Ирвин Шоу - Молодые львы

Сквозь частую сетку дождя Христиан напряженно всматривался в затемненное здание, пытаясь отыскать окно квартиры Гретхен, но в темноте ничего нельзя было различить.

В восемь часов утра длинный автомобиль снова остановился у подъезда. Вскоре из дома вышел офицер, уселся в машину и уехал. «Подполковник», — механически отметил Христиан.

Дождь не переставал. Христиан решил зайти в дом и уже почти пересек улицу, но передумал. «Она рассердится и выгонит меня — и все будет кончено…»

Он возвратился на свой пост за деревом. Форма его вымокла до нитки, глаза слипались от бессонной ночи, но он упрямо всматривался в окно квартиры Гретхен, которое быстро нашел в сером свете утра.

Гретхен вышла в одиннадцать часов. На ней были короткие резиновые боты и легкий плащ с поясом и капюшоном, похожий на маскировочный солдатский халат. Как всегда по утрам, она выглядела свежей и юной, словно школьница. Деловитой походкой Гретхен направилась по улице и свернула за угол. Дистль нагнал ее и притронулся к ее локтю.

— Гретхен!

Женщина нервно обернулась и остановилась.

— Не подходи ко мне! — шепнула она, боязливо озираясь по сторонам.

— Но что случилось? — умоляюще спросил Христиан. — В чем я провинился?

Фрау Гарденбург пошла дальше, и Христиан поплелся за ней.

— Гретхен, дорогая!..

— Я же ясно сказала — не подходи ко мне! Ты что, не понимаешь?

— Но я должен знать, что случилось.

— Меня не должны видеть с тобой. — Она продолжала шагать по улице, глядя прямо перед собой. — Все! Уходи. Ты хорошо провел отпуск, а к тому же у тебя все равно осталось только два дня. Возвращайся во Францию и забудь обо всем.

— Но это же невозможно! Мне надо поговорить с тобой — в любое время и в любом месте.

Из магазинчика на другой стороне улицы вышли два человека и быстро направились в том же направлении, в котором шли Христиан и Гретхен.

— Ну хорошо, — согласилась она. — Сегодня вечером в одиннадцать часов у меня дома. Только не ходи через парадный вход, а иди по черной лестнице, через подвал. Вход с другой улицы. Дверь кухни будет отперта. Я буду дома.

— Хорошо, спасибо. Чудесно!

— А сейчас оставь меня в покое.

Христиан остановился и поглядел ей вслед. Фрау Гарденбург, не оглядываясь, шла по улице быстрой, нервной походкой, мелькая черными ботиками. Перетянутый поясом плащ подчеркивал ее стройную фигуру. Дистль повернулся и побрел в пансион. Не раздеваясь, он бросился на койку и попытался уснуть.

В одиннадцать часов вечера Христиан поднялся по неосвещенной черной лестнице. Гретхен в зеленом шерстяном платье сидела за столом и писала. Она даже не повернулась, когда вошел Христиан.

«Бог ты мой! — мысленно подивился он. — Как она похожа сейчас на своего лейтенанта!» Неслышно ступая, он подошел к столу и поцеловал Гретхен в затылок, ощутив аромат ее надушенных волос.

Гретхен перестала писать и взглянула на Дистля. Ее лицо оставалось серьезным и отчужденным.

— Ты должен был мне сказать! — заговорила она резким тоном.

— Что сказать?

— Ты мог бы доставить мне массу неприятностей! — не слушая его, продолжала Гретхен.

— Но что я сделал? — спросил недоумевающий Христиан, тяжело опускаясь в кресло.

Гретхен вскочила и принялась ходить по комнате с такой быстротой, что платье путалось у нее в ногах.

— Это непорядочно! Сколько мне пришлось из-за тебя вынести!

— Что вынести? — крикнул Христиан. — О чем ты говоришь?

— Не кричи! — огрызнулась Гретхен. — Кто знает, не подслушивают ли нас.

— Может быть, ты объяснишь мне толком, — понизил Христиан голос, — в чем дело?

— Вчера днем, — Гретхен остановилась перед ним, — у нас в учреждении был человек из гестапо.

— Ну и что же?

— А сначала они побывали у генерала Ульриха, — многозначительно добавила Гретхен.

Христиан устало кивнул головой.

— Но кто такой генерал Ульрих?

— Мой друг. Мой очень хороший друг, который из-за тебя, видимо, нажил кучу неприятностей.

— Я в жизни не видел генерала Ульриха!

— Говори тише. — Гретхен подошла к буфету и налила себе полстакана коньяку. Христиану она даже не предложила выпить. — Какая же я дура, что вообще пустила тебя в дом.

— Но скажи, — потребовал Христиан, — какое отношение имеет ко мне генерал Ульрих.

— Генерал Ульрих, — с расстановкой ответила Гретхен после большого глотка коньяку, — это человек, который хлопотал о присвоении тебе офицерского звания и о твоем прикомандировании к генеральному штабу.

— Ну и что же?

— Вчера ему сообщили из гестапо, что тебя подозревают в принадлежности к коммунистической партии. Гестапо интересуется, при каких обстоятельствах он познакомился с тобой и почему проявляет к тебе такое внимание.

— Но что ты от меня хочешь?! — сердито воскликнул Христиан. — Я не коммунист, я член австрийской нацистской партии с тридцать седьмого года.

— Все это гестапо знает не хуже тебя. Но гестапо известно и то, что с тридцать второго по тридцать шестой год ты был членом австрийской коммунистической партии и что вскоре после аншлюса ты чем-то насолил региональному комиссару Шварцу. Кроме того, им известно, что у тебя был роман с американкой, которая в тридцать седьмом году жила в Вене с евреем-социалистом.

Христиан устало откинулся в кресле.

«До чего же это гестапо дотошное, — подумал он, — и все же какая неточная у них информация!»

— В части за тобой ведется постоянное наблюдение, — криво усмехнулась Гретхен, — и гестапо получает ежемесячные доклады о каждом твоем шаге. Тебе, вероятно, будет интересно узнать, что мой муж в своих рапортах характеризует тебя как очень способного и преданного солдата и настойчиво рекомендует направить в офицерскую школу.

— Не забыть бы поблагодарить его по возвращении, — равнодушно отозвался Христиан.

— Разумеется, ты никогда не станешь офицером, — снова заговорила Гретхен. — Тебя даже не пошлют на Восточный фронт. Если твою часть перебросят туда, ты получишь назначение куда-нибудь совсем в другое место.

«Отвратительная западня, из которой нет выхода, — пронеслось в голове у Христиана. — Нелепая, невероятная катастрофа!»

— Вот и все, — услышал он голос Гретхен. — Надеюсь, ты понимаешь, что когда в гестапо узнали о том, что женщина из министерства пропаганды, поддерживающая служебные, дружеские и иные связи со многими высокопоставленными военными и штатскими…

— Да перестань ты! — раздраженно остановил ее Дистль и поднялся. — Ты говоришь, как следователь из полиции!

— Но ты должен войти в мое положение… — Христиан впервые услышал в голосе Гретхен виноватые нотки. — Людей отправляют в концлагеря и не за такие вещи… Ты должен, дорогой, понять мое положение!