Чарльз Диккенс - Лавка древностей. Часть 1

Отдавая ее въ наемъ, содержатель табачной лавки приклеилъ билетикъ съ надписью: «квартира для одинокаго». Этого было достаточно, чтобы Сунвеллеръ не иначе называлъ ее, какъ «моя квартира», «мои апартаменты», предоставляя слушателю, если ему угодно, рисовать въ своемъ воображеніи цѣлую анфиладу великолѣпныхъ палатъ.

Этому полету фантазіи Дика много способствовалъ книжный шкафъ, стоявшій на видномъ мѣстѣ въ его комнатѣ. Съ виду это былъ шкафъ и только, а на самомъ дѣлѣ — потайная кровать. Дикъ и самъ былъ увѣренъ — по крайней мѣрѣ днемъ онъ старался отклонять всякую мысль, всякое представленіе о постели, простыняхъ и подушкахъ — и друзей своихъ увѣрялъ, что это ничто иное, какъ шкафъ, и ни разу не проговорился о его настоящемъ назначеніи. Признаться, у него была маленькая слабость къ этому шкафу, и если бы вы пожелали пріобрѣсти дружбу Дика, вы должны были бы смѣло увѣровать въ его шкафъ.

— Фредъ, передай-ка мнѣ вино, заговорилъ Дикъ простымъ языкомъ, убѣдившись, что его цвѣтистая рѣчь не производитъ ни малѣйшаго впечатлѣнія на его друга.

Фредъ съ сердцемъ двинулъ къ нему штофъ и снова по грузился въ раздумье, такъ некстати прерванное Дикомъ.

— Фредъ, я хочу предложить тебѣ маленькій совѣтъ, приличествующій обстоятельствамъ, говорилъ Дикъ, мѣшая напитокъ. — Вотъ наступаетъ май мѣсяцъ…

— Убирайся къ чорту! ты мнѣ до смерти надоѣлъ своей болтовней. Тебѣ все нипочемъ, хоть трава не рости.

— Послушайте, м-ръ Трентъ. Въ какой-то пословицѣ говорится, что человѣкъ долженъ быть веселъ и благоразуменъ. Есть люди, которые могутъ быть веселы, но не могутъ быть благоразумны и, наоборотъ: могутъ быть благоразумны, или, по крайней мѣрѣ, воображаютъ себя таковыми, но не могутъ быть веселы. Я принадлежу къ первому разряду и очень радъ, что могу примѣнить къ себѣ хоть половину этой хорошей пословицы. По моему мнѣнію, гораздо лучше быть веселымъ, хотя и неблагоразумнымъ, чѣмъ ни тѣмъ, ни другимъ, какъ напримѣръ ты.

— Тьфу ты пропасть! проворчалъ Фредъ недовольнымъ тономъ.

— Въ добрый часъ, м-ръ Тренть! Я думаю, въ порядочномъ обществѣ такъ не обращаются съ амфитріономъ. Ну, да вы не церемоньтесь, будьте какъ дома.

Тутъ онъ процѣдилъ сквозь зубы, что его пріятель, кажется, не въ своей тарелкѣ, допилъ свое «розовое вино», приготовилъ еще стаканъ грогу и, предварительно просмаковавъ его, обратился съ тостомъ къ какому-то воображаемому собранію:

«Милостивые государи! Позвольте мнѣ предложить тостъ за процвѣтаніе древней фамиліи Сунвеллеровъ вообще и Ричарда Сунвеллера въ частности, того самаго Ричарда, милостивые государи, — тутъ онъ пришелъ въ паѳосъ, — который тратитъ всѣ свои средства на друзей и, въ благодарность за это, получаетъ „тьфу ты, пропасть!“ (шумные апплодисменты).

Фредъ прошелся нѣсколько разъ по комнатѣ.

— Послушай, Дикъ, началъ онъ, останавливаясь передъ пріятелемъ, — поговоримъ серьезно. Я хочу указать тебѣ путь, по которому ты можешь, безъ всякаго труда, добраться до большого состоянія.

— Спасибо, дружище, ты ужъ и такъ не мало путей мнѣ указывалъ, а къ чему все это привело? Карманъ у меня такъ же пусть, какъ и прежде.

— Погоди, погоди маленько. Ты не то запоешь, если поможешь мнѣ осуществить мой новый планъ. Ты видѣлъ мою сестру Нелли?

Фредъ придвинулся поближе къ пріятелю.

— Ну, такъ что-жъ?

— Какъ она тебѣ нравится, не правда ли, она хорошенькая?

— Разумѣется. Къ чести ея будь сказано, она нисколько на тебя не похожа.

— Да говори же, хорошенькая она, или нѣтъ?

