Альфред Жарри - Убю король и другие произведения

Как бы то ни было, в июне 1896 года Жарри опубликовал «Убю короля» под своим именем, и эта публикация, вкупе с просьбами Рашильд, побудила наконец Люнье-По включить «Убю короля» (наряду с «Пер Гюнтом» Ибсена, «Аглавеной и Селизеттой» Метерлинка и «Зорями» Верхарна) в репертуар четвертого (1896–1897 гг.) сезона театра «Эвр».

Девятого декабря, месяц спустя после триумфальной постановки «Пер Гюнта», состоялась генеральная репетиция разрекламированного спектакля, собравшая «весь Париж».

Перед началом представления на кафедру, установленную перед занавесом, взошел Жарри («маленький черный человечек в костюме не по росту, причесанный под Бонапарта, с бледным лицом и темными, словно чернила или глубокая лужа, глазами» [19] Rachilde. Op.cit., р.71. ) и слабым, однако «сухим и твердым» голосом проговорил вступительную речь, после чего занавес открылся, представив взору публики следующую сцену: налево — большая кровать, задрапированная желтыми занавесками, из-под которых виден внушительных размеров ночной горшок; неподалеку — виселица с раскачивающимся скелетом; напротив — пальма с обвивающим ее громадным удавом; в глубине — окно, на котором восседают несколько сов, а посреди сцены — камин с двустворчатой дверцей, через которую входят и выходят персонажи.

Словечко «Merdre!», брошенное в зал Фирменом Жемье, игравшим Папашу Убю, вызвало не шок, а добродушный смех, и во время первых двух действий в зале даже раздавались одобрительные аплодисменты. Однако с началом третьего акта терпению зрителей приходит конец. Именитый драматург Жорж Куртелин, вскочив со своего места и обернувшись к зрителям, как бы дает сигнал: «Вы что, не видите, что Жарри издевается над нами?» В зале поднимается гвалт. Почтенный литературный критик Франсиск Сарсе решительно встает, собираясь покинуть театр. «Старая сволочь!» — кричит ему в ухо какая-то дама, исступленно стуча кулаком о ручку кресла. Жан де Тинан аплодирует и свистит одновременно. Фердинанд Эрольд, пытаясь успокоить публику, из-за кулис направляет свет то на сцену, то в зрительный зал. «Ведь правда же, это шутка?» — робко осведомляется Жюль Леметр. Литературный обозреватель из «Эко де Пари» Анри Бауэр громко выражает свое восхищение. Слышатся возгласы: «Эта вещь посильнее Эсхила!», «Вот так вы освистали Вагнера!». Фернан Грег кричит: «Вам и Шекспира не понять!», «Ты его сначала прочти, остолоп!» — немедленно отвечают с балкона. Зал бушует в течение четверти часа и публика уже готова броситься на сцену, как вдруг Жемье приходит в голову спасительная мысль: он пускается в пляс и танцует жигу до тех пор, пока, обессилевший, не валится прямо на суфлерскую будку. Ошеломленный зал, придя в себя, разражается овацией, и спектакль заканчивается благополучно (на следующий день, 10 декабря, когда состоится официальная премьера, Жемье захватит с собой кондукторский рожок и станет пускать его в ход, как только зал зашикает и засвистит).

Пресса не скупилась на издевки: «Полагаю, что, проявив уважение к тексту „Короля Убю“, я без должного уважения отнесусь к своим читателям», — писал обозреватель газеты «Жиль Блаз»; «В прежние времена спектаклю не дали бы закончиться; вероятно, наши отцы были более разумны, а быть может, и более энергичны, нежели мы» («Ле Солей»); «Это — непристойное надувательство, заслуживающее лишь презрительного молчания… терпению пришел конец» (Франсиск Сарсе в «Тан»); «Требуется дезинфекция», — лаконично подытоживал «Ле Голуа».

В целом, парижская «общественность» восприняла постановку «Убю короля» как грубую и неудачную мистификацию. «Если Жарри завтра же не напишет, что он посмеялся над нами, он пропал», — такую заметку сделает на следующий день после премьеры в своем «Дневнике» молодой Жюль Ренар [20] Renard J . Journal (1887–1910). P.: Gallimard. 1960, p. 363. .

Разумеется, у Жарри нашлись сочувствующие, сторонники и защитники (вежливый Малларме прислал автору поздравительное письмо. Из Бельгии на публикацию «Убю короля» откликнулся благожелательной рецензией Верхарн, а в Париже во влиятельном символистском журнале «Ревю бланш» Гюстав Кан опубликовал краткий разбор пьесы. Благородный Анри Бауэр, рискуя репутацией, грудью встал на защиту Жарри, и даже осторожный Катюль Мендес на следующий день после премьеры опубликовал большую статью, где говорилось: «Папаша Убю существует… Вам от него не отделаться; он будет неотступно преследовать вас, и вам придется то и дело вспоминать, что он был и что он есть»). Однако даже те, кто ясно почувствовал, что в парижской художественной жизни произошло знаменательное, а быть может, и поворотное событие, испытали скорее чувство тревоги, нежели радости. У. Б. Йейтс, присутствовавший на исторической премьере, записал: «Мы… кричали, поддерживая пьесу, однако сегодня ночью, в гостинице „Корнель“ мне очень грустно… я говорю… после Стефана Малларме, после Поля Верлена, после Гюстава Моро, после Пюви де Шаванна, после нашей поэзии, после всей тонкости наших красок, нашей чувствительности к ритму… какие возможности еще остаются? После нас — одичавший бог» [21] Цит. по: Esslin М. Le théâtre de l’absurde. P.: Buchet-Chastel, 1963, p. 337–338. . «Это самое прекрасное явление искусства с тех пор, как искусства больше нет!» — афористично выразился по поводу «Убю короля» критик Альбер Буасьер.

Жарри, скорее всего, сам хотел скандала [22] По свидетельству Жоржа Ремона, этот скандал «должен был превзойти скандал вокруг „Федры“ или „Эрнани“. Нужно было сделать так, чтобы пьесу не смогли доиграть до конца, чтобы зал взорвался». «Мы должны были устроить суматоху, испуская вопли негодования в том случае, если публика примется аплодировать (что не исключалось), и крики восторга и восхищения, если она начнет свистеть» ( Rémond G. Souvenirs sur Jarry et quelques autres // Mercure de France, mars-avril 1955, p. 664). , точнее скандального успеха своей пьесы, однако дело обернулось каким-то сомнительным полууспехом и несомненным полупровалом. Во всяком случае, если наутро после премьеры Жарри надеялся проснуться знаменитым, то проснулся он осмеянным, и хотя попытался изобразить полнейшее равнодушие, даже не поблагодарив Мендеса за хвалебную статью [23] Рашильд вспоминает: «„Так что же, — спросил Мендес, взбешенный пренебрежением триумфатора, — он, помимо всего прочего, еще и дурно воспитан?“ — „Нет, — ответила я, — дело обстоит серьезней: он сумасшедший. Нынче вечером он думает о другом, и пьеса его больше не интересует!“ — „Отлично, — сказал Мендес, — вот еще штучка, но только предупредите его, что большую прессу не принято беспокоить по пустякам“» ( Rachilde. Ор. cit., р. 87). , на самом деле был глубоко уязвлен, тем более что Люнье-По, недовольный провалом пьесы, нанесшим ущерб репутации театра и приведшим к значительным убыткам, вскоре прервал с Жарри всякие отношения.