Н. И. Уварова - «Рождественские истории». Книга первая. Диккенс Ч.; Лесков Н.

У Снитчея, равно как и у Краггса, была подруга его частной и должностной жизни. Снитчей и Крагг были задушевные друзья и доверяли друг другу вполне; но за то мистрис Снитчей, – так уж устроено, для равновесия, в жизни, – подозрительно смотрела на Краггса, а мистрис Краггс на Снитчея. «Право, ваши Снитчеи», – говорила иногда мистрис Краггс своему мужу, выражаясь в знак своего презрения во множественном числе, как будто речь идет об изношенных панталонах или другой вещи, не имеющей единственного числа. – Не понимаю, на что вам ваши Снитчеи! Вы доверяете вашим Снитчеям слишком много; смотрите, как бы не пришлось вам согласиться со мною поневоле». А мистрис Снитчей замечала своему мужу насчет Краггса, что если его когда-нибудь обманут, так обманет Краггс, и что она отроду не видывала такого фальшивого взгляда, как у Краггса. Несмотря, однако же, на все это, они жили вообще очень дружно, и мистрис Снитчей была с мистрис Краггс в тесном союзе против «конторы», в которой они видели своего общего врага и гнездо опасных (потому что неизвестных) козней.

А между тем, в этой конторе Снитчей и Краггс собирали мед для своих ульев. Здесь засиживались они иногда, в хороший вечер, у окна в приемной, смотрели на поле битвы и дивились (что, впрочем, случалось обыкновенно во время съезда судей, когда накопление дел располагало их к чувствительности), дивились глупости людей, которые никак не могут ужиться в мире и судиться с комфортом. Здесь пролетали над ними дни, недели, месяцы и годы; календарем служило им постепенное уменьшение медных гвоздей на стульях и накопление бумажных кип на столах. Однажды вечером, года три после завтрака в саду, сидели они здесь, один похудевший, а другой потолстевший, и совещались о деле.

Они были не одни: с ними был человек лет тридцати или около того, одетый хорошо, но небрежно, с расстроенным лицом, но статный и не дурной собою; он сидел, печальный и задумчивый, в креслах, заложивши одну руку за пазуху, а другою взбивая свои густые волосы. Свитчей и Краггс сидели один против другого за ближайшей конторкой, на которой стоял один из несгораемых ящиков, отомкнутый и раскрытый. Часть заключавшихся в нем бумаг была разбросана по столу, и Снитчей перебирал остальные, поднося к свечке каждый документ поодиночке; пробежав бумагу, он покачивал головой, передавал ее Краггсу, который тоже пробегал ее глазами, покачивал головой и клал ее на стол. Иногда они останавливались и посматривали на задумчивого клиента, покачивая головами вместе; на ящике было выставлено имя Мейкля Уардена, из чего мы можем заключить, что это имя и ящик принадлежали посетителю, и что дела Мейкля Уардена были очень плохи.

– Вот я все, – сказал Снитчей, оборачивая последнюю бумагу. – Решительно нет никаких больше средств, никаких средств.

– Итак, все потеряно, растрачено, заложено и продано, а? – спросил клиент, поднявши глаза.

– Все, – отвечал Снитчей.

– И ничего нельзя сделать, говорите вы?

– Решительно ничего.

Клиент начал кусать ногти и опят погрузился в раздумье.

– И вы думаете, что мне даже небезопасно оставаться в Англии?

– Нигде во всем соединенном королевстве Великобритании и Ирландии, – отвечал Снитчей.

– То есть я истинно блудный сын, у которого нет ни отцовского крова, куда он мог бы возвратиться, ни стада свиней, ни даже желудей, чтобы поделиться ими с животными? А? – продолжал клиент, качая ногой и устремив глаза в пол.

Снитчей отвечал кашлем, как будто стараясь отстранить от себя этим подозрение, что он готов говорить о судебном деле аллегорически. Краггс закашлял тоже, в знак своего согласия с товарищем.

– Разориться в тридцать лет! – сказал клиент.

– Вы не разорились, мистер Уарден, – заметил Снитчей. – Нет, до этого еще не дошло. Правда, оно и не далеко, но все-таки вы еще не разорены. Опека…

– Чертовщина! – прервал его клиент.

– Мистер Краггс, – продолжал Снитчей, – позвольте у вас табачку. Благодарю вас, сэр.

Непоколебимый адвокат, нюхая табак с большим наслаждением, был, казалось, погружен в глубочайшее размышление о деле. Лицо клиента понемногу прояснялось; он улыбнулся и, поднявши глаза, сказал:

– Вы говорите об опеке. Надолго эта опека?

– Надолго ли? – повторял Снитчей, отряхивая табак с пальцев и рассчитывая в уме время. – Для поправления вашего расстроенного имения, сэр? Если опека будет в хороших руках? У нас с Краггсом? Лет шесть или семь.

– Лет шесть или семь умирать с голоду! – воскликнул клиент с горьким смехом, в нетерпении переменивши позу.

– Умирать шесть или семь лет с голоду, мистер Уарден, – сказал Снитчей, – это такое необыкновенное явление, что вы можете приобрести другое имение, показывая себя это время за деньги. Но мы думаем, что это невозможно, – я говорю за себя и Краггса, – и потому не советуем вам этого.

– Что же вы мне советуете?

– Я уже сказал вам: отдать имение в опеку. Несколько лет управления Снитчея и Краггса приведут его в порядок. Но чтобы мы могли взять на себя эту обязанность и ответственность, вы должны уехать и жить за границей. А что касается до голодной смерти, мы можем обеспечить вам несколько сот фунтов в год, даже при начале опеки, мистер Уарден.

– Несколько сот! – возразил клиент. – Тогда как я проживал тысячи!

– Это, – заметил Снитчей, медленно складывая бумаги в выложенный железом ящик, – это, конечно, не подлежит сомнению. Ни малейшему сомнению, – повторил он про себя, в раздумье продолжая свое занятие.

Адвокат, должно быть, знал, с кем имеет дело; во всяком случае, его сухое, довольно бесцеремонное обращение оказало благоприятное влияние на расстроенного клиента и расположило его к откровенности. А может быть, то, что клиент знал, с кем имеет дело, и сам нарочно вызвал адвоката на подобные предложения, чтобы, в свою очередь, смелее открыть ему кое-какие намерения. Он понемногу поднял голову, посмотрел на неподвижного советника с улыбкою и, наконец, разразился смехом.

– Все это прекрасно, – сказал он, – упрямый друг мой…

Снитчей указал на своего товарища: «Извините, – Снитчей и Компания».

– Виноват, мистер Краггс, – продолжал клиент. – Итак, все это прекрасно, упрямые друзья мои, – он наклонился вперед и понизил голос, – только вы не знаете и половины моих несчастий.

Снитчей уставил на него глаза, Краггс тоже.

– Я не только в долгах по уши, – сказал клиент, – но…

– Не влюблены же! – воскликнул Снитчей.

– Да, влюблен! – отвечал клиент, упавши назад в кресла и глядя на Компанию с заложенными в карманы руками, – влюблен по уши!

– Не в наследницу какую-нибудь, сэр? – спросил Снитчей.

– Нет.

– И не в богачку?

– Нет, сколько мне известно; она богата только красотой и душевными качествами.