Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 2

„Въ ту ночь я чуть не выдалъ своей тайны, хотя я въ убійствѣ Ратфута не подозрѣвалъ никого, не могъ дать никакихъ показаній, не зналъ положительно ничего, кромѣ того, что убитый былъ не я, а Ратфутъ. А между тѣмъ, пока я колебался, вся Англія, казалось, сговорилась считать меня умершимъ. Я убѣдился въ этомъ на другой же день. Меня признали умершимъ по судебному слѣдствію, меня объявили умершимъ, и я не могъ просидѣть пяти минутъ у камина, прислушиваясь къ уличному шуму и говору, чтобы до ушей моихъ не долетѣло, что я умершій человѣкъ.

«Такъ умеръ Джонъ Гармонъ, безслѣдно исчезъ Юлій Гандфордъ и родился на свѣтъ Джонъ Роксмитъ. Намѣреніе Джона Роксмита сегодня состояло въ томъ, чтобы исправить зло, возможности котораго онъ никакъ не могъ предвидѣть, — то зло, о которомъ онъ узналъ отъ Ляйтвуда. Принимая все во вниманіе, онъ обязанъ исправить это зло и будетъ твердо стоять на этомъ рѣшеніи.

„Ну вотъ, кажется, теперь все выяснено… Все ли? — Да, пока все. Ничего не пропущено? — Ничего… Какъ же быть дальше? Уяснить себѣ свое будущее труднѣе, чѣмъ прошлое, хотя и скорѣе. Джонъ Гармонъ умеръ. Слѣдуетъ ли возвратиться къ жизни Джону Гармону?

„Если да, то для чего? Если нѣтъ, то почему?

«Возьмемъ сперва да. Возвратиться къ жизни, чтобы отдать на судъ человѣческій преступленіе человѣка, находящагося внѣ его власти, — человѣка, у котораго, можетъ быть, еще жива мать. Чтобы дать правосудію неизвѣстно зачѣмъ путеводную нить темнаго входа, узенькой лѣстницы, коричневой занавѣски на окнѣ и появленія слуги-негра. Чтобы вступить во владѣніе богатствами отца и на его деньги купить прелестную женщину, которую я люблю вопреки своей волѣ… разсудокъ тутъ безсиленъ: я люблю вопреки разсудку… и которая такъ же легко полюбитъ меня ради меня самого, какъ какого-нибудь нищаго изъ тѣхъ, что стоятъ на перекресткахъ. Какое благородное употребленіе отцовскихъ денегъ и какъ оно достойно прежняго злоупотребленія ими!

„Теперь возьмемъ нѣтъ. Почему Джону Гармону не слѣдуетъ воскресать? Потому, что онъ допустилъ своихъ дорогихъ старыхъ друзей вступить во владѣніе его имуществомъ. Потому, что онъ видитъ, какъ они счастливы и какъ хорошо употребляютъ его деньги, стирая съ нихъ застарѣлую ржавчину. Потому, что они усыновили Беллу и обезпечатъ ее. Потому, что въ натурѣ этой дѣвушки достаточно хорошихъ задатковъ и въ сердцѣ достаточно теплоты, чтобы развиться во что-нибудь поистинѣ доброе при благопріятныхъ условіяхъ: ея недостатки усилились оттого, что она, занимала мѣсто въ завѣщаніи, и она уже теперь становится лучше. Потому, что ея бракъ съ Джономъ Гармономъ послѣ того, что я слышалъ отъ нея самой, былъ бы притворствомъ, которое и она, и я всегда будемъ сознавать и которое уронило бы ее въ ея собственныхъ глазахъ, меня въ моихъ и обоихъ насъ въ глазахъ другъ друга. Потому, что если Джонъ Гармонъ возвратится къ жизни и не женится на ней, то все равно имущество останется въ тѣхъ же самыхъ рукахъ, въ которыхъ оно и теперь.

