Чарльз Диккенс - Лавка древностей. Часть 2

Брассъ снова запѣлъ своимъ чуднымъ голосомъ, грѣясь у камина, и снова ангельская улыбка осѣнила его лицо.

— Можно войти? спросила миссъ Сэлли, заглядывая въ дверь.

— Конечно, можно, отвѣчалъ братецъ.

— Гм? вопросительно кашлянула сестрица.

— Да, могу сказать, дѣло уже сдѣлано.

Чекстеръ недаромъ сердился, разсказывая о дружбѣ, установившейся между постояльцемъ Брасса и семействомъ Гарланда. Дружба эта не только не охладѣвала, но, повидимому, росла. Старикъ Гарландъ имѣлъ съ нимъ постоянныя сношенія. Какъ нарочно, жилецъ Брасса, вѣроятно вслѣдствіе волненій и разочарованій, испытанныхъ имъ въ послѣднюю поѣздку, немножко прихворнулъ. Это сблизило ихъ еще больше: не проходило дня, чтобы кто нибудь изъ семьи Гарландъ не посѣтилъ больного.

Такъ какъ лошадка къ этому времени напрямикъ отказалась слушаться кого либо, исключая Кита, ни одна поѣздка не могла состояться безъ его участія; кромѣ того, онъ, какъ почтальонъ, каждое утро являлся въ извѣстный часъ въ Бевисъ-Марксъ съ какимъ нибудь порученіемъ.

М-ръ Самсонъ Брассъ, вѣроятно не безъ причины такъ усердно подстерегавшій Кита, вскорѣ научился издали распознавать рысь лошадки и стукъ кабріолета. Какъ только, бывало, усльшитъ онъ, что экипажъ заворачиваетъ за уголъ, онъ тотчасъ же откладываетъ перо въ сторону и весело потпраетъ руки.

— Ха, ха! опять здѣсь пони! славная лошадка! и какая послушная, не правда ли, м-ръ Ричардъ? не правда ли, сэръ? говоритъ онъ, посмѣиваясь.

Дикъ обыкновенно отвѣчаетъ что попало, и тотъ становится на спинку кресла, чтобы, поверхъ занавѣски, поглядѣть въ окно, кто пріѣхалъ.

— Опять старый джентльменъ! восклицаетъ онъ. — Какая представительная наружность, м-ръ Ричардъ! Всѣ черты дышатъ спокойствіемъ и благоволеніемъ. На мой взглядъ, онъ олицетворяетъ собой короля Лира въ ту пору его жизни, когда онъ еще владѣлъ своимъ королевствомъ. То же добродушное лицо, тѣ же сѣдые волосы, та же небольшая лысинка, таже способность вдаваться въ обманъ. Пріятный, очень пріятный предметъ для созерцанія!

М-ръ Гарландъ выходитъ изъ экипажа и отправляется наверхъ, а Самсонъ кланяется и улыбается Киту изъ окошка, затѣмъ выходитъ на улицу, чтобы съ нимъ поздороваться, и между ними завязывается равговоръ въ родѣ слѣдующаго:

— Холеная лошадка, говорилъ Брассъ, лаская пони, это дѣлаетъ тебѣ честь, Китъ! она такая гладкая и такъ блеститъ, точно ее съ головы до ногъ покрыли лакомъ.

Китъ улыбается, приподнимаетъ шляпу и самъ треплетъ лошадку, увѣряя Брасса, что другой такой, пожалуй, и не найдешь.

— Дѣйствительно, чудный конь! восклицаетъ Брассъ, — и, къ тому же, умница какой!

— Онъ все равно, что человѣкъ, пойметъ, что ему ни скажешь, расхваливаетъ Китъ лошадку.

— Въ самомъ дѣлѣ? удивленно восклицаетъ Брассъ, не смотря на то, что онъ счетомъ двѣнадцатый разъ ведетъ тотъ же самый разговоръ, на томъ же самомъ мѣстѣ, съ тѣмъ же самымъ Китомъ и въ тѣхъ же самыхъ выраженіяхъ.

— Когда я въ первый разъ увидѣлъ лошадку, мнѣ и въ голову не приходило, что мы съ ней такъ подружимся, говорилъ Китъ, довольный тѣмъ, что адвокатъ интересуется его любимцемъ.

— Ахъ, какой это для тебя, Христофоръ, дивный предметъ для размышленій, — умильно произноситъ стряпчій. Неистощимый запасъ возвышенныхъ принциповъ и всяческой добродѣтели бьетъ у него черезъ край. — Дивный предметъ! Этимъ можно гордиться. Честность — самая лучшая политика. Я это всегда испытываю на самомъ себѣ. Не дальше какъ сегодня утромъ я потерялъ, благодаря своей честности, 47 фунтовъ 10 шиллинговъ. Но я знаю, что это все на пользу, все на пользу!

