Артур Мейчен - Тайная слава

— Gogoniant у Tad ас у Маb ас yr Yspryd Glan [181].

А старик отвечал:

— Agya Trias eleeson уmas [182].

И снова душа мальчика погрузилась в яркие глубины кристалла, и он видел корабли святых, плывущих без весел и парусов по волшебному морю в поисках призрачного острова. Целая группа почтенных святых с острова Британии странствовала по волнам; на рассвете и закате, ночью и утром, их озаренные лица ни разу не дрогнули; и Амброз подумал, что наконец они увидели яркие берега в угасающем свете красного солнца, вдыхая аромат таинственных яблоневых садов Аваллона [183]и благоухание Рая.

Когда мальчик наконец вернулся к реальности, он стоял рядом с отцом, а Крадок благоговейно укрывал чашу блестящей вуалью и приговаривал на чистом валлийском языке:

— Оставайся здесь, о, священная и божественная чаша Иисуса. Теперь я не знаю, вернусь ли к тебе когда-нибудь или нет; но, возможно. Господь разрешит мне увидеть тебя в Церкви Первенца, что на небесах, на алтаре жертвоприношения, которое совершается из поколения в поколение.

Амброз поднялся по лестнице и вышел на солнечный свет на склон горы в замешательстве от странных снов, похожих на цветную дымку. Он видел старые белые стены и желтое крыльцо; выше — дикие горные склоны; а ниже — всю прелестную землю Гвента, счастливую в летнем воздухе, все ее леса и поля, ее округлые холмы и покатые склоны, весь ее золотой мир. Холодный источник бил из глубин земли рядом с Амброзом и тонкой струйкой лился из серой скалы, а в поднебесье пел ликующий жаворонок. Горный ветерок был полон счастья жизни; шелест и колыхание лесов, сверкание и мерцание листьев внизу заставляли мальчика думать, что деревья, словно живые существа, восхитительны. А в темной комнате, за множеством замков, за слоем дерева и железа, скрытая золотом сверкающей вуали, лежала, спрятанная от всех, прекрасная и величественная чаша из великолепного стекла — преддверие божественного мира.

Отец объяснил мальчику увиденное. Он рассказал, что Амброзу посчастливилось увидеть Священную Чашу Тейло [184], которую святому велено было получить от Бога в Раю, и что когда Тейло вел мессу, используя тот потир, рядом зримо присутствовал хор ангелов; это была Чаша чудес и тайн, дар предвидений и божественных милостей.

— Но что бы ты ни делал, — сказал Николас Мейрик сыну, — не говори никому о том, что видел сегодня, ибо, если произойдет, тайна будет осмеяна и поругана. Ты знаешь, твои дядя и тетя из Люптона сказали бы, что мы все тут ли с ума? Это потому что они глупцы, но сейчас большинство людей глупцы, да к тому же озлобленные глупцы, ты поймешь это позже, когда вырастешь. А посему всегда помни, что должен скрывать то, что увидел здесь; и если ты не убережешь тайну, тебе придется пожалеть об этом.

Затем Николас Мейрик рассказал сыну, почему к старому Крадоку надо обращаться с уважением, даже с почтением.

Он столь же свят, сколь и кажется, этот старик с маленькой фермой здесь на высокогорном склоне; ты слышал, его английский не лучше, чем язык любого другого фермера и наших краях. Но с Крадоком не может сравниться даже герцог Норфолка [185]. Он из рода святого Тейло: он последний, в прямом поколении, потомственный хранитель Священной Чаши: его род охраняет эту реликвию уже тринадцать столетий. Запомни: сегодня на горе ты видел великие чудеса, которые должен сохранить в секрете.

Бедный Амброз! Впоследствии он не раз страдал, позабыв наказ отца. Вскоре после приезда юного Мейрика в Люптон одни из мальчиков поразил своих друзей рассказом о брильянте из королевских драгоценностей, которые он видел во время рождественских каникул. Все были восхищены, и Амброз, поддавшись порыву, поведал мальчикам о прекрасной Чаше, увиденной им однажды в старом фермерском доме. Скорее всего ему не поверили, ибо слушатели громко смеялись и сопровождали его рассказ ехидными замечаниями. Наставник, пришедший повеселиться над шуткой, выслушав историю о сияющей Чаше, ударил мальчика по голове, назвав его проклятым маленьким лжецом. Этот урок сослужил Амброзу неплохую службу, как и тот, когда один из учителей, осведомленный о случившемся, поздравил его в принятом в школе стиле, перед всем классом, с прекрасным и богатым воображением.

Я вижу в тебе, Мейрик, подающего надежды писателя-романиста, — с издевкой в голосе заметил он, — Бесант [186]и Райс [187]померкнут, когда ты однажды начнешь писать. Я предполагаю, что ты уже разрабатываешь образы? Ты нас не разочаруешь? Мы должны теперь быть осторожными, не правда ли? Как нам вести себя? Кое-кто среди нас делает заметки", — и так далее, и в том же духе.

Но Мейрик сдерживался. Он не сказал своему классному руководителю, что считает его скотиной, дураком и трусом"

однако с тех пор понял, что истину, подобно многим драгоценным вещам, следует скрывать от профанов. Позже достойная месть обрушилась на того глупого учителя. Много лет спустя он обедал в известном лондонском ресторане и в течение всего обеда развлекал леди из свое" компании искусной смесью отвратительной дерзости и вульгарным подшучиванием над одним из официантов, смиренным маленьким итальянцем. Учитель получал огромное удовольствие от своего фривольного обращения: его голос становился все громче и громче, а шутки — все более безжалостными. За это он получил огромную мясную запеканку, шесть перепелов, маленькие луковички и несколько сладких, но горячих соков прямо в физиономию. Официант был неаполитанцем.

Пробил час ночи, а Амброз все сидел в своей комнате в Старой усадьбе, восстанавливая в памяти многие прекрасные воспоминания, мечтая о тайных снах на земле Гвента и о волшебном видении; а его дядя в то же время, несколькими ярдами дальше, в другой комнате дома, был также погружен в мир воображения, представляя новый Люптон, спускающийся Подобно невесте из рая для учителей. Амброз думал о Великой горе, о тайне долин, о святилищах и гробницах святых, о бостон отделке одиноких церквей, скрытых среди холмов и лесов. Ему вспомнился фрагмент старой поэмы, которую он так любил:

Во мраке древности не подведи меня, о память,

По дай забыть восславить землю Гвента, возлюбленную милую мою.

Коль заключат меня в глубокую тюрьму иль в дом презренья,

Я и тогда свободным буду, лишь стоит вспомнить солнца лик над Минидд-Маен [188].

Там жаворонка песню слушал я и с каждым звуком душою возносился в небеса;

Там облака пушистые фрегатами моей души стремились в гавань Всемогущего Творца.

Тот, кто достиг вершины Горы Великой, познал почет. Она сверкает блеском многих вод —

О, сладость, — тень лесных чащоб,

Но не прославлю я сокровище, что там хранится.

Оно пленительно и глубоко сокрыто.

Когда б Тепло вернулся, когда бы возродилось счастье в Кимру,