Иннокентий Федоров-Омулевский - Шаг за шагом

-- Еще бы! Это такой важный вопрос,-- сказал Светлов совершенно серьезно.

-- Иные как-то легко к этому относятся, а я не могу,-- заметила она, несколько ободрившись.

-- И вы совершенно правы. У нас действительно большинство даже и не подозревает, что от учителя зависит... да, почти зависит будущность ребенка. Я очень рад, что встречаю в вас именно такой взгляд, так как только при этом условии могу принять на себя обязанность учителя; в противном случае я всегда отказываюсь...

Александр Васильич пытливо посмотрел на собеседницу: та заметно повеселела.

-- У меня, значит, есть надежда, что вы мне поможете,-- сказала она мило и просто.

-- Сделайте одолжение, располагайте мной,-- слегка поклонился Светлов.

Лизавета Михайловна вдруг смутилась. Она, очевидно, хотела что-то сказать, но затруднялась.

-- Что же касается условий,-- выручил ее гость, догадавшись в чем дело,-- то я буду просить вас позволить мне переговорить о них с вами впоследствии, когда я несколько ознакомлюсь с детьми, уроков после двух, например.

-- Но... может быть...-- начала было она нерешительно.

-- Мы не сойдемся в цене, хотите вы сказать? -- договорил за нее Александр Васильич.-- На этот счет будьте совершенно спокойны: я не из церемонных; увижу и скажу вам, как я думаю. Найдете вы удобным -- прекрасно, не найдете -- никто из нас ничего не потеряет; по крайней мере у меня теперь все время свободно.

-- Если вы находите так лучше...

-- Да это даже необходимо. Я должен вам сказать откровенно, раз взявшись за что-нибудь, я не люблю, чтоб мне мешали; а для этого вам, по самому священному праву и прежде всего, надо будет удостовериться лично в честности моих взглядов с вашей точки зрения,-- иначе между мной и детьми никогда не установится полнейшей доверенности. Без нее мы будем, разумеется, толочь воду, а не учиться; по крайней мере я так смотрю на это. Раз убедившись в том, что я не намерен заносить плевел в ваш огород, вы развяжете руки и мне и себе. Очень часто бывает, видите, что самое честное слово учителя толкуется вкривь родителями только потому, что учителю они не доверяют, а сказанное слово непонятно им почему-нибудь. Я не отношу этого, разумеется, к вам...-- остановился вдруг Александр Васильич.

-- О, пожалуйста, не стесняйтесь! -- попросила Лизавета Михайловна совершенно искренно.

-- Я вас пока еще совсем не знаю, вы меня тоже,-- продолжал спокойно Светлов,-- очень может быть, что мы еще и разойдемся в чем-нибудь.

-- Что касается меня, я совершенно полагаюсь на вашу добросовестность.

-- Ну, не скажите этого. Сперва лучше всего некоторое время коситься друг на друга: посмотрим, мол, еще, что вы за человек. Это, по-моему, прочнее: не приходится жаловаться впоследствии.

-- Но я не могу себе представить, как это сразу не доверять человеку? -- сказала Прозорова.

-- Да вы ему, пожалуй, и доверяйте, а все-таки настороже стоять не мешает, пока вы его не знаете хорошо, пока он совершенно не выразится перед вами.

-- Но ведь это так трудно узнать...-- попыталась возразить Лизавета Михайловна.

-- Мне кажется, не особенно трудно. Человек всегда прорвется, хоть на мелочи, как бы он искусно не замаскировался.

-- Я, признаюсь, частенько ошибаюсь; впрочем, мне почти и не приходится наблюдать: я все дома сижу,-- заметила Прозорова.

-- Я думаю, и я не реже вашего ошибаюсь, а все-таки с каждой новой ошибкой чему-нибудь да и научишься. Вероятно, и с вами это случалось не раз?

-- Да, это правда,-- сказала она, серьезно подумав. Они снова помолчали.

-- Если вы мне позволите с сегодняшнего дня считаться учителем ваших детей,-- сказал Светлов,-- то я попросил бы вас об одном...

-- Ах, пожалуйста... Позвольте узнать ваше имя?

Светлов сказал.

-- Пожалуйста, Александр Васильич,-- повторила она,-- не стесняйтесь.

-- Я именно хотел просить вас -- в тех случаях, если б между нами вышло какое недоразумение по урокам, обращаться ко мне всякий раз прямо за объяснением. Мы так скорее поймем друг друга, а главное -- никогда не поссоримся.

-- Мне кажется, с вами трудно поссориться,-- сказала Лизавета Михайловна простодушно.

-- Ну, не говорите этого... не ручаюсь,-- рассмеялся Светлов.

-- В таком случае, я постараюсь сделать с своей стороны все, чтоб этого не случилось,-- улыбнулась Прозорова.

-- Постараемся оба. Кстати, я должен теперь же предупредить вас и еще об одной моей привычке, которая, сколько я испытал до сих пор, никогда не приходилась по вкусу родителям,-- сказал Александр Васильич, переходя в серьезный тон.

-- Скажите; это очень интересно,-- заметила Лизавета Михайловна.

-- Видите ли в чем дело: в начале уроков, с месяц времени по крайней мере, я занимаюсь с детьми без книг.

-- Как без книг? Совсем без книг? -- удивилась она.

-- Да, так-таки совсем без книг.

-- Но как же они будут учиться? Ведь им нужно уроки готовить.

-- Это ничего не значит. Сегодня утром, например, они выслушают меня, вечером припомнят все, обдумают, а завтра у них уже окажется известная доза знания -- правда, небольшая,-- но зато это будет нечто самостоятельное. В этом случае я исхожу из той мысли, что дети прежде всего должны быть как можно больше заинтересованы знанием; надобно, чтоб в них развилась сознательная жажда к нему, чтоб жажда эта вытекала непосредственно из них самих, при участии их собственной воли, а не прививалась к ним искусственными мерами. Тогда они постепенно втянутся в книгу. Надо, чтоб они смотрели на книгу, как на товарища, у которого больше сведений, чем у них, а не как на несколько листов печатной бумаги, где каждый столбец, по необходимости, стал бы представляться им маленьким тираном, требующим к известному сроку знания "отсюда и досюда",-- сказал Светлов, указав пальцем на столе две противоположные точки.

-- До сих пор мои дети занимались с книгами, и я боюсь, что это сильно помешает вашему приему.

-- О, нет! Я полагаю, что особенной нежности к пройденным книгам у них не сохранилось. Сперва им это, может быть, и покажется несколько странным, а потом они привыкнут. Два-три таких опыта у меня были в высшей степени удачны.

-- Вы, вероятно, давно уже даете уроки? -- спросила Прозорова.

-- Как вам сказать? Это не моя специальность; но я очень люблю детей и несколько времени серьезно занимался вопросом воспитания.

-- Ах, вот еще что скажите мне, пожалуйста: как вы намерены распределить уроки?

-- Как вам угодно, только бы не по часам. По-моему, нет ничего хуже, когда и учитель и ученики то и дело посматривают на часы. Один день мы можем заняться дольше, в другой -- меньше,-- это будет зависеть от степени внимания детей, свежести их головы, да и мало ли еще от чего. В этом вы уже предоставьте нам тоже полную свободу,-- улыбнулся Александр Васильич.

-- Да, пожалуйста, располагайте, как вам лучше. Вы, вероятно, утром ведь будете заниматься с ними?