Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 3

— Твердо рѣшилъ, — отвѣтилъ Райя, прочитавъ лицо своего принципала и уразумѣвъ смыслъ этой книги.

— И вамъ нѣтъ дѣла до того — вамъ это даже доставляетъ, кажется, удовольствіе, — прибавилъ мистеръ Фледжби съ особенной елейностью въ голосѣ,- какая послѣ этого подымется перепалка между мистеромъ Твемло и вышереченнымъ высокопоставленнымъ лицомъ?

Это не требовало отвѣта, и отвѣта не послѣдовало. Бѣдный мистеръ Твемло, обнаруживавшій всѣ признаки жесточайшей агоніи съ той минуты, какъ въ перспективѣ показался его высокородный родственникъ, со вздохомъ поднялся на ноги, собираясь уходить.

— Премного вамъ обязанъ, сэръ, — сказалъ онъ, подавая Фледжби свою горячую руку. — Вы сдѣлали мнѣ незаслуженное одолженіе. Благодарю васъ, благодарю!

— О чемъ тутъ говорить! — остановилъ его Фледжби. — Пока намъ съ вами не повезло, но я останусь здѣсь и еще разъ потолкую съ мистеромъ Райей.

— Не обманывайте себя, мистеръ Твемло, — сказалъ вдругъ старый еврей, въ первый разъ обращаясь прямо къ нему. — Для васъ здѣсь нѣтъ надежды. Не ждите снисхожденія здѣсь. Вамъ придется уплатить все сполна и какъ можно скорѣе, иначе вы подвергнетесь тяжелой отвѣтственности. На меня не полагайтесь, сэръ. Деньги, деньги, деньги!

Выговоривъ съ особеннымъ подчеркиваньемъ три послѣднія слова, онъ отвѣтилъ на все такой же учтивый поклонъ мистера Твемло, послѣ чего этотъ милый маленькій джентльменъ въ безнадежномъ уныніи вышелъ изъ конторы.

Обаятельный Фледжби, напротивъ, пришелъ послѣ его ухода въ такое веселое настроеніе, что принужденъ былъ подойти къ окну, чтобъ скрыть свое лицо, и, облокотившись обѣими руками на раму ширмочки, сталъ беззвучно смѣяться, повернувшись спиной къ своему подчиненному. Когда онъ снова обернулся къ нему, ужъ съ спокойнымъ лицомъ, тотъ все еще стоялъ на прежнемъ мѣстѣ, а маленькая швея сидѣла въ своемъ углу за дверью, съ ужасомъ въ глазахъ.

— Э! вы позабыли объ этой молодой особѣ, мистеръ Райя, а она ужъ давненько дожидается васъ! — воскликнулъ мистеръ Фледжби. — Отпустите ей товаръ, да отмѣрьте пощедрѣе, если вы хоть разъ въ жизни можете рѣшиться быть щедрымъ.

Съ минуту онъ смотрѣлъ, какъ старый еврей наполнялъ ея корзиночку остатками, какіе она обыкновенно покупала, но, почувствовавъ новый приступъ веселости, долженъ былъ снова отвернуться къ окну и опереться руками о ширмочку.

— Ну вотъ, моя милая Сандрильона, корзиночка ваша полна, — сказалъ ей шепотомъ старикъ, съ усталымъ взглядомъ. — Теперь уходите и да хранить васъ Богъ!

— Не зовите меня вашей милой Сандрильоной! — вскрикнула миссъ Ренъ. — Жестокая, злая крестная!

И на прощанье она погрозила ему своимъ выразительнымъ пальчикомъ такъ сердито, съ такой укоризной, какъ никогда не грозила даже своему порочному старому ребенку, который ждалъ ее дома.

— Вы даже совсѣмъ не крестная моя! — прибавила она. — Вы волкъ изъ сказки, злой волкъ! И если мнѣ скажутъ, что мою дорогую Лиззи обманули и предали, я буду знать, кто предалъ ее.

