Карел Полачек - Дом на городской окраине

Он подлетел к дому и позвал родителей, чтобы похвастаться. Родители вышли из дверей, а Йиндржих сел на ящичек. Но ящичек не взлетает, да и только. Все смеялись над Йиндржихом.

«С той поры — хмуро добавил про себя чиновник, — все у меня в жизни пошло вкривь и вкось… Такой уж я невезучий. Не помню, чтобы в трамвае хоть раз рядом со мной села красивая девушка… Но этому нотариусу я разыгрывать себя не позволю. Я ему покажу!..»

Он помчался обратно на Платнержскую улицу и, вконец запыхавшись, взбежал на третий этаж. Перед дверью нотариуса он замешкался.

«Позвонить — не позвонить?» — заколебался он.

И тут его взгляд упал на табличку с надписью:

«Если на этой табличке нечетное количество букв, — позвоню, — решил он, — если четное — не позвоню».

На табличке количество букв было нечетным.

«Стало быть, войду? Но, может, нужно было засчитать и дефис в modes-robes?»

В этот момент дверь отворилась, и вышел нотариус взглянуть, нет ли чего в почтовом ящике. Увидев чиновника, он несколько опешил и приветливо спросил: — Вы что-то забыли?

— Нет, нет, ничего, — поспешил заверить его чиновник. — Я только…

Он низко поклонился и ушел.

Он вдруг осознал, что все это правда.

Он ощутил в себе необыкновенную силу и свежесть. Солнце проглянуло из тумана и залило улицы мягким теплом.

«Солнышко славы мне засияло — подумал чиновник, впадая в пафос, но тут же одернул себя. — Не торопись! Громкие слова ни к чему. Ты не малое дитя».

Стремительно шагал он, вскинув голову. Мимо спешили люди. С высоты своего триумфа он жалел их, суетящихся в погоне за куском хлеба. В витрине гастронома он увидел фигурку китайца, предлагавшего приобрести пакетик чая. Чиновник остановился и принялся рассматривать статуэтку. Полюбовавшись, он послал ей воздушный поцелуй.

«Этого китайца я мог бы купить, если бы захотел, — сказал он себе, — но я не хочу. Куплю шахматы из слоновой кости и автомобиль „Пежо“. Это моя любимая марка».

Ему чудилось, будто он вырос на три головы. И он очень удивился, когда увидел свое отражение в зеркале небольшого магазина. Неприметного роста, сутулый, птичье лицо — все, как и до происшедшей в его жизни крутой перемены.

— Зеркало лжет, — категорично произнес он. Ибо он чувствовал, как растет, как расправляются у него плечи. Подходя к своему дому, он был уже могуч, словно страж императорского дворца. Уже издали завидел он дом полицейского, — крохотный, будто спичечный коробок. Полицейский возился с чем-то в саду. Чиновник видел его как бы в перевернутый бинокль, таким маленьким тот казался.

«А что, если грохнуть его о земь?.. — задался вопросом чиновник. — Долго ли? Я его как засохшего клопа раздавлю ногтем!.. Пусть лучше удирает, пока я не вошел во двор, иначе я его в порошок изотру! В порошок!»

Однако чем ближе он подходил к дому, тем больше становился полицейский, а сам он — все меньше и меньше.

Полицейский же рос и рос, все больше раздавался, матерел, пока не достиг ста семидесяти пяти саженей в высоту и ста семидесяти пяти саженей в ширину. Его голова возвышалась над холмом в предместье, а тень от него легла во всю длину улицы. Зато чиновник превратился в крохотное насекомое, которое невозможно было различить невооруженным глазом.

Проходя мимо полицейского, чиновник машинально притронулся к шляпе и поздоровался. Удивленный полицейский прикоснулся к фуражке и буркнул в ответ. С минуту он смотрел на дверь, за которой скрылся жилец, а затем победоносно сказал: —Все-таки я научил их, как надо себя вести.

— Разве в такое время приходят домой?

Чиновник хмуро молчал.

— Разве обедать приходят в половине четвертого? — снова вопросила пани Сырова. И осыпала чиновника градом упреков. Никто не может от нее требовать, чтобы она караулила обед в духовке. Ей некогда этим заниматься. Но муж ни с чем не считается. Забывает, что жена должна еще вымыть посуду и все прибрать. Пусть полюбуется, на что похожа кухня. Если кто-нибудь придет и увидит этот кавардак, сраму не оберешься!

Чиновник смиренно склонил голову над тарелкой супа, подцепил кончиком ножа немного соли и пробурчал: — Опять нотации… Неужто и в других семьях так же… Пойдешь к нему сама… Нечего меня поучать!

— Куда это я должна идти? — удивленно спросила жена.

— К нему… К нотариусу… — ответил чиновник.

— А что мне там делать, у нотариуса?

— Я же хожу к нотариусу… — возроптал чиновник. — Все на мне. Сам бегай, сам все устраивай… Он мне толкует о пошлине на наследство, и я опаздываю к обеду… А мне его разглагольствования ни к чему. У меня есть своя голова на плечах… Как видишь, я задержался не по своей вине.

Жена обомлела.

— У какого нотариуса ты был? — принялась она расспрашивать. — И что ты там делал?

Но чиновник вспылил и напустился на жену. Свои укоры он пересыпал бессвязными упоминаниями о наследстве, движимом и недвижимом имуществе, о ренте и наличности.

Жена пристально взглянула на него и сказала: — Вот видишь, я говорила тебе, чтобы ты надевал свитер, когда идешь в канцелярию. Поешь и снова в постель… Вот чем кончается, когда не слушаются.

Она уложила мужа в постель и принялась за уборку. Но слова о наследстве не выходили у нее из головы. Некое подобие надежды шевельнулось в ее груди.

А что если?..

Но она упрямо отгоняла от себя эту мысль, ибо обездоленным любые помыслы о счастье кажутся кощунственным искушением судьбы.

Тем не менее она осторожно, с безразличным выражением лица справилась у мужа относительно адреса нотариуса. И ничего не сказав, ушла из дома.

Вечером домой вернулась красивая и молодая женщина. Щеки ее порозовели, а морщинки у глаз — следы времени и страданий, исчезли. Она принесла чиновнику гроздь черного винограда.

— Это тебе, маленький, — произнесла она с нежностью, — ешь, это тебя освежит.

— Ну вот видишь, — отозвался чиновник, с удовольствием ощипывая гроздь, — я говорил правду… — он успокоился и преисполнился безмятежной уверенности, видя, что жена поверила.

С жаром принялись они говорить о будущем. В своем воображении пани Сырова уже ворвалась в новое жилище, сопровождаемая роем женщин с мокрыми тряпками, швабрами и рисовыми щетками в руках. Она перевернула вверх дном всю квартиру, сделала ремонт и расставила мебель.

— И найму прислугу, — сказала она.

— А то как же, — поддержал ее чиновник.

Он повеселел, проворно вскочил с постели и принялся бегать по комнате.

— Какой поворот, какая перемена! — восклицал он вне себя от восторга. — Конец мытарствам, открываются новые горизонты… Даже не верится.