Юнас Ли - Хутор Гилье. Майса Юнс

Черт возьми, ну и болтлива эта толстуха, злится она на кого-то, что ли?

Он не ошибся: мадам Расмуссен порядком опьянела и рассердилась, и гнев ее объяснялся тем, что этот ловкий приказчик Юханнесен еще ни разу не соблаговолил пригласить ни одну из ее дочерей. Все одна Енсине да Енсине, вот только теперь для разнообразия пошел с Майсой Юнс.

— Слишком уж эта швея строит из себя благородную, — заметила она. — Не дело так заноситься. И что это она все время глаз не сводит со своих ботинок. Интересно знать, как она их заработала…

Хьельсберг не ответил; ему страсть как хотелось потанцевать, и непременно с Майсой-швейкой, но сперва нужно добраться до Шёберга и сочинить что-нибудь насчет кофейника…

Юханнесен снова пригласил Енсине…

— Знаю я этих приказчиков, одна слава, что щеголи… Но не думайте, управляющий Андерсен и его мадам глаз с него не спускают… И маляр туда же, пьет с ним!

— Что? Кто? — рассеянно отозвался Хьельсберг… Эта Майса Юнс совсем недурна… и держится прекрасно. А парень, с которым она танцует, вероятно, из кузнецов — бледный, коренастый, черноволосый, видно бороду отпускает, а лицо все в каплях пота. Она хорошо с ним танцует, не позволяет слишком крепко обнимать себя; а ведь верно — она все время смотрит себе под ноги…

— Как-никак он мне родной брат.

— Кто, приказчик?

— Да нет, маляр.

— Уж он-то своего не упустит, если почует выгоду, — ворчала мадам Расмуссен, и в голосе ее слышалось неподдельное раздражение, — да чтобы я стала так лебезить перед этим управляющим, тьфу! — И в сердцах она плюнула на пол. — Уж вы мне поверьте, на этом дворе все в сговоре! Прикидываются, будто они лучшие друзья!

Плик, плик, плик, — и танцы снова прекратились.

— Вот, теперь беритесь за него, — подошла к Хьельсбергу мадам Йёрстад.

Хьельсберг поднялся. Ничего не поделаешь, придется как-то выходить из положения.

— Ну, что с моим кофейником? — спросил он отважно.

— Кофейник?.. Какой еще кофейник? — Шёберг положил скрипку на синий платок и, слегка вытянув шею, ждал, когда ему поднесут выпить.

— Студент хочет забрать свой кофейник — слышите, Шёберг? — шептала мадам Йёрстад; она знала, что сейчас Шёберг не настроен думать насчет работы, его надо расшевелить.

Шёберг никогда не выполнял заказов в срок, и на его узком желтом лице с запавшими щеками и сильно выдающимся вперед подбородком появилось привычное смущенное выражение. Он покопался в памяти и медленно поднял на Хьельсберга умные глаза:

— Кофейник, говорите? — Позади них была такая толкотня и давка, что с трудом удавалось устоять на месте; в дверь беспрерывно то входили, то выходили… — Кофейник?

— Ну да, который вы обещали запаять к завтрашнему утру, — напомнила мадам Йёрстад.

Шёберг решительно затряс головой и протянул руку за пуншем:

— Не приносили мне никакого кофейника.

Уставившись на Хьельсберга блестящими голубыми глазами, он в несколько приемов осушил стакан. На лице его все отчетливей проступало презрение.

— Кофейник… У вас? — хмыкнул он. — И пришли, значит, за ним сюда? — Он испытующе вглядывался в Хьельсберга.

— Надеюсь, вам его передали? — прервал его Хьельсберг с негодованием.

— А вы скажите, с кем вы его посылали, он тогда быстрее вспомнит, — сказала мадам Йёрстад. — Да вот, пусть Тилла с ним поговорит. Послушай, Тилла!..

Надо же было так случиться, что и Тилла оказалась здесь; значит, на нее свалить вину не удастся.

