Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 3

Это относилось къ молодому человѣку скромной наружности, въ черномъ сюртукѣ и жилетѣ и въ сѣрыхъ брюкахъ. Онъ какъ-то нерѣшительно вошелъ съ платформы на вокзалъ сейчасъ же послѣ того, какъ Ляйтвудъ вышелъ на платформу, и принялся торопливо просматривать печатныя объявленія на стѣнѣ, прислушиваясь мимоходомъ къ тому, что говорилось въ толпѣ ожидающихъ на вокзалѣ, шмыгавшихъ мимо него. Въ ту минуту, когда мистрисъ Мильвей назвала Лиззи Гексамъ, онъ стоялъ неподалеку отъ нихъ и продолжалъ держаться поблизости, поминутно поглядывая, однако, на дверь, въ которую вышелъ Ляйтвудъ. Онъ стоялъ задомъ къ нимъ, сложивъ за спиной свои руки въ перчаткахъ. Послѣ того, какъ мистрисъ Мильвей упомянула о немъ, во всей его манерѣ было настолько замѣтно колебаніе, заговорить ли ему съ ними или сдѣлать видъ, что онъ ничего не слыхалъ, что мистеръ Мильвей заговорилъ съ нимъ первый.

— Я не могу припомнить вашей фамиліи, но помню, что видѣлъ васъ въ школѣ,- сказалъ онъ.

— Меня зовутъ Брадлей Гелстонь, сэръ, — отвѣчалъ тотъ, отодвигаясь въ уголокъ, гдѣ было меньше народу.

— Виноватъ; мнѣ слѣдовало бы лучше помнить имена, — сказалъ мистеръ Мильвей, протягивая ему руку. — Что это, какой нездоровый у васъ видъ? Вѣрно, переутомились отъ работы?

— Да, я много работалъ это время.

— Вы не занимались гимнастическими играми во время послѣднихъ каникулъ?

— Нѣтъ, сэръ.

— Работа безъ моціона, мистеръ Гедстоъ, вредная вещь. Я не говорю, что отъ этого вашъ трудъ покажется вамъ скучнѣе, но вы можете нажить себѣ диспепсію, если не побережетесь.

— Да, я знаю, что надо беречься, сэръ… Могу я попросить васъ выйти со мной на платформу? Мнѣ хотѣлось бы поговорить съ вами.

— Съ большимъ удовольствіемъ.

Былъ вечеръ, и вокзалъ былъ ярко освѣщенъ. Школьный учитель, все время не спускавшій глазъ съ двери, въ которую вышелъ Ляйтвудъ, прошелъ на платформу черезъ другую дверь и, остановившись тамъ въ углу, гдѣ было потемнѣе, сказалъ, теребя свои перчатки:

— Одна изъ вашихъ дамъ, сэръ, назвала сейчасъ знакомое мнѣ имя, — даже очень знакомое, могу сказать. Имя сестры моего бывшаго ученика. Онъ долго былъ моимъ ученикомъ, отлично учился и теперь быстро пошелъ въ гору. Фамилія его Гексамъ. Сестру его зовутъ Лиззи… Лиззи Гексамъ.

Должно быть, онъ былъ очень застѣнчивъ; онъ видимо старался преодолѣть свою нервность и говорилъ очень сдержанно.

Остановка, которую онъ сдѣлалъ передъ двумя послѣдними словами, вызвала чувство неловкости въ его слушателѣ.

— Да, я знаю — сказалъ мистеръ Мильвей. — Мы какъ разъ ѣдемъ къ ней.

— Я такъ и понялъ, сэръ… Надѣюсь, съ ней не случилось ничего дурного, — я разумѣю, съ сестрой моего бывшаго ученика? Надѣюсь, она не понесла никакой утраты и никакое горе не постигло ее? Вѣдь она не лишилась никого… никого изъ родныхъ?

Мистеръ Мильвей подумалъ, что у этого человѣка очень странная манера и какой-то непріятный, мрачный взглядъ, но все-таки отвѣтилъ ему своимъ всегдашнимъ привѣтливымъ тономъ:

— Я радъ вамъ сообщить, мистеръ Гедстонъ, что сестра вашего бывшаго ученика не понесла никакой утраты. Вы, можетъ быть, подумали, что я ѣду хоронить кого-нибудь?

— Можетъ быть, ваше духовное званіе, сэръ, и могло бы навести меня на эту мысль, но, кажется, я этого не подумалъ… Итакъ, вы, значитъ, не за этимъ ѣдете?

Положительно престранная манера у этого человѣка. Онъ становится просто невыносимъ. Какъ непріятно избѣгаетъ онъ смотрѣть вамъ въ глаза.

— Нѣтъ, — отвѣчалъ мистеръ Мильвей. — Короче говоря, — прибавилъ онъ, помолчавъ, — ужъ если вы такъ интересуетесь сестрой вашего ученика, я могу вамъ сказать, что ѣду вѣнчать ее.

