Жак Стефен Алексис - Деревья-музыканты

Ревностно принялся Диожен Осмен насаждать «бога гневного, бога-мстителя». С утра до вечера произносит он проповеди, в которых призывает на головы нечестивцев муки «ада, более страшного, чем геенна человеческая», готовит тексты торжественного отречения от водуизма. Имя каждого, обращенного в католичество, он заносит в картотеку, чтобы людей, упорствующих в своих «заблуждениях», лишать причастия. «Вера или смерть» — таков его девиз. И он готов «собственной рукой пронзить мечом каждого, кто посмеет отступить от католической церкви». Непокорность крестьян лишь усиливает жестокость Диожена Осмена. «Он пойдет, пойдет не со словами любви на устах, а с плетью в руке. Пойдет не убеждать, а побеждать. Он превратится в кулак, в наконечник копья, и его посох, увенчанный крестом, станет ножнами разящего меча». Под защитой полиции Диожен организует религиозное шествие с расшитыми хоругвями для разрушения языческих храмов своих предков. Заполыхали на кострах великие произведения искусства гаитянского народа. Рука Диожена не дрогнула перед этим чудовищным преступлением. Он получил приказ и со слепой покорностью исполнил его. Какое ему дело до этого наследия предков, запечатлевшего «силу и прелесть, тайну и чудо, мечту и грубость жизни» негров?

А в это время бульдозеры ГАСХО уже приступили к расчистке территории под каучуковые плантации, они разрушают, сметая с лица земли, хижины непокорных крестьян. Под их обломками гибли надежды, давнишние грезы людей, плоды терпеливых усилий многих поколений. Империалистическая печать на все лады расхваливала планы американцев, наконец-то «стране улыбнулось счастье» — ГАСХО «возьмет на себя заботу о сельскохозяйственном развитии» Гаити. Земли для плантаций будут предоставлены крестьянам, которые должны всячески помогать компании. «Страна найдет в себе силы убедить отдельных упрямцев... Любая, даже скрытая пропаганда против наших мероприятий, — говорилось в обращении властей к населению, — будет караться с самой беспощадной суровостью». А бульдозеры идут дальше, «оставляя за собой развалины, пепел, гнев… Как много горя! Как много-много горя!»

С любовью и страстностью создает Жак Стефен Алексис благородные запоминающиеся образы крестьян, вступивших в смертельную схватку с пришельцами. Таков темпераментный и несговорчивый Аристиль Дессен, человек с бесстрашным и чистым сердцем. О его дерзкой смелости ходили легенды. Он был один из самых отчаянных храбрецов в партизанских отрядах, боровшихся в двадцатые годы против янки, «он ходил в атаку на янки, шел прямо на их штыки, на их пулеметы!» У него с американцами давние счеты. Он вспоминает ночи, проведенные «в засаде с молчаливыми товарищами, когда перед тобой проходит вся твоя жизнь, и тяжко на сердце, и лежишь, распростершись на влажной земле, оскверненной врагами родины». Ему сродни Мирасен, который погибает, защищая свой дом и клочок земли. А разве не прекрасен юный властелин лесов Гонаибо! Вольное дитя природы, он «вышел из самого чрева этой земли, точно так же, как вырастает в полях пучок травы, стебелек проса или ствол кампешевого дерева». В горький для отчизны час он проявляет чудеса храбрости и героизма в борьбе с колонизаторами. Образы Аристиля Дессена, Мирасена, Гонаибо вырастают под пером писателя в обобщенные символы, они исполнены духовного величия; прекрасны их подвиги, прекрасны они в своей любви к родине, к народу.

Вдохновенно рисует Алексис в своем романе народные обычаи. Его описание праздника papa в честь «небесных плакальщиц, чтобы до наступления летнего равноденствия дождевая вода в изобилии падала на землю», врезается в память и долго стоит перед глазами. Взгляните, как король праздника, напоминающий лучезарную бабочку, ногами быстрыми и удивительно грациозными выбивает дробь, — он весь во власти танца. «Он олицетворял попеременно птицу, ночное небо, стрекозу, ангела, светило, а его руки в шелковых перчатках походили на хвосты комет». Под пером Алексиса, в описаниях тонких и поэтичных, похожих на стихотворения в прозе, оживают нежные картины родной природы, извечное пенье лесов, которое задумчиво слушают «серебристо-сизые, как грудка голубя», вечерние небеса, неумолчное стрекотание кузнечиков, ласковое шуршанье волн на песчаных берегах древнего озера Азюэй в фиолетовых сумерках... Но вот писатель начинает рассказ о горькой судьбе своего многострадального народа, задавленного поработителями, и тончайшим лириком овладевает священная ненависть, напевная мелодичная проза обретает страстность публицистики, исполненной гневного гражданского мужества, призыва к борьбе.

Пылают склады ГАСХО с привезенной американцами техникой, пылают их бараки, запасы горючего. Крестьяне осыпают градом камней дом изувера Диожена. Убит лейтенант Эдгар Осмен, помогавший американцам «отбирать землю у тех, кто ее добыл ценой великой войны за независимость, у ее законных владельцев, день за днем поливающих ее потом своим». Трагичен конец его брата священника Диожена, «дерзко поднявшего руку на богов своих предков». Застрелен сержант Жозеф Буден, подлый слуга иноземцев. Отравлен мракобес Данже Доссу, «человек без племени». Карающая рука справедливого возмездия народа настигает изменников.

Роман «Деревья-музыканты» создан писателем, живущим жизнью своего народа, его тревогами, надеждами, борьбой. Он учит людей ненавидеть мракобесье, ложь, жестокость и угнетение, беспредельно любить родной край и родной народ.

С. Емельяников.

Широко разверстое устье реки, живое, трепетное, ненасытное, готовое, кажется, поглотить горизонт, жадно сливается с открытым морем; зыбкая плоть воды вздрагивает в прозрачном лунном свете.

— ...Да говорят же тебе: оборотни!

— Оборотни?..

— Вот опять, опять, слева по борту!.. Оборотни! Гляди, гляди!

— Оборотни?..

— Экий безмозглый парень! Да ты с луны, что ли, свалился? Неужто ни разу про оборотней не слыхал? Днем — такие же люди, как мы с тобой, а ночью — оборотни. А все почему? Во что бы то ни стало разбогатеть хотят... Они не кривляются, как другие колдуны, у кладбищ, и не выплясывают на перекрестках, и не подстерегают христиан возле церквей, — а просто ловят рыбу... Как настанет вечер — и не какой-нибудь особенный, а самый обыкновенный вечер, — они мигом стянут с себя всю кожу, как перчатку, спрячут где-нибудь в доме, ну, скажем, за кувшином с водой, — и улетят. Как птицы. Всякие заклинания знают и могут поймать любую рыбу, самую что ни на есть лучшую. Сколько угодно наловят, стоит им только окунуть в море хвост... Да, да, свой хвост!..

И впрямь, то здесь, то там встают над водой призрачные облачка пара, словно сотканные из света и тени; они колышутся, пляшут под лучами луны и вдруг рассыпаются искрами в сыром теплом воздухе.