Ирвин Шоу - Молодые львы

— Послушайте, вы можете сказать нам, как проехать на фронт?

— Так вот… — начал было Майкл.

— Поезжайте по этой дороге, лейтенант, — перебил Крейн. — Проедете мили полторы, потом будет небольшой подъем и лесок. Взберетесь на вершину холма и увидите внизу реку. Это и есть фронт, лейтенант.

— Он правду говорит? — недоверчиво спросил лейтенант.

— Да, сэр, — подтвердил Майкл.

— Хорошо! — Лейтенант повернулся к одному из сержантов. — Льюис, джип оставим здесь. Пойдем пешком. Сделай что нужно, чтобы его не угнали.

— Да, сэр. — Льюис подошел к джипу, поднял капот, вытащил ротор из распределителя и вырвал несколько проводов. Лейтенант тоже подошел к машине, взял пустой мешок и перекинул его через плечо.

— Майкл! — раздался голос Ноя. Он махал Майклу. — Пошли, пора возвращаться…

Майкл кивнул головой. Он чуть было не подошел к лейтенанту и не сказал ему, чтобы тот убирался отсюда в свою уютную канцелярию, к теплой печке, но передумал. Он догнал Ноя, который, устало передвигая ноги по вязкой грязи, шел по дороге к позициям роты, находившимся в полутора милях отсюда.

Взвод Майкла располагался под седловиной, откуда хорошо проглядывалась река. Гребень высоты так густо порос молодыми деревьями и кустарником, что даже сейчас, когда опали листья, они давали хорошее укрытие, и солдаты могли свободно передвигаться. С вершины можно было видеть мокрый склон, местами поросший кустарником, а у самой подошвы холма — узкую поляну, упиравшуюся в реку, за которой возвышался такой же гребень. За ним лежали немцы. Над зимним ландшафтом нависло безмолвие. Черная река катила свои мутные воды между обледеневшими берегами. Там и тут у берега гнили в воде стволы деревьев; маслянистые волны, бурля, обтекали их и катились дальше. Над противоположными склонами, испещренными серыми пятнами снега, стояла тишина. По ночам вспыхивала иногда короткая, жаркая перестрелка, но днем слишком открытая местность ограничивала действия патрулей, и между воюющими сторонами устанавливалось своеобразное молчаливое перемирие. Расстояние между позициями противников, насколько было известно, составляло около тысячи двухсот ярдов; во всяком случае, так они были помечены на картах в том далеком, сказочном, безопасном месте, которое именуется штабом дивизии.

Взвод Майкла находился здесь уже две недели, и если не считать редкой ночной перестрелки (последний раз это было три ночи назад), то противник ничем не обнаруживал своего присутствия. Можно было подумать, что немцы упаковали свои вещи и отправились по домам.

Но Хулиген так не думал. У него был хороший нюх на немцев. Некоторые по запаху краски могут определить подлинность картин голландских художников, другие, попробовав вино, сразу скажут, что оно урожая 1937 года, и назовут никому неизвестный виноградник около Дижона. «Специальностью» Хулигена были немцы. У Хулигена было узкое, с высоким лбом, интеллигентное лицо ирландского ученого. При взгляде на него вспоминались однокашники Джойса [106] Джойс, Джеймс (1882–1941) — ирландский писатель-декадент. из Дублинского университета. Он подолгу вглядывался через кустарник в противоположный гребень и говорил, с сомнением качая усталой головой:

— Там где-то есть пулеметное гнездо. Они установили пулемет и ждут, когда мы пойдем в атаку.

До сих пор это не имело особого значения. Взвод оставался на месте, река представляла собой слишком большое препятствие для патрулей, и пулемет, если он там действительно был, не мог достать укрывшихся за гребнем солдат. Если же у немцев позади были минометы, то они старались их не обнаруживать. Но, как стало известно, на рассвете придет саперная рота и попытается навести через реку понтонный мост. Рота Майкла должна переправиться по мосту и войти в соприкосновение с немцами, обороняющими высоту на противоположном берегу. После этого, на следующее утро, свежая рота пройдет через их боевые порядки и будет продвигаться дальше… В штабе дивизии такой план действий, несомненно, выглядел отлично. Но он не нравился Хулигену, пристально вглядывавшемуся в черную реку с обледенелыми берегами и в безмолвный, покрытый кустарником и пятнами снега склон на той стороне.

Когда Ной, Майкл, Пфейфер и Крейн подошли к позиции взвода, Хулиген разговаривал с капитаном Грином по полевому телефону, привязанному ремнем к дереву.

— Капитан, — говорил он. — Не Нравится мне все это. Что-то они слишком притихли. Где-то на гребне есть замаскированный пулемет. Я чувствую, что есть. Сегодня ночью в нужный момент они осветят местность ракетами и зададут нам жару. Ведь перед ними пятьсот ярдов открытого пространства, да еще мост. Перехожу на прием.

Он слушал. Голос капитана тихо потрескивал в трубке.

— Слушаю, сэр, — сказал Хулиген, — я позвоню вам, когда выясню. — Он вздохнул, повесил трубку и снова навел бинокль на тот берег реки, задумчиво чмокая губами. Он был похож на ученого, решающего трудную задачу. — Капитан приказал выслать сегодня днем дозор, — сказал Хулиген. — Нужно пройти на виду у противника, если потребуется, до самой реки, чтобы вызвать на себя огонь. Тогда мы установим место, откуда стреляют, вызовем огонь минометов, и от немецкого пулемета останутся рожки да ножки. — Хулиген поднес к глазам бинокль и снова стал вглядываться сквозь легкую дымку в невинно выглядевший гребень по другую сторону реки. — Охотники есть? — небрежно бросил он.

Майкл посмотрел вокруг. Семь человек слышали Хулигена. Они согнулись в своих мелких окопчиках под самым гребнем, проявив вдруг повышенный интерес к винтовкам, к строению земли на стенках окопов, к кустам, стоявшим перед их глазами. Три месяца назад, подумал Майкл, он, вероятно, по глупости вызвался бы охотником, чтобы искупить свою вину. Но теперь Ной кое-чему научил его. В наступившей тишине он продолжал внимательно разглядывать свои ногти.

Хулиген тихо вздохнул. Прошла минута, и каждый напряженно думал о том моменте, когда идущий впереди солдат этого дозора вызовет на себя огонь немецкого пулемета.

— Сержант, — вдруг раздался вежливый голос. — Вы не возражаете, если мы присоединимся к вам?

Майкл поднял глаза. Лейтенант из службы снабжения и его два спутника неуклюже поднимались по скользкому склону. Просьба лейтенанта повисла в воздухе над солдатами, скорчившимися в ячейках, безумно-легкомысленная, как реплика веселого чудака из венгерской оперетты.

Хулиген удивленно обернулся, его глаза сузились.

— Сержант, — сказал Крейн, — лейтенант прибыл сюда за трофеями, он хочет увезти их в Париж.

Мимолетное, необъяснимое выражение промелькнуло на тонком длинном лице сержанта, заросшем иссиня-черной щетиной.