— Не стоит беспокоиться, мадам Йёрстад, все равно пропал мой утренний кофе, — заявил Хьельсберг великодушно. — Так я пришлю за ним завтра к вечеру, Шёберг. — И он сделал вид, что собирается уходить. — Большое вам спасибо, мадам Йёрстад. А скажите, — спросил он так, словно им вдруг овладело любопытство, — кто эта высокая темноволосая девушка, вон та, что смеется и болтает? Я ее часто здесь вижу. Разве она тоже живет в нашем дворе?

— Это Енсине Андерсен, дочь здешнего управляющего.

— А вон та, рядом с мадам… с мадам Дёрум, не так ли? Это, кажется, швея?..

— Как же, она самая. Она, знаете, была у нас сегодня крестной. Йомфру Юнс.

— Кофейник! — громко раздалось позади них. Голос звучал угрожающе.

— Не выпьет ли господин студент перед уходом стаканчик пунша? — предложила мадам Йёрстад.

— За здоровье маленькой Хирстине, мадам?

Мадам заспешила к мужу, который сидел в углу у лампы в клубах табачного дыма.

— Вы ведь настоящий изобретатель, — пытаясь отвлечь старика Шёберга, заговорил Хьельсберг.

— Уж не знаю, кто из нас изобретатель…

— Как вы думаете, нельзя ли изобрести что-нибудь, чтобы не дуло в окно? А то в моей комнате такой ветер, прямо хоть ветряную мельницу ставь.

— Дует в окно… в стекло, что ли, по-вашему? Ну нет, в стекло дуть не может, чтобы это понять, много ума не требуется. А вот в подоконнике да в раме могут быть щели…

— Может, заклеить их бумагой в несколько слоев, как вы считаете?

— Заклеить бумагой! Это старое бабье средство. Если уж хотите знать, так это целая наука. Стены нужно утеплять, вот что… Мох, например, это верное дело… да и снег, когда он получше слежится. На море пробоины заделывают опилками, и чем вода сильнее давит на них, тем прочнее закрыта течь. Уж я-то над этим поломал голову, можете мне поверить. Найти бы только такой материал, чтобы он от дождя и от сырости делался еще плотней…

— Не желаете ли выпить немного пунша? — Голос маляра звучал неуверенно, а мокрый поднос слегка покачивался у него в руках.

— Ох ты, вот так поддали…

Мимо тянули за руку хихикающую девушку, которая, упираясь, столкнулась с маляром спиной так, что поднос едва не выпал из его рук.

— Ну и давка! Не хотите ли взять стаканчик и присесть? — И он указал на малособлазнительное место рядом с краснолицей толстухой, мадам Расмуссен.

Мадам не удостоила студента особым вниманием; она не сводила глаз с управляющего, который благодушно распивал пунш с приказчиком Юханнесеном. Ее Теа стояла позади них. Только-только она в первый раз за весь вечер улучила момент, чтобы заговорить с приказчиком, как Андерсены оказались тут как тут и постарались увести его поскорей…

Шёберг заиграл на скрипке вальс; кавалеры поспешили к своим дамам.

…Ну вот опять Теа ни с чем, этот приказчик протиснулся мимо нее, снова к своей Енсине Андерсен…

Мадам Расмуссен ерзала на скамье, сопя и пыхтя, словно кипящий чайник:

— Я же говорю, все они здесь, на этом дворе, в сговоре с управляющим. Уж поверьте, я могла бы порассказать кое-что, если бы захотела. — И она презрительно хмыкнула. — Не думаете ли вы, что этот маляр мог бы сам напасти дров на всю зиму, чтобы сушить здесь свою дребедень… Ведь если б за них платить… Ясное дело, если управляющий Андерсен таскает ему тайком доски да горбыли со своего участка, так за это Йёрстад размалюет ему всю квартиру и снаружи и внутри, будьте спокойны. А если этому Андерсену, или его жене, или деткам башмаки понадобятся, то тогда и у сапожника дрова затрещат и в плите и в печке. А вздумается ему стекла вставить, так за чем дело стало, только подбросить стекольщику парочку тачек с плашками, и готово! Вот они и ходят перед ним на задних лапках и сами не знают, как лучше угостить да напоить всю эту семейку. Уж такие они, видите ли, добрые друзья! Знал бы только Эллефсен про все эти проделки…