Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 1

Брадлей Гедстонъ, въ приличномъ черномъ сюртукѣ и жилетѣ, въ приличной бѣлой сорочкѣ съ приличнымъ чернымъ форменнымъ галстухомъ, въ приличныхъ панталонахъ цвѣта перца съ солью, съ приличными серебряными часами въ жилетномъ карманѣ на приличномъ волосяномъ шнуркѣ вокругъ шеи, — смотрѣлъ вполнѣ приличнымъ молодымъ человѣкомъ лѣтъ двадцати шести. Его никогда не видали въ другомъ костюмѣ, и однако въ способѣ ношенія этого, вполнѣ приличнаго костюма замѣчалась какая-то натянутость, какъ будто костюмъ и владѣлецъ его были несовсѣмъ прилажены другъ къ другу, что въ общемъ напоминало мастерового въ праздничный день. Мистеръ Гедстонъ механически пріобрѣлъ изрядный запасъ педагогическихъ познаній. Онъ могъ механически рѣшать въ умѣ ариѳметическія задачи, могъ механически пѣть по нотамъ, механически играть на разнообразныхъ инструментахъ, даже на большомъ церковномъ органѣ. Съ самаго ранняго дѣтства умъ его сдѣлался мѣстомъ механическаго склада товаровъ. И этотъ оптовый магазинъ былъ такъ удобно устроенъ, что былъ всегда готовъ удовлетворить спросу мелочныхъ торговцевъ: тутъ исторія, тамъ географія, направо астрономія, налѣво политическая экономія; естествовѣдѣніе, физика, цифры, музыка, низшая математика. Чего только тамъ не было, и все на своихъ мѣстахъ. Забота о такомъ размѣщеніи сообщила всей внѣшности мистера Гедстона озабоченный видъ, а привычка или спрашивать, или отвѣчать на вопросы, придала его манерамъ какую-то странную подозрительность, точно онъ всегда лежалъ въ засадѣ, подстерегая врага. На лицѣ его читалось какое-то навѣки застывшее безпокойство. Это лицо свидѣтельствовало о прирожденной медлительности или вялости ума, которому не легко достаются пріобрѣтенія и которому приходится дѣлать усилія, чтобы удержать то, что уже пріобрѣтено. Этотъ человѣкъ вѣчно, казалось, тревожился, не затерялось ли что нибудь изъ товаровъ его умственнаго депо, и провѣрялъ количество, чтобъ успокоить себя. Кромѣ того, необходимость постоянно подавлять то-то, чтобъ опростать мѣсто тому-то, какъ будто придавила и его самого. Тѣмъ не менѣе въ немъ чувствовалось еще довольно жизни и огня (хоть и тлѣющаго), — огня, наводившаго на мысль, что если бъ въ ранней юности Брадлей Гедстонъ попалъ во флотъ онъ былъ бы не послѣдней спицей въ корабельной командѣ. Говоря о своемъ происхожденіи, онъ становился непомѣрно гордъ, сумраченъ и угрюмъ. О, какъ бы онъ желалъ, чтобъ оно было предано забвенію! Впрочемъ немногіе и знали о происхожденіи Брадлея Гедстона.

Послѣ нѣсколькихъ посѣщеній вышеописанной сумбурной школы онъ не могъ не отмѣтить своимъ особымъ вниманіемъ школьника Гексама. Мальчикъ, безспорно способный возвыситься до младшаго учителя, безспорно могущій оправдать довѣріе наставника, который поможетъ ему выдвинуться. Къ этимъ соображеніямъ, быть можетъ, присоединилось и одно далекое воспоминаніе — воспоминаніе о «бѣдномъ маломъ», который отнынѣ долженъ былъ подлежать забвенію. Почему бы то ни было, но только Брадлей Гедстонъ мало-по-малу и не безъ хлопотъ перевелъ Чарли въ свою школу и доставилъ ему кое-какія занятія за столъ и квартиру. Таковы были обстоятельства, по милости которыхъ мы застали мистера Гедстона и юнаго Чарли Гексама за вышеописанной бесѣдой въ одинъ осенній вечеръ. Да, осенній, ибо прошло уже цѣлыхъ полгода съ того дня, когда хищная птица лежала мертвою на берегу.