Брассъ нарочно щекочетъ себѣ носъ перомъ и со слезами на глазахъ смотритъ на Кита, а тотъ, глядя на него, думаетъ, что если наружность бываетъ обманчива, такъ это именно можно сказать о Брассѣ.

— Человѣку, потерявшему въ одно утро, благодаря своей честности, 47 ф. 10 шил., можно только позавидовать, продолжаетъ Самсонъ. — Если бы потерянная сумма была вдвое больше, усугубилось бы и удовольствіе, испытанное мною. На каждый фунтъ стерлинговъ, который мы теряемъ, мы выигрываемъ сто процентовъ счастья. Вотъ тутъ у меня — онъ, улыбаясь, ударидъ себя нѣсколько разъ въ грудь — тоненькій голосокъ напѣваетъ веселыя пѣсенки и все мое существо преисполнено радости и блаженства.

Китъ, которому этотъ разговорь какъ нельзя болѣе по-сердцу, уже соображаетъ, чтобы ему сказать въ свою очередь, какъ у двери показывается м-ръ Гарландъ. Адвокатъ очень любезно подсаживаетъ старика въ кабріолетъ, а лошадка, тряхнувъ нѣсколько разъ головой, упирается всѣми ногами о землю и ни съ мѣста — дескать умру, а не уйду отсюда, а потомъ сразу, какъ понесетъ, только держись. Тутъ Брассъ перемигивается съ подоспѣвшей къ нему сестрицей — у обоихъ на лицѣ появляется престранная, прегадкая улыбка и они вмѣстѣ возвращаются въ контору, гдѣ застаютъ Дика нѣсколько сконфуженнымъ: въ ихъ отсутствіе онъ упражнялся въ пантомимѣ, а теперь, чтобы скрыть свое раскраснѣвшееся лицо, наклонился надъ столомъ и дѣлаетъ видъ, что неистово скребетъ по немъ изломаннымъ перочиннымъ ножичкомъ.

Всякій разъ, когда Китъ приходитъ одинъ въ Бевисъ-Марксъ, Брассъ, подъ какимъ нибудь предлогомъ, усылаетъ Дика изъ дома, даетъ ему порученія, если не въ Пекгамъ-Рай, такъ въ другое такое же отдаленное мѣсто, откуда онъ не можетъ вернуться раньше двухъ-трехъ часовъ. Надо правду сказать, Дикъ не только не спѣшитъ исполнить порученіе, но, напротивъ, проволакиваетъ время елико возможно. Только что Дикъ скроется за дверью, подымается и миссъ Селли, а братецъ ея, какъ и въ первый разъ, растворяетъ двери и садится противъ выхода, напѣвая съ ангельской улыбкой на лицѣ ту же неизмѣнную пѣсню. Когда Китъ спускается съ лѣстницы, онъ зазываетъ его къ себѣ и занимаетъ его пріятными разговорами; иногда просить обождатъ минутку, пока онъ сбѣгаеть въ лавочку, — тутъ недалеко, черезъ улицу, — и затѣмъ неизмѣнно каждый разъ дарить ему одну или двѣ серебряныя монеты. Это повторяется такъ часто, что Китъ, вполнѣ увѣренный, что деньги идутъ отъ жильца Брасса, который и такъ уже щедро наградилъ его мать, только диву дивуется и чуть не каждый день покупаеть дешевенькіе подарки для нея, для братишекъ и даже для Барбары.

А пока судъ да дѣло, Дикъ частенько остается одинъ въ конторѣ. Время кажется для него нестерпимо долго и скучно, и вотъ онъ, ради развлеченія, а также, чтобы не датъ заглохнуть своему таланту, покупаетъ колоду картъ и пріучается играть въ криббеджъ съ болваномъ, ставя на карту 20, 30 и даже 50 тысячъ фунтовъ, не говоря уже объ экстренныхъ пари, которыя онъ держитъ съ тѣмъ же болваномъ.

Игра ведется тихо, хотя и съ большимъ интересомъ, и ему кажется, что по вечерамъ, когда Брасса и его сестры нѣтъ дома, — а они теперь часто куда-то уходятъ, — кто-то за дверью не то сопитъ, не то тяжело дышетъ. Сообразивъ, что это, должно быть, никто иной какъ кухарочка — она страдала хроническимъ насморкомъ, благодаря сырому подвалу, въ которомъ жила, и замѣтивъ разъ вечеромъ, что въ замочной скважинѣ блеститъ чей-то глазокъ, онъ тихонько подкрадывается къ двери и сразу отворяетъ ее къ великому ужасу дѣвочки, никакь не ожидавшей такой хитрости съ его стороны.