Юнас Ли - Хутор Гилье. Майса Юнс

Не медля больше, оба вояки отправились размеренным шагом на второй этаж, в одну из комнат, приготовленных гостям для отдыха.

Длинный, как каланча, судейский асессор тихо стоял в прихожей с чашкой кофе в руке, неуклюже прислонившись к косяку. Он думал о том, заметили ли другие его состояние. Он только что был в гостиной, где дамы пили кофе и попытался завязать беседу с фрекен Йегер.

— Вы давно уже вернулись домой, фрекен Йе-гер?

— Недели три назад.

— Долго ли ду-маете здесь еще оставаться?

— До конца августа.

— Не скучаете по сто-лице?

— Нет, нисколько.

Ингер-Юханна отвернулась от него и заговорила с матерью. Эти вопросы ей сегодня уже задали все мужчины!

У дверей стоял элегантный, подтянутый кандидат Хурн; он наслаждался крепким кофе… и неудачей асессора. Он сам ждал случая подойти к Ингер-Юханне, однако перед ним возникло непреодолимое препятствие в виде славящейся своей начитанностью жены судьи, которая завела с девушкой разговор о французской литературе, а в этой области он, увы, не чувствовал себя достаточно сильным.

Фогт предложил дамам выйти на крыльцо, чтобы поглядеть, как молодежь будет играть в горелки, и все общество высыпало во двор.

Мадам Силье сидела, развалившись на стуле. После сытного обеда она была прекрасно настроена и от души веселилась.

— Не догнал, не догнал! В следующий раз вам придется постараться, асессор, — смеялась она, наблюдая, как все его попытки догнать Ингер-Юханну не увенчались успехом. — Эта красивая девушка стоит того, чтобы поднатужиться…

Фру Шарфенберг, заявив, что на крыльце сквозит, вернулась в прихожую, где сидела, закутавшись в шаль, всегда недомогающая супруга фогта, и не смогла удержаться, чтобы не выразить ей и жене судьи свое полное неодобрение свободных манер этой молодой девицы, которая бегает так, что даже чулки видны.

— Конечно, мадам Силье находит это вполне пристойным, — язвительно продолжала фру Шарфенберг, — она ведь сама не раз в одной сорочке убирала сено с другими крестьянскими девками — до того еще, как лавочник взял ее в жены.

Как только госпожа Йегер смогла подойти к дочери, она испуганно шепнула ей:

— Дитя мое, ты не должна так быстро бегать. Это нехорошо. Пусть тебя лучше поймают.

— Чтобы меня поймал асессор? Ни за что на свете!

Мать вздохнула.

Так, в играх, прошло время до чая, к которому собрались все, в том числе и мужчины, исчезнувшие после обеда, чтобы прилечь. Они хорошо выспались и теперь были готовы сыграть партию в бостон, которая, как правило, затягивалась допоздна.

— Йёрген! Где Йёрген?

Мальчик явился на крик. Он был бледен, на лбу у него выступил холодный пот, но шел он бодро, стараясь придать своему лицу невозмутимое выражение. Все это время он вместе с судебным исполнителем втихомолку курил, закрывшись в кабинете фогта.

После ужина судья, капитан, фогт и адвокат снова сели за карты. Играли очень азартно, но неровно.

В соседней комнате, в обществе дам, волновалась мать: капитан, видно, совершенно забыл, что пора уезжать, — ведь им до дому дальше всех, а уже около десяти часов вечера! Тщетно старался фогт уговорить фру Йегер переночевать у них. Она решительно отказалась принять это любезное приглашение под предлогом, что Йегеру по ряду причин совершенно необходимо оказаться завтра утром дома.

Она покорно ждала, тайно мечтая, что маленькая сварливая фру Шарфенберг решится наконец войти в комнату к мужчинам и прекратить игру.

Однако игра затягивалась. Остальные дамы тоже не принимали никаких мер, надеясь, видимо, на решительность фру Йегер.

Наконец фру Йегер подозвала Ингер-Юханну.

— Пойди, пожалуйста, и напомни отцу, что уже поздно, — прошептала она дочери. — Только не говори, что это я тебя послала…

К одиннадцати часам, после того как фогт, уже стоя на ступеньках крыльца и провожая гостей, еще раз воспользовался своей привилегией и заставил всех девушек с ним поцеловаться, семейство Йегеров уселось наконец в коляску. Фогт обладал особым умением парировать все уловки, к которым прибегали девицы, чтобы уклониться от этого поцелуя, и всегда добивался своего.

Асессор и кандидат Хурн проводили коляску Йегера до ворот.

— Это они сделали не ради тебя, мать, и не ради меня, — ухмыльнулся капитан.

Он сидел на козлах, но все время оборачивался, чтобы слушать разговор в коляске, и время от времени вставлял свое замечание. Йёрген и Теа, которые весь день скромно держались в сторонке и больше наблюдали, чем участвовали в происходящем, взяли теперь реванш. Теа особенно гордилась тем, что из всех девушек ей одной удалось избегнуть поцелуя фогта.

И вот они ехали домой светлой, тихой июньской ночью, то в гору, то под гору — правда, теперь все больше вверх. Почти весь путь лошади проделали шагом, и лишь изредка, в конце спусков, Вороной и Соловый переходили на рысь.

Полмили по ровной дороге, когда все сидели на своих местах, лошади пробежали мелкой трусцой. Было душно; над лугами, покрытыми легкой дымкой, стоял влажный запах свежего сена.

Долговязый Ула зевал. Зевал капитан. Зевали и лошади. Йёрген клевал носом, Теа спала, укутанная в большую шаль матери. Время от времени их пугал шум горной речки, которая гудела и пенилась под мостом.

Ингер-Юханна тоже задремала и увидела во сне желтовато-коричневую жабу с маленькими любопытными глазками и опущенными углами рта. Жаба вдруг подняла в воздух свои передние лапки и, тряся толстым брюхом, неуклюже запрыгала ей навстречу…

Лошади внезапно остановились.

— Ой! — воскликнула Ингер-Юханна и, поеживаясь от холода, открыла глаза. — Мне кажется, я видела во сне фогта.

— Здесь нам придется сойти, — раздался сонный голос капитана. — Только мать и Теа могут остаться в коляске.

Начинало светать. Вставало солнце, его ясные лучи уже окрасили вершины гор; сперва, казалось, оно еще раздумывало, как бы исподтишка поглядывало на путешественников, а потом, вдруг решившись, выпрыгнуло, как золотой шарик, на гребень, озарило красным светом лесистые западные склоны и засверкало в мириадах капелек росы на горных лугах.

А путники все еще шаг за шагом подымались по склону.

В Гилье служанки уже ворошили сено.

— Хорошо, что мы наконец дома! — воскликнула мать. — Надеюсь, Марит не забыла, что нужно коптить форель.

Но тут с черного хода выбежала им навстречу Марит:

— А к нам вчера вечером приехал из города гость — ну, тот самый, что был здесь два года назад. Мы ему тогда еще ботинки чинили. Я решила, что лучше всего его поместить в голубой комнате.

— А, студент Грип! Он, видно, едет домой.

Мать бросила взгляд на Ингер-Юханну. Девушка на мгновение нахмурилась и быстро вышла из коляски.