Обѣ школы — ибо ихъ было двѣ для двухъ половъ — находились въ той части тянущейся къ Темзѣ плоской равнины, гдѣ Кентское графство встрѣчается съ Суррейскимъ и гдѣ желѣзныя дороги проходятъ черезъ огороды, которые скоро совсѣмъ погибнутъ подъ ними. Обѣ школы были недавно отстроены, и повсюду кругомъ было такое множество такихъ же точно школъ, что всѣ ихъ можно было принять за одно и то же безпокойное зданіе, надѣленное даромъ передвиженія, какъ Аладиновъ дворецъ. Вся мѣстность со своими постройками производила такое впечатлѣніе, точно какой-то безтолковый ребенокъ вынулъ изъ ящика кучу игрушекъ и разбросалъ ихъ кругомъ какъ попало. Тутъ одна сторона новой улицы; тамъ огромная одинокая полпивная, обращенная куда-то въ пространство безъ цѣли и смысла. Тутъ другая, недоконченная улица, но уже готовая развалиться; тамъ церковь. Тутъ большой новый магазинъ; тамъ полуразрушенная, ветхая загородная вилла. Тутъ какая-то путаница черныхъ канавъ, сверкающихъ на солнцѣ парниковъ, необработанныхъ полей, роскошно воздѣланныхъ огородовъ, кирпичныхъ водостоковъ, высокихъ арокъ надъ каналами, и вездѣ много безпорядка, грязи и тумана, — совершенно какъ будто безтолковый ребенокъ толкнулъ столъ съ игрушками и легъ спать.

Но среди школьныхъ строеній и школьныхъ учителей, сработанныхъ по новѣйшему образцу, всѣ подъ одинъ уровень, оказалась и старинная модель, сформировавшая много человѣческихъ жизней на добро и на зло. Эта модель олицетворялась въ школьной учительницѣ миссъ Пичеръ, поливавшей цвѣты въ ту минуту, когда мистеръ Брадлей Гедстонъ со своимъ спутникомъ вышли на прогулку. Миссъ Пичеръ поливала цвѣты на маленькомъ сорномъ клочечкѣ земли, именуемомъ садикомъ и примыкавшемъ къ ея маленькой офиціальной резиденціи съ маленькими окошечками, напоминавшими игольныя ушки, и съ маленькими дверками, похожими на переплетъ учебныхъ книгъ.

Маленькая, чистенькая, методичная, сіяющая пышечка — съ розовыми щечками и звонкимъ голоскомъ, — такова была миссъ Пичеръ. Маленькая швейная подушечка, маленькій несессеръ, маленькая книжечка, маленькій рабочій ящичекъ, маленькая табличка вѣсовъ и мѣръ, маленькая женщина — все подъ стать. Она сумѣла бы написать на любую тему маленькое разсужденьице въ грифельную доску величиной, начинающееся слѣва наверху съ одной стороны и кончающееся справа внизу съ другой, — и разсужденьице было бы строго согласовано съ правилами грамматики. Если бы мистеръ Брадлей Гедстонъ адресовалъ ей письменное брачное предложеніе, она навѣрно отвѣтила бы ему маленькимъ разсужденьицемъ на эту тему, ровно въ грифельную доску величиной, но, конечно, отвѣтила бы да, потому что любила его. Приличный волосяной шнурокъ, обвивавшійся вокругъ его шеи и охранявшій его часы, былъ предметомъ ревности для нея. Она сама съ восторгомъ обвилась бы вокругъ его шеи и охраняла бы его, — его, безчувственнаго и холоднаго по той простой причинѣ, что онъ не любилъ ея.

Любимая ученица миссъ Пичеръ подносила ей въ ведеркѣ воду для наполненія лейки въ тотъ моментъ, когда мистеръ Гедстонъ и его юный спутникъ вышли на прогулку. Любимая ученица миссъ Пичеръ въ достаточной мѣрѣ отгадала состояніе сердца своей наставницы для того, чтобы почувствовать необходимость самой влюбиться въ юнаго Чарли Гексама. Такимъ образомъ среди махровыхъ розъ и двойного ряда желтофіолей произошло двойное трепетанье, когда наставникъ и воспитанникъ заглянули черезъ маленькую рѣшетку въ маленькій садикъ.