Учитель попятился и ухватился рукой за колонну, бывшую позади. Если мистеръ Мильвей видалъ когда-нибудь смертельно блѣдное лицо, то это было теперь.

— Да вы совсѣмъ больны, мистеръ Гедстонъ!

— Пустяки, сэръ, это скоро пройдетъ. Я подверженъ головокруженіямъ… Не безпокойтесь обо мнѣ, сэръ. Я отнюдь не хочу васъ задерживать. Помощь мнѣ не нужна. Благодарю васъ за то, что вы любезно удѣлили мнѣ нѣсколько минуть вашего времени.

Отвѣтивъ вѣжливой фразой, мистеръ Мильвей, который не могъ терять больше ни минуты, ушелъ на вокзалъ, но, уходя, обернулся и замѣтилъ, что учитель стоить, прислонившись къ колоннѣ, со шляпой въ рукѣ, а другою рукой держится за галстухъ, какъ будто силясь сорвать его съ себя. Тогда мистеръ Мильвей обратилъ на него вниманіе одного изъ служителей, сказавъ ему:

— Тамъ на платформѣ, въ углу, стоитъ человѣкъ. Онъ, кажется, боленъ и нуждается въ помощи, хотя и отказывается отъ нея.

Ляйтвудъ, тѣмъ временемъ, занялъ мѣста. До звонка оставалось нѣсколько секундъ. Они сѣли въ вагонъ, и поѣздъ тронулся тихимъ ходомъ, какъ вдругъ мистеръ Мильвей увидѣлъ, что тотъ же служитель бѣжитъ по платформѣ, заглядывая въ окна вагоновъ.

— А, вотъ вы гдѣ, сэръ! — закричалъ онъ, вскочивъ на ступеньку и держась локтемъ за дверцу купэ. — Господинъ, котораго вы мнѣ указали, бьется въ припадкѣ.

— Онъ говорилъ мнѣ, что подверженъ какимъ-то припадкамъ. Надѣюсь, это скоро пройдетъ. Оставьте его на свѣжемъ воздухѣ.

— Ему такъ дурно, что онъ кусается и дерется, какъ бѣшеный, — говорилъ служитель. — Не дастъ ли джентльменъ свою карточку, чтобы знать, къ кому обратиться въ случаѣ чего?

Джентльменъ далъ свою карточку, объяснивъ, что о господинѣ, съ которымъ случился припадокъ, ему извѣстно только то, что онъ человѣкъ весьма почтенной профессіи и чувствовалъ себя несовсѣмъ здоровымъ, по его собственнымъ словамъ, что, впрочемъ, можно было заключить и по его виду. Получивъ карточку, служитель выждалъ моментъ и соскочилъ съ поѣзда. Тѣмъ это дѣло и кончилось.

Поѣздъ загрохоталъ по крышамъ домовъ, между развалинъ домовъ, срытыхъ, чтобъ очистить ему мѣсто, и надъ кишѣвшими народомъ улицами, и надъ жирной землей огородовъ; потомъ перелетѣлъ черезъ рѣку, разразившись бомбой надъ ея спокойной поверхностью, и понесся дальше въ вихрѣ дыма, пара и огня. Еще немного, и онъ опять, точно огромная ракета, грохоча, пролетѣлъ черезъ рѣку, смѣясь надъ извилинами и поворотами воды съ невыразимымъ презрѣніемъ и несясь прямо къ своей цѣли, какъ несется къ своей дѣдушка Время, которому нѣтъ дѣла до того, какъ подымаются и опускаются живыя воды съ приливомъ и отливомъ, какъ отражаютъ омѣ въ себѣ цвѣтъ неба и тѣни, какъ рождаютъ скромныя травки и цвѣты, какъ поворачиваютъ то вправо, то влѣво, какъ онѣ шумятъ или молчатъ, какъ возмущаются или остаются въ покоѣ, ибо теченіе ихъ имѣетъ одинъ вѣрный конецъ, хотя источниковъ и причудъ у нихъ много.

Затѣмъ послѣдовала поѣздка въ каретѣ вдоль величественной рѣки, уносящейся днемъ и ночью въ невѣдомую даль, какъ и все на свѣтѣ, тихо уступая притягательной силѣ магнитной скалы Вѣчности. И чѣмъ ближе подъѣзжали они къ комнатѣ, гдѣ лежалъ Юджинъ, тѣмъ больше боялись, что найдутъ его скитанія поконченными. Но вотъ они увидѣли въ окнѣ тусклый свѣтъ, пробивавшійся наружу, и это подало имъ надежду, хотя Ляйтвудъ и подумалъ съ замираніемъ сердца: «Если даже онъ умеръ, она все равно сидитъ возлѣ него».