Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 3

— Мистрисъ Роксмитъ… — началъ было ея мужъ.

Тутъ комиссаръ, принявъ это за представленіе, сказалъ: «Я счастливъ имѣть честь» — и отвѣсилъ ей галантный поклонъ.

— Мистрисъ Роксмитъ, — продолжалъ Джонъ, — совершенно увѣрена, что у нея нѣтъ причинъ пугаться, въ чемъ бы ни заключалось наше дѣло.

— Вотъ какъ! — протянулъ комиссаръ. — Впрочемъ, женскій полъ на все способенъ, и намъ есть чему у нихъ поучиться, я это всегда говорю. Нѣтъ вещи, которой не достигла бы женщина, разъ она твердо рѣшилась. Точь-въ-точь то же самое съ моей женой… Такъ вотъ-съ, изволите видѣть, сударыня, вашъ благовѣрный надѣлалъ намъ уйму хлопотъ, чего легко было избѣжать: стоило ему только вовремя явиться и представить свои объясненія. А онъ не явился и не представилъ объясненій, изволите видѣть. И, слѣдовательно, теперь, когда мы съ нимъ встрѣтились, вы можете сказать — и это будетъ совершенно справедливо, — что нѣтъ никакой причины пугаться того, что я предложу ему явиться или… выражая то же въ другой формѣ… отправиться со мной и представить свои объясненія.

Когда господинъ комиссаръ, «выражая то же въ другой формѣ», предложилъ Джону «отправиться» съ нимъ, голосъ его затрепеталъ отъ наслажденія и глаза загорѣлись оффиціальнымъ блескомъ.

— Вы желаете арестовать меня? — спросилъ Джонъ Роксмитъ хладнокровно.

— Къ чему комментаріи? — отвѣтилъ господинъ комиссаръ тономъ утѣшительнаго аргумента. — Я предлагаю вамъ отправиться со мной. Развѣ этого не довольно?

— Отправиться съ вами? Зачѣмъ?

— Господи спаси и помилуй! Меня это удивляетъ. Вѣдь вы человѣкъ образованный. Къ чему комментаріи?

— Въ чемъ вы меня обвиняете?

— Вы меня удивляете! При дамахъ! — произнесъ комиссаръ, укоризненно качая головой. — Я удивляюсь, какъ вы, при вашемъ воспитаніи, не можете быть болѣе деликатны… Ну, ужъ коли на то пошло, я обвиняю васъ въ нѣкоторой соприкосновенности къ убійству Гармона. О степени вашего участія судить не берусь. Были вы причастны къ этому дѣлу до, во время или послѣ совершенія его, — я не знаю. Возможно, что вы только знали о немъ.

— Вы ничуть не удивили меня. Я предвидѣлъ ваше сегодняшнее посѣщеніе.

— Перестаньте! — воскликнули комиссаръ. — Къ чему, къ чему комментаріи? Моя обязанность предупредить васъ, что все, что вы теперь скажете, будетъ обращено противъ васъ.

— Не думаю.

— А я вамъ говорю, что будетъ!.. Ну что, и теперь, получивъ предостереженіе, вы все-таки скажете, что предвидѣли мой визитъ?

— Да, скажу. Скажу даже больше, если вы сдѣлаете мнѣ честь пройти со мной въ другую комнату.

Съ успокоительнымъ поцѣлуемъ въ губки испуганной Беллы мужъ ея (которому господинъ комиссаръ обязательно предложилъ свою руку) взялъ свѣчу и вышелъ съ этимъ джентльменомъ. Совѣщаніе продолжалось цѣлыхъ полчаса. Когда они опять появились, комиссаръ казался очень удивленнымъ.

— Я пригласилъ этого почтеннаго чиновника, мой другъ, въ небольшую экскурсію, которую и ты раздѣлишь съ нами, — сказалъ Джонъ. — Надѣюсь, онъ не откажется чего-нибудь выпить и закусить, если ты предложишь ему, а ты тѣмъ временемъ одѣнешься.

