Жак Стефен Алексис - Деревья-музыканты

Буа-д’Орм выступил вперед с кувшином в левой руке и с декой в правой, его белые одежды сверкали в прозрачном свете утра. За главным жрецом шла Клемезина Дьебальфей, неся длинный железный трезубец и две связанные веревкой корзины. Буа-д’Орм побрызгал водой вокруг и затем смочил голову быка, который, несмотря на путы, бил копытами. Взгляд, которым обменялись жертвенное животное и главный жрец, был исполнен неизъяснимой кротости. Бык нагнул голову и замычал. Взяв тогда корзины из рук старухи Дьебальфей, жрец установил их на спине быка. В корзины поставили несколько бутылок оршада, рома, кока-колы и тафии, настоянной на каких-то листьях. Тогда «геал» Мирасен, в свою очередь, направился к быку...

Старый воин шел горделивой походкой, выпятив грудь. Он держался, как гладиатор на арене, у его шеи развевались концы красного платка. Он пожал руки окружающим, на лбу его залегли глубокие складки. Со вчерашнего дня генерал Мирасен пребывал в трансе: в него «вселился» Собо-Наки-Дахоме — страшный бог грозы и бури, на камне которого стояло святилище. Вдруг он подпрыгнул и, вскочив на спину быка, выхватил трезубец из рук Клемезины Дьебальфей. Почувствовав на себе седока, бык рассвирепел, жилы на его шее вздулись, и, гневно мотнув головой, он разорвал веревку, которой был привязан к дереву, Собо-Наки в образе генерала Мирасена уцепился за шею чудовища и схватил конец веревки, обмотанной вокруг его ног. Раздался многоголосый крик. Встав на дыбы, пасхальный бык глухо замычал. Толпа отшатнулась,

— Дурной знак! — говорили люди.

Генерал Мирасен был, конечно, еще крепкий, бодрый старик, но тут он совершенно преобразился. Он казался богом войны, не ведающим ни страха, ни слабости, — такая ярость обуяла этого вспыльчивого человека. Собрав все силы, он пытался перехватить веревку левой рукой, чтобы взять трезубец в правую и нанести быку смертельный удар. Веревка на ногах разгневанного быка понемногу перетиралась. Капли пота выступили на лбу генерала Мирасена, он что-то гневно бормотал сквозь зубы, выпрямившись на спине зверя. Но обезумевший бык отказывался признать власть Собо-Наки-Дахоме.

— Нет!.. Так не полагается! Господь не допустит этого! — восклицала Анж Дезамо.

Она безостановочно плясала со вчерашнего дня, оказавшись во власти Мамбо Нанан, королевы небес, богини всех храбрецов и матери лоасов-воинов, единственной богини, которая наряду с Собо-Наки имела власть над пасхальным быком. Вне себя от бешенства, бык метался по двору. Мамбо Нанан придавала лицу Анж Дезамо выражение неукротимой энергии. Ей вытерли лицо полотенцем и дали выпить несколько глотков оршада. Испустив хриплый крик, Мамбо Нанан прыгнула на круп быка. Генерал Мирасен держался за веревку и что-то кричал, чудом сохраняя равновесие. Бесноватая взяла у него трезубец. Генерал ухватился за рога и, собрав все силы, вздернул голову быка к небу. Шейные позвонки хрустнули. Бык сделал отчаянный скачок. Мамбо Нанан сидела на нем верхом, прижав ноги к брюху, и безжалостно ударяла трезубцем по горлу животного. Брызги крови падали на толпу, которая запела хором:

Люди кружили вокруг быка, который продолжал прыгать с обоими одержимыми всадниками на спине. Мамбо Нанан наносила ему удар за ударом. Алая кровь хлестала из шеи быка и фонтаном била к небу, разлетаясь во все стороны. Посвященные, опьянев от радости, затянули гимн смерти. Животное упало на колени. Тогда окружающие стали подходить один за другим к пасхальному быку, который умирал с высоко поднятой головой. Они погружали руки в огромную рваную рану на его шее, затем воздевали их к небу.

Солнце уже поднялось над косматыми вершинами деревьев. В одеждах, окропленных кровью, обезумевшие люди качались из стороны в сторону под быструю дробь барабана. Вдруг Агуэ Арройо, Атшассу по прозвищу Уж, Локо Азагу, по прозвищу Светлый, Белый Щеголь, секретарь Ти-Данги Дорво, Азака Меде, мамаша Се и множество лоасов-охотников устремились к оросительному каналу, проложенному неподалеку, и бросились в него одетыми.

Когда промокшие до нитки купальщики вышли на берег и двинулись обратно в сопровождении толпы крестьян и горожан, появился бегущий со всех ног начальник округа Жозеф Буден. Он был в разорванной одежде, с непокрытой головой, еле переводил дух и казался помешанным. Его глаза дико блуждали, но по всему было видно, что это не просто одержимый. Он остановился во дворе хунфора, возле камедного дерева, протянувшего вокруг свои огромные корни, упал ничком на землю и принялся бить лбом по каменистой почве. Затем он изо всех сил уперся затылком в толстый корень. Он делал нечеловеческие усилия. Жилы на его шее вздулись, дыхание со свистом вырывалось из груди. Корень медленно поднимался, и по мере того как он выходил из земли, Буден подсовывал под него голову. Когда нижняя челюсть и шея несчастного оказались как бы в капкане, он замер с открытым ртом. Налившиеся кровью глаза вылезали из орбит, изо рта текла розоватая слюна и капала с высунутого языка. Он дышал все так же громко. Ему смочили лицо водой. Подошел Буа-д’Орм: главного жреца позвали, чтобы он оказал помощь человеку, которого боги подвергли такому страшному наказанию.

— Он не умрет, — заявил Буа-д’Орм, — но кара небес ужасна... Я бессилен против воли лоасов, ведь я всего-навсего их служитель. Но я помолюсь. Молитесь и вы все за нашего брата Жозефа Будена!.. Просите невидимых, чтобы они дозволили мне освободить его! Молитесь! Возносите молитвы из глубины сердца!..

Каждый год разыгрывались подобные сцены, во время которых люди, оскорбившие богов своих предков, жестоко истязали себя. По толпе снова пробежал ропот: Пресильен Пьер, отсутствие которого в храме было замечено еще вчера, в свою очередь, бегом пересек двор. Он разорвал на себе одежду, бросился полуголый в покрытый шипами куст на берегу канала и стал судорожно кататься по колючкам. Медленным твердым шагом Буа-д’Орм вернулся в святилище вместе с теми, кто был «избран богами», — с людьми, обрызганными кровью пасхального быка, но еще не получившими посвящения. Им надлежало сосредоточиться и до посвящения пробыть неделю взаперти. Во время своей мистической беседы с лоасами они услышат в сердце своем голос неба и познают неизреченные тайны. Возможно даже, что лоасы предстанут перед ними в какой-нибудь зримой оболочке. Они могут увидеть, например, священную змею и других божественных животных.

Какой-то путник шел вразвалку, направляясь к озеру. Он с наслаждением вдыхал запах сена, стоявший над саванной, прислушивался к птичьему гомону и окидывал восхищенным взглядом травянистую степь, словно впервые открывал ее. Это был высокий рыжеватый негр с подвижным, суровым лицом, как видно, человек простой, но бывалый. Он опустился на камень у самой воды и довольно долго просидел на одном месте. Он рисовал пальцем круги по зыбкой поверхности озера, с каким-то наивным удовольствием смотрел на свое отражение и, как говорится в песне, переглядывался с русалками.