Иннокентий Федоров-Омулевский - Шаг за шагом

"Ведь вот,-- думалось ей,-- ничего в нем нет ни резкого, ни необыкновенного -- все так спокойно, просто; а между тем чувствуется какое-то обаяние в его присутствии, что-то такое... я даже не умею этого выразить. Вон он как тихо, мягко говорит, а все-таки сила звучит у него в каждом слове. Я еще не встречала таких людей; или нет -- одного такого человека я помню... Слабо, неясно -- но помню: таков бывал иногда мой отец в редкие минуты. Он же сам и сказал мне однажды... Как это я вспомнила вдруг? Сказал: "Сила, Лилечка, не любит шуметь, потому что сознает, что она и без шуму -- сила". Да, теперь я как будто начинаю понимать эти слова... Странно, как поздно иногда разгадывается смысл того, что слышал еще в детстве..."

Была минута, когда Лизавета Михайловна до того погрузилась в свои размышления, что даже не слыхала какого-то вопроса, обращенного к ней гостем, хотя и смотрела все время на него; ей пришлось сконфузиться и извиниться перед ним. Отдавшись вся воспитанию детей, Прозорова могла по целым месяцам оставаться, не скучая, без общества; но теперь, в минуты этого раздумья, она чувствовала почему-то, что не в силах была бы отказаться от общества людей, похожих на Светлова. "Не видевши таких людей,-- вертелось у ней в голове,-- можно не думать о них; но увидав их раз -- не забудешь". Да, Светлов произвел на нее глубокое впечатление. Это не было вспышкой молодой натуры, долго чуждавшейся общества и вдруг почувствовавшей необходимость его; тут не существовало даже и тени тех неуловимо-заманчивых ощущений, какие обыкновенно испытываются женщинами при новом, нравящемся им мужчине. То, что неведомым путем проскользнуло теперь в душу Лизаветы Михайловны, было гораздо глубже, жизненнее, неотразимее. Такие впечатления никогда не проходят даром в сильной женской душе...

И потому-то так искренно, так крепко пожала она руку Светлову, когда он уходил, и потому-то таким особенно мягким, небывало задушевным приветом звучали ее слова, когда она сказала ему на прощанье:

-- Мы всегда вас рады видеть у себя, Александр Васильич...

Светлов подходил уже к калитке ворот квартиры Прозоровых, как вдруг его остановил Гриша, закричавший ему с крыльца:

-- Подождите меня, Александр Васильич: мне хочется проводить вас... Можно?

-- Пойдемте; только вы поскорее,-- сказал Светлов, делая обратно несколько шагов к крыльцу.

Гриша убежал в комнаты, оделся и мигом вернулся.

-- Что это вам вздумалось проводить меня? -- спросил у него Александр Васильич, отворяя калитку.

-- Да так, хочется пройтись с вами; я еще сегодня не гулял,-- ответил мальчик уклончиво.

-- А я, признаюсь, люблю ходить вдвоем: незаметнее дойдешь,-- промолвил Светлов.

Они пошли, дружески разговаривая.

По местным расстояниям до дому Александра Васильича было не близко, наговориться можно было вдоволь. Гриша находился в каком-то особенно приятном настроении. Он говорил без умолку, то и дело с любопытством поглядывая на учителя. По правде сказать, хотя дома, сперва за уроком, а потом за обедом, он и почувствовал к нему большое расположение, но все еще не вполне доверял ему. "Дома, при муське, учитель, может быть, хитрил: нарочно вел себя с ними так, чтобы понравиться ей, и потому не корчил из себя заправского учителя, не напускал наставнической важности; а вот посмотрим, что теперь будет, как теперь он поведет себя",-- благоразумно рассуждал сметливый мальчик, отправляясь с Светловым.

Однако ж они идут уже довольно долго вместе, а между тем Александр Васильич остается все тем же милым, приветливым, внимательным к его вопросам собеседником. Гриша смекает это очень хорошо. Он убеждается на каждом шагу, что спутник ведет себя с ним, как равный с равным, ни разу не давая ему почувствовать присутствие учителя; мало того, Светлов даже как будто старается теперь скрыть от ученика свое умственное превосходство. Оттого-то так и весело с ним Грише; оттого-то он и шагает так бойко, самоуверенно, говорит так развязно. Но вот ему вдруг почему-то пришло в голову вероломное желание совершить маленький опыт над учителем, подставить ему, так сказать, нечаянно ножку.

-- Мне ужасно хочется перескочить через тумбочку,-- объявляет он лукаво Светлову.

-- Так за чем же дело стало? Прыгайте,-- ответил Александр Васильич, улыбаясь.

-- Перескочить? -- переспрашивает Гриша, в самом деле приготовляясь к этой забавной операции.

-- Разумеется, перескочить, если уж это вам так хочется,-- замечает Светлов.

Гриша перепрыгнул.

-- А вот мамаша так сейчас бы меня остановила,-- говорит он еще лукавее,-- сказала бы, что только уличные мальчишки так делают...

-- Да ведь и мы теперь с вами тоже уличные: по улице идем,-- засмеялся Александр Васильич.

-- Значит, в этом ничего дурного нет? -- спросил мальчик, перепрыгнув еще через одну тумбу.

-- Разумеется; что ж тут может быть дурного? Постойте-ка, дайте и я попробую: разве это так весело? -- смеясь, сказал Светлов и тоже совершил прыжок.

Проходившая в это время мимо какая-то деревенская женщина остановилась и с крайним недоумением посмотрела на скачущего нарядного барина. "Должно быть, у него, сердечного, не совсем тут того..." -- подумала она, мысленно тыкая себя пальцем в лоб.

-- На вас баба с разинутым ртом смотрит; остановилась даже,-- предупредил мальчик учителя.

-- Пусть смотрит на здоровье,-- сказал Александр Васильич, спокойно улыбнувшись,-- по крайней мере у нее дома лишний предмет для беседы окажется.

-- Значит, что захочется, то и можно делать? -- спросил вдруг Гриша, очевидно, не отступая от своего первоначального плана.

-- Да, все, что не вредно другим. Вот, например, от того, что мы с вами перескочили сейчас через тумбу, никому, разумеется, убытка не последовало; много что себе мы ущерб сделали, осмеет нас кто-нибудь,-- скажет: ходить не умеют по улице, как следует благовоспитанным людям. Ну, мы собственными своими особами и отдуемся за это. Другое дело, если б вам вздумалось перескочить вот через этот забор в чужой огород; там гряды, растет что-нибудь, верно,-- можно испортить. В этом случае, как бы сильно ни было желание, надо его приудержать, отказаться от него, так как исполнением подобного желания наносится вред другому человеку,-- пояснил серьезно Светлов.

-- Значит, и хорошее желание не следует исполнять, если это кому-нибудь вред принесет? -- спросил заинтересованный Гриша.

-- Видите ли, бывают исключительные случаи, когда из двух зол приходится выбирать меньшее. Положим, во время пожара случилось бы так, что вам неизбежно приходилось бы погубить одного человека, чтобы спасти десятерых. Тогда, нечего делать -- одним надо пожертвовать. Разумеется, одного необдуманного доброго желания тут еще мало; надо наперед взвесить все хорошенько, а потом уж, сообразно пользе, и действовать.