Кармен Лафорет - Ничто. Остров и демоны

— Ну хорошо, разве тебе нечего делать? — спрашивал он, видя, как она сидит рядом с ним, задумчивая, готовая просидеть так целую вечность, дыша воздухом, пронизанным солнечным светом и покоем.

— Мне, конечно, надо бы заниматься… Не говорите ничего моим родным… Я теперь занимаюсь по ночам. Но для меня так удивительно ходить одной по улицам, смотреть вокруг… Мне кажется, что впервые в жизни я вырвалась на волю. Знаете, почти два года я была в интернате.

— Тебе надо уехать с острова. Ты не создана для того, чтобы сидеть в четырех стенах. В тебе есть что-то от бродяги.

Марте очень нравилось, когда он говорил так. А Пабло было приятно видеть, как в ее зеленоватых глазах загорается огонек. Потом огонек погасал.

— Мне это никогда не удастся.

— Если человек хочет, он всего может добиться… Самое главное — желать чего-то одного. Не правда ли?

— Не знаю.

Она ничего не знала. Однако все, что говорил Пабло, запоминалось ей. Она думала о его словах… Она не знала точно, чего хотела. Пожалуй, уехать с острова, но вместе с тем — постоянно видеть Пабло. Если он останется на острове навсегда, она не уедет. Но этого, конечно, она не могла сказать вслух.

— Я нарисовал тебя. Своим широким ртом и светлыми глазами ты очень напоминаешь крестьянок из здешних селений.

Когда Пабло показал ей рисунок, она была разочарована.

— Кажется, что это не я, а Онеста… Онеста в молодости.

Пабло немного подумал, улыбаясь.

— Вы очень похожи.

— Нет!

Пабло расхохотался.

— В известном смысле, конечно, не похожи. У Онесты другой лоб, другие брови, у тебя они красивые, прямые… Нет, разумеется, не похожи. У тебя лицо умное, а в чертах Онесты нет и намека на ум… Но я хотел выразить другое.

В иные дни Пабло бывал неприятным, брюзгливо-угрюмым. Он давал ей мрачные советы насчет того, как должна вести себя женщина, чтобы не портить жизнь мужчине. Женщина должна сидеть дома, всегда улыбаться, никогда не прекословить, блюсти свою добродетель, не причинять беспокойств.

— Я ничего не имею против добродетели, но мне не нравится вечно сидеть дома.

— Ты думаешь, что я шучу?

Это ставило Марту в тупик.

— Не знаю…

Он был человеком разговорчивым, из тех, Кому необходимо обсуждать свои дела вслух. Таким образом, Марта познакомилась с его взглядами на жизнь и искусство. По мнению Пабло, искусство — это единственное спасение для человека, единственное утешение в жизни.

Марта еще не все хорошо понимала. Она не знала, зачем и от чего надо спасаться, кроме как от ада на том свете.

— Да, — полусерьезно, полушутливо говорил Пабло, — спасение от ада… Искусство спасает от ада на этом свете. Все темные силы в человеке, все его демоны под влиянием искусства становятся ангелами.

— Но не в каждом же человеке живут демоны. У вас их нет. Такого, как вы, я еще не встречала.

Только теперь художник увидел, каким взволнованным было это совсем еще детское лицо, эти узкие глаза, которые так старались его понять. Ему стало немного стыдно. Он смущенно почесал нос и скромно сказал:

— Я стараюсь быть хорошим… по-своему. Но не думай, это мне не всегда удается.

Однажды он сказал ей:

— Тебе было бы интересно поговорить с моей женой… Вам было бы весело вместе. Ты пришлась бы ей по душе. Она тоже немного бродяга.

У Марты сильно забилось сердце. Ей давно уже хотелось порасспросить Пабло о его жене, об этой сеньоре, которую она представляла себе огромной и свирепой и к тому же с сигарой во рту. Но Марта никогда не осмеливалась. Она посмотрела на Пабло. Они сидели под тенистым деревом в аллее Чили, у их ног лежал Сьюдад-Хардин, за ним голубело море. Как на карте, ясно виднелся порт и голые скалы на полуострове. И во всем чувствовался жаркий золотистый ритм, который чутко воспринимала Марта.

— А какая она, ваша жена?

— Мария?

Лицо Пабло приняло странное выражение. Он смотрел как бы вглубь себя. Глаза его оживились, в них загорелось непривычное воодушевление.

— Она замечательная… Очень умная и в то же время обворожительная. В ней есть какая-то удивительная сила… Она необычайна.

— О!.. А Онеста говорит, что вы никогда больше не встретитесь, потому что она на стороне республиканцев!

Художник покраснел. Он краснел не так, как Хосе, кровь не приливала к его лицу яркой волной. Пабло был смуглым, точно бедуин, и краска на его щеках казалась почти незаметной, но Марта увидела его смущение и сама вспыхнула ярче, чем он.

— Онеста, — сказал художник с расстановкой, — не отличается, ну, скажем, особой глубиной ума. Тут демоны ее не искушают, как ты думаешь?

Марта нервно улыбалась. Она была в восторге от того, что Пабло сделал ее своей сообщницей в заговоре против Онесты.

В январе она встретила художника четыре раза. Она совершила с ним четыре долгих прогулки, которые показались ей неправдоподобно короткими, безнадежно мимолетными. Во время этих прогулок она ни разу не заикнулась ему о своих легендах. Говорил Пабло, говорил об абстрактных понятиях добра и зла, о святости искусства, об ужасах войны… Марта никогда не знала, на чьей он стороне — красных или националистов. Казалось, он не испытывал страсти к политике, которая в те времена охватила всех, была для каждого вопросом жизни и смерти, вызывала кипение ненависти, борьбу нервов. Слова, которые он произносил, звучали для Марты странной музыкой, словно он говорил на другом языке, потому что почти никогда они не были конкретными, их нельзя было ни обсуждать, ни оспаривать. Марта не думала о том, что, если бы так говорил другой человек, ей стало бы скучно. Она чувствовала только, что эти разговоры открывают перед ней новые горизонты, новые миры.

— Самый большой недостаток — быть слабым перед самим собой.

Это Марта поняла.

— Я слабая… Однажды я даже напилась, потому что мне было тоскливо.

— Ты? Не верю! Ты слишком молода, чтобы делать подобные глупости.

После разговора, в котором художник упомянул о своей жене, Марта несколько дней не видела его. Ей не посчастливилось встретить Пабло во время прогулок, которые она всегда в одно и то же время совершала у дверей его дома; но само по себе ожидание этой встречи уже было радостью, озарявшей ее жизнь. Однажды утром, утром двадцать шестого января, она проснулась с уверенностью, что сегодня встретит Пабло. Марта напевала, одеваясь, и сама удивилась, заметив это. В те дни ее не покидало ощущение полноты жизни. Выскочив в сад, Марта взбежала вверх по эвкалиптовой аллее, чтобы дать выход переполнявшему ее почти невыносимому счастью. Вслед за нею большими прыжками мчался кот, словно наэлектризованный ее энергией. Наконец Марта остановилась, улыбнувшись, и увидела вокруг себя золотой мир, синие горы, придавившие море. В этот миг она могла бы подняться бегом до вершины Бандамы; она закинула руки за голову и почувствовала то, что должны чувствовать деревья весной — дивную силу, бездумное счастье цветения.