Чарльз Диккенс - Посмертные записки Пикквикского клуба

— Если он еще когда-нибудь переступит через порог моего дома, я отравлю его, — думал мистер Потт, отправляясь в свой кабинет, где нужно было изострить меткую стрелу для «Журавля».

— Если еще раз когда-нибудь я вздумаю вступить в отношения с этими людьми, — думал мистер Винкель по пути к своим друзьям, — черт побери, меня стоит тогда повесить на первой виселице. Вот все, что я скажу.

Все было приготовлено к дороге, и уже карета стояла у крыльца. Через полчаса пикквикисты катились по тем самым местам, где еще так недавно путешествовали мистер Пикквик и Самуэль Уэллер. Мистер Снодграс составил поэтическое описание живописных лугов и полей, бывших предметом его тщательного наблюдения.

Мистер Уэллер, стоявший у ворот гостиницы «Вестника», встретил с веселым лицом путешествующих друзей и немедленно ввел их в комнату мистера Пикквика, где они, к величайшему изумлению, увидели также господ Трунделя и Уардля. Мистер Топман был, казалось, весьма неприятно поражен этой нечаянной встречей.

— Как ваше здоровье, любезный друг? — сказал старик Уардль, радушно пожимая руку мистера Топмана. — Что прошло, то невозвратимо, и тужить об этом не стоит. Все к лучшему, мистер Топман, поверьте старику. Для нее, разумеется, я желал бы такого жениха, как вы, но спаси вас господь от такой невесты, как она. Право, я рад, что вы не сошлись: спасибо этому Джинглю. Вы найдете для себя помоложе и почище, любезный друг, не так ли?

При этом утешении старик Уардль хлопнул по спине горемычного Топмана и засмеялся от чистого сердца.

— Ну, а вы как, друзья мои! — продолжал старый джентльмен, пожимая в одно и то же время руки господ Винкеля и Снодграса. — Я только что говорил Пикквику, что все мы должны собраться на святках в моем доме. Будем праздновать свадьбу, друзья мои, настоящую свадьбу.

— Свадьбу! — воскликнул мистер Снодграс, побледнев, как полотно.

— Ну да, свадьбу. Чего ж вы испугались? Мистер Трундель женится на Изабелле, и больше ничего.

— Только-то? — сказал мистер Снодграс, почувствовавший в эту минуту, будто гора свалилась с его плеч. — Поздравляю вас, мистер Уардль. Здоров ли Джо?

— Как откормленный бык. Спит напропалую с утра до ночи.

— A ваша матушка? Пастор? Все ваше семейство?

— Все здоровы как нельзя больше.

— A где, позвольте вас спросить, — сказал мистер Топман, делая над собою некоторое усилие, — она? Где, сэр?

Предложив этот вопрос, мистер Топман отворотил голову и закрыл руками лицо.

— Она! — воскликнул пожилой джентльмен, делая лукавую гримасу. — Кого ж вы разумеете, любезный друг?

Мистер Топман, перегибаясь и переминаясь, должен был произнести имя прелестной Рэчел.

— Ее уж нет с нами, — сказал пожилой джентльмен. — Она живет у дальней родни, за несколько сот миль от Дингли-Делля. Общество молодых девиц не нравилось моей сестре, и мы снарядили ее в путь-дорогу. — Но вот готов и обед. Вероятно, вы проголодались. Садитесь, господа.

За столом мистер Пикквик, к величайшему ужасу и негодованию своих друзей, рассказал подробно историю своих несчастных похождений в девичьем саду, причем все единодушно и единогласно подвергли проклятию мошенника Джингля.

— И вот, господа, — заключил мистер Пикквик, — теперь я принужден хромать на одну ногу.

— Со мной ведь тоже случилась довольно забавная история, — сказал, улыбаясь, мистер Винкель.

И по требованию мистера Пикквика он представил подробности относительно гнусного пасквиля, напечатанного в бессовестной итансвилльской газете.

Чело мистера Пикквика постепенно хмурилось и приняло самое мрачное выражение под конец неприятного рассказа. Заметив это, почтительные сочлены хранили глубокое молчание, не осмеливаясь представить со своей стороны никаких замечаний. Наконец, мистер Пикквик сжал кулак и, выразительно ударив по столу, произнес следующую речь:

— Не странно ли, господа, не удивительно ли, что судьба, по-видимому, предназначила нам везде расстраивать спокойствие честных людей, предлагающих нам гостеприимство? Отчего это происходит? Не доказывает ли это, в некоторой степени, нескромность, криводушие, наглость или, что всего хуже, низкую неблагодарность моих спутников, готовых бесстыдно возмущать спокойствие женских сердец под всякой кровлей, где бы им ни было оказано радушное гостеприимство? Не значит ли это, спрашиваю я…

Мистер Пикквик, нет сомнения, представил бы своим сочленам образчик великолепной речи, если бы в эту самую минуту не явился в комнату Самуэль Уэллер с письмом в руках. Прерванный таким образом на самом красноречивом месте, ученый муж взял и вытер очки, надел их на нос и проговорил ласковым тоном:

— Чего вам надобно, Сэм?

— Бегал сейчас на почту и получил письмо, адресованное на ваше имя, — отвечал мистер Уэллер. — Запечатано облаткой, сэр.

— Почерк незнакомый, — сказал мистер Пикквик, открывая письмо. — Великий боже! Что это такое? Ну, да… быть не может… да, да, это чья-нибудь шутка и больше ничего.

— Что это за письмо? — вскричали пикквикисты в один голос.

— Не умер ли кто-нибудь? — спросил старик Уардль, пораженный страшным беспокойством, выразившимся на лице мистера Пикквика.

Не отвечая ничего, мистер Пикквик бросил письмо через стол и приказал Топману читать вслух. Страшно было в эту минуту смотреть на физиономию великого человека, забросившего свою голову на спинку кресел.

Мистер Топман дрожащим и прерывающимся голосом начал читать следующее письмо, написанное красивым почерком:

«Господину Самуэлю Пикквику.

Корнгильское подворье. Августа 28.

Год 1827.

Вдова Бардль против Пикквика.

Милостивый государь.

Уполномоченные вдовой миссис Мартой Бардль завести с вами тяжбу по поводу нарушения вами формального обещания вступить с нею в законный брак, мы имеем честь известить вас, что миссис Бардль полагает свои убытки в тысячу пятьсот фунтов стерлингов. Жалоба на законном основании уже поступила против Вас в Суд, где будет производиться это дело по существующим законам. Благоволите, милостивый государь, известить нас по почте об имени Вашего лондонского адвоката, которому вы имеете поручить ходатайство по вышеозначенному иску.

С глубочайшим почтением, милостивый

государь, имеем честь быть

Вашими покорнейшими слугами,

Додсон и Фогг».

Никакое перо не в состоянии изобразить немого изумления, с каким все почтенные гости и сочлены пересматривались друг на друга и бросали потом изумленные взоры на достопочтенного президента. У всех как будто отнялся язык, и торжественное молчание продолжалось несколько минут. Мистер Топман первый начал речь:

— Додсон и Фогг! — повторил он машинально.

— Вдова Бардль и Пикквик! — сказал мистер Снодграс, погруженный в глубокое раздумье.