„Чего желать мнѣ еще? Мертвый, я убѣдился, что искренніе друзья, бывшіе у меня во время моей жизни, все такъ же искренни и вѣрны, какъ и прежде, когда я былъ въ живыхъ, и что память обо мнѣ служитъ для нихъ побужденіемъ къ добрымъ дѣламъ, которыя они дѣлаютъ во имя мое. Мертвый, я убѣдился, что несмотря на то, что эти люди могли бы легко пренебречь моимъ именемъ и, перешагнувъ черезъ мою могилу, спокойно наслаждаться жизнью на мои деньги, они все еще медлили, какъ простодушныя дѣти, вспоминая, какъ они любили меня, когда я былъ бѣднымъ, запуганнымъ ребенкомъ. Мертвый, я услышалъ отъ женщины, которая была бы моею женою, если бъ я жилъ, — услышалъ возмущающую душу, жестокую истину, что если бъ я остался въ живыхъ, я купилъ бы ее, нисколько не заботясь о ней, объ ея чувствахъ, какъ султанъ покупаетъ рабыню.

«Чего же мнѣ еще желать? Если бы мертвые знали, или если они знаютъ, какъ живые относятся къ нимъ, то едва ли кто-нибудь изъ безчисленнаго множества умершихъ можетъ сказать, что онъ имѣлъ болѣе безкорыстныхъ друзей на землѣ, чѣмъ имѣлъ ихъ я. Неужели мнѣ этого мало? Если бы я возвратился, эти благородные люди приняли бы меня съ распростертыми объятіями, со слезами радости, и съ восторгомъ отдали бы мнѣ все. Я не возвратился, и они съ чистой совѣстью заняли мое мѣсто. Пускай же они остаются на немъ. Пускай и Белла остается на своемъ мѣстѣ.

„Какой же путь лежитъ предо мною? А вотъ какой: продолжать жить тою же тихой жизнью труженика, всячески стараясь, чтобы меня не узнали, пока мои друзья не попривыкнуть къ своему измѣнившемуся положенію и пока многочисленный рой обиралъ подъ всѣми наименованіями не найдетъ себѣ другой добычи. Къ тому времени строгая система и порядокъ, введенные моими усиліями въ ихъ денежныя дѣла, съ которыми я постараюсь какъ можно основательнѣе ихъ познакомить, превратятся, я надѣюсь, въ настолько хорошо налаженную машину, что они сумѣютъ и сами поддерживать ея ходъ. Я знаю, что стоитъ мнѣ только прибѣгнуть къ великодушію этихъ людей, чтобы стать вполнѣ обезпеченнымъ человѣкомъ. Когда наступитъ время, я попрошу у нихъ денегъ — не больше, чѣмъ нужно, чтобы помочь мнѣ вступить на прежнюю стезю моей жизни, и Джонъ Роксмитъ пойдетъ по ней, довольствуясь немногимъ. А Джонъ Гармонъ уже не возвратится на свѣтъ.

„Но чтобы никогда и въ будущемъ у меня не могло явиться малодушнаго сомнѣнія, что Белла, можетъ быть, могла бы выйти за меня ради меня самого, если бы я спросилъ ее объ этомъ прямо, я и спрошу ее прямо теперь, — спрошу, конечно, чтобы удостовѣриться въ томъ, что я и такъ слишкомъ хорошо знаю… Ну вотъ, теперь все передумано отъ начала до конца, и на душѣ стало легче“…

Живой мертвецъ былъ до того поглощенъ этой бесѣдой съ самимъ собою, что не замѣчалъ ни вѣтра, ни дороги, и боролся съ первымъ такъ же инстинктивно, какъ шелъ по второй. Не доходя до Сити онъ остановился около биржи извозчичьихъ каретъ въ нерѣшимости, идти ли ему прямо къ себѣ на квартиру или сперва заглянуть къ мистеру Боффину. Наконецъ онъ рѣшилъ зайти къ Боффинамъ, чтобы оставить тамъ свой матросскій плащъ, который онъ несъ на рукѣ, ибо, по его соображеніямъ у Боффиновъ этотъ плащъ долженъ былъ обратить на себя все-таки меньше вниманія, чѣмъ въ Галловеѣ, гдѣ мистрисъ Вильферъ и миссъ Лавинія проявляла ненасытное любопытство относительно каждой вещи, принадлежавшей ихъ жильцу.

Придя къ Боффинамъ, онъ узналъ, что мистеръ и мистрисъ Боффинъ куда-то уѣхали, а миссъ Вильферъ въ гостиной. Миссъ Вильферъ, сказали ему, осталась дома потому, что чувствовала себя несовсѣмъ здоровой. Она недавно справлялась, у себя ли въ комнатѣ мистеръ Роксмитъ.

— Передайте мое почтеніе миссъ Вильферъ и скажите, что я пришелъ.