Исроэл-Иешуа Зингер - Йоше-телок

— Люди, стыд вам и позор! Я не буду молчать!..

Хасиды окружили его, схватили за руки. Он вырвался, яростно разметав их, и быстро проложил себе дорогу в толпе. Подбежав к зятю ребе, он вскинул руки вверх.

— Йоше! — закричал он. — Ох, беда, беда… Йоше-телок!..

Весь бесмедреш застыл от изумления.

— Уведите его! — послышались голоса. — Он сошел с ума! Выкиньте миснагеда за дверь!

Даена принялись тянуть со всех сторон. Но он не давал сдвинуть себя с места. В этом тощем человеке проснулась небывалая сила.

— Люди! — воскликнул он. — Знайте, что вас обманули! Это не зять ребе, а Йоше из Бялогуры! Йоше-телок, грешник во Израиле.

Люди зажали руками уши.

— Заткните ему рот! — кричали они. — Свяжите его поясами!

Но тут все сыновья ребе, выросшие будто из-под земли, встали стеной перед даеном.

— Люди! — воскликнули они. — Не трогайте ученого человека, раввина! Давайте послушаем, что он скажет. Сегодня ведь Рошашоне!

Через мгновение реб Шахне уже стоял на биме и стучал по столу.

— Люди! — взывал он. — Я в здравом уме! Клянусь вам святым днем Рошашоне, что человек, который стоит перед вами — это Йоше, по прозвищу Телок, из города Бялогуры. Там он, не про нас будь сказано, совратил девушку, дочь шамеса Куне. Из-за этого в городе, упаси Боже все еврейские города, начался мор, затем раввинский суд женил его на девице, но в брачную ночь он сбежал и оставил жену соломенной вдовой. Люди, я могу покляться на орн-койдеше. Я могу призвать весь город в свидетели.

Он сбежал с бимы так же быстро, как поднялся, подлетел к пришельцу и затряс кулаками перед самым его носом.

— Скажи, что это не так! — закричал он. — Скажи, что ты не Йоше-телок!

Пришелец не произнес ни слова. Большими, широко раскрытыми глазами, не видящими ничего перед собой, он взглянул на кричащего даена и тут же вышел — вышел торопливо, твердым шагом, как и вошел.

Все стояли остолбеневшие, подавленные. В большом, ярко освещенном праздничном бесмедреше, в душах собравшихся воцарилась скорбь.

— Идемте, — раздались голоса, — идемте к ребе!

Вся толпа собралась у дверей Нешавского ребе.

Как раскаленный камень в бочку воды, упали слова реб Шахне в гущу нешавского двора.

Реб Мейлех и пылинке не давал сесть на зятя.

— Я этого бялогурского даена в порошок сотру! — кипятился он. — Велю хасидам прогнать его из города палками!

В старом сонном ребе вдруг проснулась воля к жизни, к битве, как в былые времена.

Исроэл-Авигдор тут же разнес слова ребе по всей округе.

Против ребе восстали его сыновья. Они забыли о своих ссорах, междоусобицах; теперь все держались заодно, проводили тайные собрания, даже в праздник, а на исходе Рошашоне послали своего человека в Бялогуру вместе с реб Шахне.

Они быстро принялись собирать деньги, торгуясь между собой, и насобирали немало рейнских гульденов. Деньги они вручили посланцу, десятки раз повторив одно и то же наставление:

— Файвиш-Меер, езжай и привези Куне-шамеса с дочерью, хоть за уши притащи в Нешаву. Если захотят денег, дай. Езжай и возвращайся с победой.

Файвиш-Меер — проныра, сплетник и злейший враг габая Исроэла-Авигдора, не подпускавшего его к кормушке, — зашил деньги за подкладку облезлой шубы, которую он взял с собой в дорогу, хотя было еще тепло. Еще в бричке, едущей к вокзалу, он начал читать длинную дорожную молитву, прося Бога уберечь его от злых людей, разбойников и диких зверей. Всю дорогу от Нешавы до Бялогуры реб Шахне непрерывно сморкался в платок и бурчал.

— Даже если бы пришлось ходить по домам, — кипятился он, — я бы все равно стоял на своем. Я бы повсюду кричал, что это Йоше-телок. Есть, есть Бог над нами.

Сразу же по приезде, как только кончик его красного носа показался в Бялогуре, даен поднял шум на весь город.

Едва сойдя с крытой повозки, даже не заглянув домой, он побежал в бесмедреш и стал вещать с бимы:

— Люди! Нешавский двор горит огнем! Йоше-телок живет с дочерью ребе!

Нешавские хасиды и их извечные враги, горбицкие хасиды, тут же принялись дубасить друг друга.

Файвишу-Мееру, нешавскому посланцу, не пришлось тащить за уши Куне-шамеса и его дочь, как велели сыновья ребе. Те сами пришли и стали просить, чтобы он взял их с собой. Ему не пришлось даже вспарывать облезлую шубу, чтобы достать зашитые за подкладку деньги. Куне хотел ехать вместе с Цивьей за свой счет. Он торопился, не желал ждать ни минуты.

Торопился и реб Шахне. Он забыл о месте раввина, которое хотел занять, забыл о дочери-перестарке, которую надо было выдать замуж. Даен не желал ни отдыхать, ни разрешать религиозных вопросов, он рвался в Нешаву. Сколько бялогурцы ни уговаривали его остаться — ведь у них теперь не было раввина, нельзя же оставлять город на произвол судьбы, — реб Шахне и слушать не хотел.

— Есть Святой закон, — вопил даен, — он даже для ребе — закон… Я этого так не оставлю. Я на весь белый свет прокричу, что дочь Нешавского ребе живет с чужим мужем.

Хасиды побросали свои лавки и рыночные лотки, ринулись в Нешаву. Поехали, во-первых, нешавские хасиды. Они сразу же поняли, что все это ложное обвинение, клевета миснагеда, которому не дали стать городским раввином. Им уже виделся позор даена и всех врагов нешавских хасидов. Что Шахне, мерзавца этакого, выгонят из города палками — в этом они не сомневались. Но им этого было мало. Они не могли ждать так долго. Они хотели стереть его в порошок еще раньше, в Нешаве, увидеть его позор на месте, в тамошнем бесмедреше, где его уложат на стол и дадут столько розог, сколько в него, отступника, влезет. Поэтому они оставили все свои дела и отправились в Австрию.

Поехали и другие хасиды, главным образом горбицкие, — чтобы наконец насладиться местью врагам, нешавским хасидам.

Поехал и Авиш-мясник. Как только он услышал историю о Йоше-телке, у него зачесались руки. Он оставил свою лавку с топорами, колодами и женщинами и теперь потирал руки от удовольствия.

— Вот так телок! — кричал он. — Да это же бык, не будь я еврей!..

В тот же день, прямо в пост Гедальи [157] Пост Гедальи — день траура и поста, отмечаемый 3-го числа месяца тишрей, на следующий день после Рошашоне, в память об убийстве Гедальи бен Ахикама, наместника Иудеи, назначенного вавилонянами после разрушения Первого храма. , реб Занвл-контрабандист — тот самый, что прятал товар на кладбище у Куне-шамеса — переправил всю эту толпу через границу. Они не могли ждать, пока полиция выдаст им пропуска. Была дорога каждая минута. Реб Занвл встретился с начальником пограничной стражи, заплатил ему по рублю с головы и договорился, что на страже будет стоять он сам — начальник. Тот начал торговаться. Он хотел от реб Занвла еще бочку австрийского глинтвейна для своих солдат, а для себя — серебряный рубль на девку.