Иннокентий Федоров-Омулевский - Шаг за шагом

Светлов ничего не сказал и прошел к отцу.

-- А! Уж и на всех парусах? -- сказал Василий Андреич сыну, сосредоточенно набивая трубку.-- Смотри, парень, на мель не попади, скоро-то плавая...

-- Я с компасом,-- улыбнулся Александр Васильич.

-- Извини, братец,-- не догадался; примем к сведению,-- торопливо проговорил старик, и в голосе его послышалась не то насмешка, не то обидчивость.

Александр Васильич чуть заметно нахмурился, но промолчал и вышел, еще раз простившись с отцом.

Ельников и Гриша ожидали его среди двора, разговаривая о чем-то.

-- Постойте, я только брата отыщу,-- закричал им Светлов.

Он торопливо пошел к бане, выстроенной на заднем дворе, за садом. Оказалось, что там действительно идет деятельная работа. "Наилюбезный камердинер" преусердным образом толок что-то в ступке, а Владимирко, не менее усердно, просевал натолченное сквозь обыкновенное сито.

-- Что это вы тут стряпаете такое? -- подкрался к ним незаметно Светлов.

Мальчуганы вздрогнули от неожиданности.

-- А! Саша!-- закричал весело Владимирко, опрометью бросаясь к брату, и в одну минуту успел выпачкать ему чем-то белым пальто.

-- Не прикасайся! -- сказал Александр Васильич, комично отстраняя его от себя двумя пальцами обеих рук,-- ты весь в муке, как мельник. Да что вы это сочиняете такое?-- обратился он уже к "наилюбезному камердинеру".

-- Да вон барич хотят порох сделать-с...-- как-то смешно ухмыльнулся тот и закосил глазами.

Светлов, не говоря ни слова, вышел, оставив маленьких лаборантов в полнейшем недоумении. Но через минуту дело объяснилось: на пороге открытых дверей бани показался сперва Ельников, за ним Гриша, а наконец и сам Александр Васильич.

-- А! Химик, здорово! Помогай бог! -- сказал Анемподист Михайлыч, смеясь и протягивая руку совсем растерявшемуся Владимирке.

"Химик", впрочем, сконфузился не от присутствия Ельникова, с которым он был уже хорошо знаком, а главное -- смущал его крепко Гриша, как совершенно незнакомое лицо.

-- Да вот подите-ка вы, угонитесь за ними...-- заметил Светлов гостям, разражаясь самым веселым смехом.-- Ты думаешь, чем они занимаются? -- обратился он к доктору.-- Порох, брат, выдумывают!

Ельников засмеялся, а Гриша только улыбнулся недоверчиво.

-- Вы не верите, кажется? -- спросил у Гриши Светлов.-- Ваня! -- обратился он к "наилюбезному камердинеру",-- вы что это делаете?

-- Порох-с,-- бойко ответил тот, по-прежнему ухмыляясь и кося глазами.

-- Что, батюшка? Вот и не верьте после этого,-- сказал Ельников с забавной серьезностью удивленному Грише.

Анемподист Михайлыч с Светловым присели на лавку.

-- А там у вас что? -- спросил Гриша Владимирку, указывая на покрытый синей бумагой горшок, стоявший поодаль, на полу.

-- Уголь толченый...-- ответил застенчиво Владимирке

-- А тут? -- спросил снова Гриша, указав на другой горшок, поменьше, помещавшийся возле первого.

-- Тут сера горячая,-- пояснил "химик".

-- А белое-то это что? -- допытывался Гриша.

-- Селитра-с...-- подсказал Ваня.

-- Так только из этого и делается порох? -- удивленно и крайне недоверчиво осведомился еще раз Гриша.

-- А как же? Так и делается,-- стал уже развязно объяснять ему Владимирко, вертясь в своем халатике, с видом знатока, между ситом и ступкой.-- Селитры надо вот сколько взять, а угля вот сколько, а серы поменьше -- вон сколько,-- показывал он.-- Как растолкешь, взять да все вместе и высыпать -- размешать, а потом водой намочить,-- как тесто будет; после на терку положить да и продавливать: оно так, калачиками, из терки и выйдет. Их, калачики-то, высушить надо; они потом сами на зернушки рассыплются...

-- И гореть будет? -- спросил Гриша.

-- Вчера горел, да худо; шипит только.

-- Отчего "шипит"?

-- Не просох,-- с уверенностью заметил Владимирко.

-- А терка-то какая?

-- Да которой Акулина папе редьку трет.

Владимирко улыбнулся при этом и посмотрел на Гришу таким взглядом, как будто хотел сказать: "Э, брат, хорош же ты, коли терки не знаешь!"

Тем не менее последнее обстоятельство послужило к сближению мальчиков. Владимирко, чувствуя себя с этой минуты как бы распорядителем завода и снисходя к невежеству постороннего посетителя, сделался вдруг как нельзя более обязателен в отношении Гриши. Обязательность эта дошла, наконец, даже до того, что ему предложен был ломтик черного хлеба с маслом -- чем обыкновенно запасался "химик", удаляясь на свои работы. Гриша хоть и отказался от хлеба, но оценил любезность маленького порохового заводчика.

-- Приходи к нам,-- сказал он дружелюбно Владимирке, когда Светлов и Ельников собрались идти.

-- Да я не знаю, где вы живете...-- ответил без прямого отказа Владимирко.

-- Вот Александр Васильич знает,-- заметил Гриша,-- ты с ним когда-нибудь и приходи; да поскорее.

-- С Сашей я приду,-- согласился Владимирко твердо.

Мальчики дружески простились. Ельников на прощанье взъерошил "химику" волосы и при этом дал обещание принести ему в следующий раз какой-то "новый состав для ракет",

-- Ну, уж вы!.. только обещаете все, а не приносите...-- сказал Владимирко сердито-ласково.

Уходя, Александр Васильич пустил гостей вперед, а сам на минуту остался и, когда они ушли, приятельски заметил брату, чтоб тот всякий раз сказывал ему, что намерен делать.

-- Я всегда тебе с удовольствием покажу, за что и как надо приняться,-- сказал он.-- Вот и твой порох ты ужо не зажигай без меня: это ведь все-таки опасная штука. Мама как узнает, так, пожалуй, и не пустит тебя сюда в другой раз; а если ты будешь со мной советоваться -- и мама ничего не скажет,-- заключил Светлов.

-- Да я сегодня, Саша, позабыл тебе сказать...

-- Ну ладно, прощай; только в другой раз помните -- смотрите.

Светлов дружески потрепал брата по плечу, а Ваню по щеке и ушел.

-- Да вы очень-то не пачкайтесь, а то мне от мамы за вас достанется! -- закричал он им уже в окно.

Александр Васильич догнал своих гостей на улице и проводил их до угла ближайшего переулка. Здесь они расстались. Ельников сейчас же после того вступил с Гришей в прерванный на время разговор и продолжал его вплоть до своей квартиры, над воротами которой действительно красовалась теперь известная вывеска. Дорогой Анемподист Михайлыч понравился Грише еще больше, а дома у него мальчик почувствовал себя как-то сразу своим человеком. Бедность обстановки доктора, его строгая простота во всем и грубоватая откровенность совершенно развязали Грише язык и сердце. Он просидел у Ельникова незаметно весь вечер. Сперва, за чаем, жарко о чем-то поспорили. Анемподист Михайлыч, разумеется, провалил своего противника на всех пунктах; Гриша даже вспотел при этом, но не унялся: он еще раз попробовал отстоять свою мысль, уже с новой точки зрения, но доктор и на этот раз провалил его, заставив снова вспотеть.