки, и сменку,
Сахарок за два года вперёд,
Вот сижу я на нарах, обнявши коленки,
Мне ведь не в чем идти на развод.

Пропадал я за этот окурочек,
Никого не кляня, не виня,
Господа из влиятельных лагерных урок
За размах уважали меня.

Шёл я в карцер босыми ногами,
Как святой, был спокоен и тих.
Десять суток кровавыми красил губами
Я концы самокруток своих.

"Негодяй, ты на воле растратил
много тыщ на блистательных дам!" –
"Это да, – говорю,- гражданин надзиратель,
только зря, – говорю, – гражданин надзиратель,
рукавичкой вы мне по губам…"

Я белого света не видел.
Отец был эсером, и вот
Ягода на следствии маму обидел,
он спать не давал ей четырнадцать суток,
ударил ногою в живот.

А это был, граждане, я, и простите
за то, что сегодня я слеп,
не знаю, как выглядят бабы и дети,
товарищ Косыгин, Подгорный и Брежнев,
червонец, рябина и хлеб.

Не вижу я наших больших достижений,
и женщин не харю, не пью.
И нету во сне у меня сновидений,
а утречком, утречком, темным, как ночка,
что Бог посылает – жую.

Простите, что пес мой от голода лает,
его я ужасно люблю.
Зовут его, граждане, бедного – Лаэрт.
Подайте копеечку, Господа ради,
я Лаэрту студня куплю.

Страна хорошеет у нас год от года,
мы к далям чудесным спешим.
Врагом оказался народа Ягода, –
но разве от этого, граждане, легче
сегодня несчастным слепым?!

Вот приеду я на БАМ –
Первым делом парню дам…
Дам ему задание
Явиться на свидание.

Он бедовый, он придёт,
Он дымком затянется,
На груди моей заснёт,
В ней навек останется.

Только чё я не видала
В романтике ентовой?
Я уже парням давала
В палаточке брезентовой.

Любили меня, лапочку,
Довольны были мной
В брезентовой палаточке
За ширмой расписной.

Я много чего строила,
Была на Братской ГЭС,
Но это всё, по-моему,
Казённый интерес.

И "кисы" мы, и "ласточки"
За наш за нежный труд,
Да вот из той палаточки
Нас замуж не берут.

Я плакала тихонечко,
Я напивалась в дым,
Я мчалася в вагончике
По рельсам голубым.

В брезентовой палаточке
За ширмой расписной –
Жисть моя в белых тапочках,
А рядом – милый мой.

Лондон – милый городок,
Там туман и холодок,
А Профьюмо – министр военный –
Слабым был на передок.

Он парады принимал,
Он с Кристиной Киллер спал
И военные секреты
Ей в постели разглашал.

Вышло так оно само –
Спал с Кристиной Профьюмо.
А майор товарищ Пронин
Кочумал всю ночь в трюмо.

Лондон – милый городок,
Там туман и холодок,
Только подполковник Пронин
Ни хрена просечь не смог.

Он сказал себе: "Ны-ны,
Мы не так печём блины,
Чтобы выведать все тайны,
Мы отныне влюблены!"

…И японский атташе
был Кристине по душе.
Отдалась ему девчонка
Через полчаса уже.

Он в соитии молчал,
Обстановку изучал,
Чтобы выведать все тайны,
Трое суток не кончал.