Почтивъ своимъ присутствіемъ нѣсколько вечернихъ чтеній въ Павильонѣ, наполненныхъ жизнеописаніями скупцовъ, мистеръ Винасъ сдѣлался почти необходимымъ на этотъ сеансъ. Наличность еще одного слушателя чудесъ, раскрываемыхъ мистеромъ Веггомъ, и, такъ сказать, еще одного помощника для вычисленія гиней, находимыхъ въ чайникахъ, въ трубахъ, въ ясляхъ, на сѣновалахъ и въ другихъ ссудосберегательныхъ кассахъ этого рода, видимо, безмѣрно усугубляла наслажденіе мистера Боффина. Съ другой же стороны и Сайлесъ Веггъ, несмотря на свой ревнивый характеръ, который при обыкновенныхъ обстоятельствахъ едва ли допустилъ бы анатома войти такимъ образомъ въ милость, теперь такъ боялся спустить съ глазъ этого джентльмена, чтобы, предоставленный себѣ самому, онъ какъ-нибудь не поддался бы искушенію сыграть скверную штуку съ хранившимся у него документомъ, что никогда не упускалъ случая рекомендовать его вниманію мистера Боффина, какъ третьяго всегда желательнаго компаньона въ ихъ бесѣдахъ. Не менѣе регулярно давалъ ему мистеръ Веггъ и другое доказательство своей дружбы. Послѣ каждаго чтенія и послѣ отъѣзда хозяина мистеръ Веггъ неизмѣнно провожалъ своего друга домой. Само собою разумѣется, что такъ же неизмѣнно онъ изъявлялъ при этомъ желаніе освѣжиться видомъ имущества (извѣстной намъ бумаги), въ которомъ онъ состоялъ пайщикомъ, но, впрочемъ, никогда не забывалъ замѣтить, что только величайшее удовольствіе, какое, всегда доставляетъ ему возвышающая душу бесѣда мистера Винаса, незамѣтно завлекло его до самаго Клеркенвеля, а разъ уже, завлеченный общественными талантами мистера Винаса, онъ очутился здѣсь, то онъ, конечно, проситъ его продѣлать эту маленькую процедуру съ документомъ, единственно для проформы. «Потому что», прибавлялъ мистеръ Веггъ въ такихъ случаяхъ, «я вѣдь знаю, что человѣкъ съ вашими деликатными чувствами всегда радъ лишній разъ отдать отчетъ въ своихъ дѣйствіяхъ. Такъ зачѣмъ же стану я перечить вашимъ чувствамъ?» Нѣкоторая, если можно такъ выразиться, ржавость, вообще свойственная мистеру Винасу и никогда не уступавшая масляной смазкѣ мистера Вегга настолько, чтобы подъ нажимомъ винта этого джентльмена онъ не упирался и не скрипѣлъ, около этого времени была очень замѣтна. Такъ, напримѣръ, на литературныхъ вечерахъ въ Павильонѣ онъ раза два или три заходилъ такъ далеко, что поправлялъ мистера Вегга, когда тотъ, читая, перевиралъ слова, благодаря чему у него выходила безсмыслица. Въ виду этого мистеръ Веггъ началъ даже принимать свои мѣры — готовиться къ чтенію въ теченіе дня, дабы вечеромъ обходить подводныя скалы, не натыкаясь на нихъ. Особенно пугался онъ всякаго намека на анатомію и, если видѣлъ на дорогѣ кость впереди, то былъ готовъ сдѣлать какой угодно крюкъ, лишь бы не назвать ее по имени.

Однажды вечеромъ враждебнымъ стихіямъ угодно было окружить корабль мистера Вегга цѣлымъ архипелагомъ самыхъ трудныхъ многосложныхъ словъ, такъ что онъ совершенно запутался въ нихъ. Необходимость ежеминутно дѣлать промѣры, съ величайшей осторожностью прокладывая себѣ путь, поглотила все вниманіе мистера Вегга. И тутъ-то, пользуясь затруднительнымъ положеніемъ своего друга, мистеръ Винасъ сунулъ лоскутокъ бумаги въ руку мистера Боффина, приложивъ при этомъ палецъ къ губамъ.

Вернувшись домой, мистеръ Боффннъ развернулъ бумажку и увидѣлъ карточку мистера Винаса, а на ней такія слова: «Буду радъ, если вы почтите меня своимъ посѣщеніемъ какъ-нибудь въ сумерки или вечеромъ пораньше. Дѣло касается васъ».

Вечеръ слѣдующаго же дня засталъ мистера Боффина заглядывающимъ на препарированныхъ лягушекъ въ окошечко лавки мистера Винаса, а мистера Винаса на наблюдательномъ посту караулящимъ мистера Боффина. И какъ только мистеръ Винасъ увидѣлъ мистера Боффина, онъ сдѣлалъ ему знакъ войти. Мистеръ Боффинъ вошелъ и получилъ приглашеніе присѣсть къ камину на ящикъ съ человѣческими костями. Онъ сѣлъ, обводя лавку изумленными глазами. Огонь въ каминѣ погасалъ, слабо вспыхивая, и въ полумракѣ комнаты всѣ препараты, казалось, щурились и мигали, какъ и самъ мистеръ Винасъ. Французскій джентльменъ, хоть и безглазый, не отставалъ отъ другихъ: по мѣрѣ того, какъ разгоралось и опадало пламя, онъ то широко раскрывалъ, то закрывалъ свои пустыя орбиты съ такою же неукоснительной правильностью, какъ собаки, кошки и разныя птицы — свои стекляные глаза. Не менѣе старательно способствовали общему эффекту и смѣшные головастые младенцы въ спирту.