— Ну хорошенькая, очень хорошенькая. Что-жъ изъ этого слѣдуетъ?

— Я сейчасъ тебѣ скажу, въ чемъ дѣло. И тебѣ, и мнѣ должно быть ясно какъ день, что мы съ дѣдомъ до конца жизни будемъ какъ на ножахъ, и что я отъ него не получу ни копѣйки.

— Это ясно даже слѣпому. Что-жъ дальше?

— A то, что все состояніе этого алтынника — чтобъ онъ сгинулъ — перейдетъ къ сестрѣ, хотя онъ прежде и увѣрялъ меня, что раздѣлитъ деньги между нами пополамъ.

— И это возможно. Развѣ, что моя рѣчь произвела на него сильное впечатлѣніе. Она была такая блестящая. Помнишь, Фредъ, „съ одной стороны мы видимъ престарѣлаго, почтеннаго дѣда…“ Неужели тебя не поразилъ этотъ дружественный, естественный тонъ фразы?

— Его не поразилъ, вотъ что главное. Стало быть не стоитъ объ этомъ и говорить. Слушай дальше. Скоро Нелли исполнится четырнадцать лѣтъ.

— Славная дѣвчонка для своихъ лѣтъ, нечего сказать! Немножко мала ростомъ, прибавилъ Дикъ между прочимъ.

— Ей-Богу, брошу и уйду, если ты будешь меня перебивать.

Фредъ злился на пріятеля за то, что онъ такъ небрежно относился къ его плану.

— Слушай же внимательно: теперь я подхожу къ главному вопросу.

— Слушаю-съ.

— У дѣвочки очень нѣжное, любящее сердце и она легко поддается постороннему вліянію. Я увѣренъ, что, если не лаской, то угрозой, я заставлю ея дѣлать всѣ, что мнѣ угодно, когда она будетъ въ моихъ рукахъ. Чтобы не терять времени — мнѣ пришлось бы цѣлую недѣлю перечислять всѣ выгоды моего плана — я прямо тебя спрашиваю: отчего бы тебѣ, братъ, не жениться на ней?

Устремивъ глаза на борты своего стакана, Дикъ очень разсѣянно слушалъ пріятеля, такъ горячо приступавшаго къ наложенію своего плана; но послѣднія слова Фреда заставили его встрепенуться.

— Что такое? спросилъ онъ, разинувъ ротъ отъ изумленія.

— Отчего бы тебѣ не жениться на ней? настойчиво повторилъ Фредъ, зная по опыту, что тотъ недолго выдержитъ и сдастся.

— Да вѣдь ты только что сказалъ, что ей всего четырнадцать лѣтъ.

— Я не говорилъ, чтобъ сегодня собирались вести ее къ вѣнцу. Ты можешь на ней жениться черезъ два-три года. Не вѣкъ же будетъ жить старикъ, сердился Фредь.

— Да онъ и не выглядываетъ долговѣчнымъ. Впрочемъ, старики — народъ ненадежный. У меня есть тетушка въ Дарстешайрѣ, которая собиралась умереть, когда мнѣ было всего 8 лѣтъ, а преблагополучно здравствуетъ и понынѣ. Нѣтъ у нихъ ни стыда, ни совѣсти. Развѣ что на подмогу явится наслѣдственное расположеніе къ апоплексическому удару. Да и на это, брать, не очень-то можно разсчитывать: какъ разъ останешься на бобахъ.

— Ну, хорошо. Предположимъ самое худшее, продолжалъ Фредъ, не спуская глазъ съ пріятеля. — Допустимъ, что старикъ долго проживетъ.

— Вотъ въ томъ-то и все дѣло!

— Допустимъ, что онъ еще долго проживетъ, повторилъ Фредъ, — и я уговорю, или силою заставлю Нелли тайно обвѣнчаться съ тобой. Какъ ты думаешь, что изъ этого выйдетъ?

— Думаю, что для меня ничего хорошаго не выйдетъ, будетъ у меня семья на шеѣ и ни гроша въ карманѣ на ея содержаніе, отвѣчалъ Дикъ, немного подумавъ.

— Я тебѣ говорю, продолжалъ Фредъ, все болѣе и болѣе увлекаясь; можетъ быть увлеченіе его было и напускное, но тѣмъ не менѣе оно производило свое дѣйствіе. — Я тебѣ говорю, что старикъ живетъ и дышетъ только ею и, стало быть, не лишитъ ея наслѣдства только потому, что она выйдетъ замужъ противъ его желанія. Это такъ же невозможно, какъ и то, чтобы я снова попалъ къ нему въ милость, какъ бы я ни распинался передъ нимъ, прикидываясь послушнымъ, примѣрнымъ внукомъ. Неужели ты не можешь этого понять?