Закусить господинъ комиссаръ отказался, но принялъ предложенный ему стаканъ джину. Размѣшавъ водку холодной водой и задумчиво потягивая эту смѣсь изъ стакана, онъ то и дѣло разражался монологами на тему, что, молъ, никогда еще ему не доводилось слышать о такомъ курьезѣ, что ни разу въ жизни онъ не попадалъ въ такой просакъ и что вотъ, кажется, человѣкъ увѣренъ въ себѣ, а на повѣрку выходитъ, что онъ простофиля. Одновременно съ такого рода замѣчаніями онъ не одинъ разъ принимался хохотать, не то отъ удовольствія, не то съ досадой, какъ человѣкъ, который давно ломалъ голову надъ трудной загадкой и, наконецъ, услышалъ разгадку. Белла такъ робѣла передъ нимъ, что только смутно замѣчала все это, а также и то, что обращеніе его съ Джономъ сильно измѣнилось. Отъ прежняго обращенія, выражавшагося въ предложеніи «отправиться съ нимъ», остались теперь только долгіе, упорные взгляды, которые онъ обращалъ на нее и на Джона, да еще то, что иногда онъ медленно потиралъ себѣ лобъ, какъ будто разглаживая утюгомъ тяжелыя складки, образовавшіяся отъ глубокихъ размышленій. Его покашливающіе и посвистывающіе сателлиты, тайно тяготѣвшіе къ нему и шнырявшіе вокругъ дома, теперь были отпущены, и онъ смотрѣлъ на Джона такими глазами, какъ будто хотѣлъ оказать ему какую-то оффиціальную услугу, но его, къ несчастью, предупредили другіе. Белла не могла рѣшить, подмѣтила ли бы она въ немъ еще что-нибудь, если бы меньше боялась его. Все это дѣло казалось ей совершенно необъяснимымъ, и въ головѣ у нея не мелькало ни малѣйшаго проблеска насчетъ истиннаго положенія вещей. Усиленное вниманіе, которое оказывалъ ей комиссаръ, и его манера многозначительно-лукаво поднимать брови всякій разъ, какъ глаза ихъ встрѣчались, точно онъ спрашивалъ: «Неужели вы не видите?», только увеличивали ея страхъ, а слѣдовательно, и смущеніе. По всѣмъ этимъ причинамъ, когда около девяти часовъ этого зимняго вечера всѣ они — она, комиссаръ и Джонъ — пріѣхали въ Лондонъ и поѣхали потомъ по какимъ-то страннымъ мѣстамъ вдоль рѣки, между верфей и доковъ, она испытывала состояніе человѣка, который грезитъ на яву. Она была совершенно неспособна ни отдать себѣ отчетъ, почему она здѣсь, ни строить догадки, что за этимъ послѣдуетъ, ни понимать, куда и зачѣмъ они ѣдутъ. Ни въ чемъ не увѣренная, кромѣ своей вѣры въ Джона, она видѣла только, что Джонъ все большіе и больше торжествуетъ. Но зато это она видѣла ясно, и какимъ счастьемъ это было для нея!

Они остановились на углу переулка у какого-то зданія съ желѣзными рѣшетчатыми воротами и ярко горѣвшимъ надъ ними фонаремъ. Опрятный видъ этого зданія представлялъ рѣзкій контрастъ съ наружностью окружавшихъ его домовъ и объяснялся над: писью на немъ; Полицейская контора.

— Неужели намъ сюда, Джонъ? — вскрикнула Белла, цѣпляясь за него.

— Да, милая, но мы войдемъ сюда добровольно и выйдемъ безпрепятственно, не бойся.

Все здѣсь было по старому: такъ же безукоризненно чиста была выбѣленная комната, такъ же спокойно и методично велись записи въ книгахъ и такъ же неистово колотилъ въ дверь карцера гдѣ-то вдали какой-то пьяный крикунъ. Это святилище не было мѣстомъ постоянной резиденціи, а только чѣмъ-то вродѣ временнаго депо криминальнаго товара. Низкіе страсти и пороки аккуратно заносились здѣсь въ книги, раскладывались по амбарамъ и вывозились по накладнымъ, не оставляя по себѣ почти никакихъ слѣдовъ.

Господинъ комиссаръ поставилъ посѣтителямъ два стула у камина и принялся совѣщаться вполголоса съ другимъ братомъ своего ордена (такого же служаки, военнаго по виду), который, судя по тому, чѣмъ онъ занимался въ этотъ моментъ, былъ, вѣроятно, учителемъ чистописанія. Окончивъ совѣщаніе, комиссаръ подошелъ опять къ камину и, сказавъ, что онъ сходить на минутку къ «Веселымъ Товарищамъ» узнать, что тамъ дѣлается, вышелъ. Онъ скоро воротился и объявилъ: «Великолѣпно! Лучше и желать нельзя! Они тамъ ужинаютъ за прилавкомъ вмѣстѣ съ миссъ Аббэ». И послѣ этого они всѣ трое вышли.