Франс Силланпяя - Люди в летней ночи

— Эта Силья Салмелус помогла перейти фронт двум опасным врагам, которые по пути застрелили нашего часового. Признаешь ли ты, Силья, что сделала это?

— Я признаю то, что уже сказала, что к нам пришли двое мужчин, которым хозяйка велела идти в штаб, раз уж они хотят на фронт, и я пошла показать им дорогу, и они тогда сказали, что охотнее пойдут лесной дорогой, и спросили, где ближе всех живет кто-нибудь из штаба, и я указала им дорогу к Кивиляхти.

— Какое у них было оружие?

— Никакого у них оружия не было.

— Откуда ты знаешь, может, в карманах было?

— Знаю наверняка, я бы это почувствовала.

Легкая улыбка возникла на лицах остальных мужчин. Силья поняла, что сказала весьма много в пользу тех незнакомцев — какой-то инстинкт самозащиты заставил ее губы произнести такой, невозможный в обычное время намек.

— Да они эту девчонку просто так использовали, по разуму она им в помощницы не годится, — сказал один из мужиков.

Выражение лица Сильи теперь также не изменилось, как незадолго до того в людской, она казалась отсутствующей, погруженной в какие-то сладкие мечтания. И она не всегда сразу пробуждалась от них, когда к ней обращались. Ринне сказал:

— Так, стало быть, самым лучшим наказанием, пожалуй, было бы, чтобы девчонка осталась тут и наши ребята тоже смогли бы немножко попользоваться, но истинному красному воину не годятся лахтарские объедки.

В это время из людской послышался какой-то шум, и допрос Сильи прервался. В людскую вошла группа чужих красногвардейцев, и Ринне пошел выяснить, что у них за дело. Они просили, чтобы кто-нибудь отвез их в Куркелу — Силья расслышала вопрос ясно. Куркела как раз и был тем хутором неподалеку от Киерикки, хозяин которого записался в белую гвардию. Ринне спросил еще что-то шепотом, мужчины показали ему какие-то бумаги. Им трудно было приглушать голос, они хрипели, как на морозе. «Да, сегодня ночью, обязательно, так возчик найдется?» — «Возьмите ту девчонку там, в горнице», — пошутил один из местных. «Она как раз задержана за помощь лахтарям», — деловито заметил другой. «Как же так?.. Отведем за гору…» «Нет, ее допрос еще не завершен», — произнес Ринне на своем лучшем книжном языке, а с лавки добавили несколько голосов, что со своими девками тут разберутся сами. Слышно было, как Ринне, перекрывая общий гул, спросил: «Где Телиниеми?» — «Здесь, господин капитан», — ответил спрашиваемый привычным образом. «Возьми одну из дежурных лошадей, отвези этих людей и делай, что они велят». — «Будет исполнено», — прозвучало в ответ.

Затем Телиниеми с теми мужчинами уехал, и Ринне вернулся в горницу. Лицо его еще странно поблескивало от напряжения, и он опять покручивал свои усы. Кто-то спросил, что за люди то были, и услыхал ответ на самом лучшем языке Ринне: «Тут и в своих-то делах полной ясности нет, но, как полагаю, то были контролеры, проверяющие движение гвардии лахтарей».

— Ах, вот в чем дело, но здесь эта девчонка, которая так обнимает лахтарей, что знает, есть у них в кармане оружие или нет. Что же нам с нею делать? Она ведь тоже трудящийся, хотя явно из самых темных.

— Так и есть, ни в каких она заговорах не участвовала, я уверен, отпустим ее домой, когда немного рассветет.

— Ладно, но пусть вступит в организацию, чтобы просветиться немного. Где эти членские билеты? Есть у тебя деньги с собой на вступительный взнос? — теперь говорили весьма добродушно. Было очевидно, что появление тех чужих красногвардейцев и их мрачный отъезд отвлекли внимание всего штаба от Сильи. В округе ночью происходили более важные события. Можно будет узнать, когда Телиниеми вернется. Был еще начальный период войны, и редко кому пока приходилось впрямую иметь дело с кровопролитием. Интерес к служанке из захиревшего хозяйства пропал, когда поехали за владельцем крупного хозяйства, чтобы… Эти добродушные в основе своей пожилые торпари не додумывали дело до конца, но тем больше они, однако же, чувствовали, что эту беднягу девчонку необходимо защитить. У Ринне в глазах и в душе горела сдерживаемая ярость, он-то додумывал вещи до конца, те, что касались сегодняшней ночной акции против толстопузого Куркелы, но Силья и его, похоже, больше не интересовала. Хозяйка Ринне вышла в горницу из кухни. «Хватит вам, Силья — бедная служанка, и к таким делам вовсе не причастна. Силья, пойдем-ка в кухню, я тебя устрою прилечь, сможешь вздремнуть, пока не начнет светать, и тогда побежишь доить, чтобы и для этих было молоко, — и не провожай больше таких парней, не ходи с ними, как бы ни заманивали».

Риннечиха была добрым, сердечным человеком, и даже многие богатые хозяева в округе жалели ее и были расстроены тем, что «белые», заняв волость, сразу, в первый же день ее убили. Хотя Риннечиха, стоя на коленях и напоминая о милосердии божьем, умоляла о пощаде.

Силья прилегла там, где указала ей хозяйка Ринне, но не заснула. Из людской временами доносился гул разговора, щелканье ружейных затворов и постукивание об пол прикладов, но часов этак с трех ничего больше слышно не стало. Штаб спал в горнице. Один раз зазвонил телефон. Ринне ответил немного сонным голосом, выглянул в людскую и затем снова улегся спать. Минуту спустя со двора пришел часовой и стал будить сменщика, но тот лишь бурчал, сопротивляясь, и отправить караулу смену долго не удавалось. Потом проснулась Риннечиха и сварила кофе для Сильи, невзирая на ее отказы. «Так, и еще вечером забыли выправить тебе пропуск, придется будить кого-нибудь из них, чтобы выписали, как положено».

Проснулся не только писарь. Проснулись и двое из сидевших вчера вечером на лавке и скабрезничавших, они просто так остались в штабе. «Ну, ты, Милиция, чай, пойдешь провожать, вчера весь вечер слюнки пускал». — «Да, черт возьми, пойду», — ответил другой и встал. «Как же без оружия?» — заметил кто-то вполне резонно. «Уж как-нибудь, оружие, что на сей раз понадобится, всегда при мне», — сказал парень и схватил Силью за руку, но все же вернулся и сунул в карман пистолет.

Силья не знала имени провожатого, хотя и помнила, что видела его где-то на танцах. Он был крупным и светловолосым и при ходьбе сгибал ноги и покачивался всем телом.

— Ну, где ж бы нам тут малость понежничать? — На это Силья ничего не ответила, и он достал мундштук, попытался выдуть из него оставшийся там окурок, но это не удалось, тогда он зажал мундштук в левой ладони, а правой хлопнул по ней, и окурок вылетел в сугроб. Затем он еще продул уже пустой мундштук и держал его в губах, пока доставал из коробки папиросу, сунул коробку обратно в карман и только затем предпринял следующие действия: вставил папиросу в мундштук, прикрывая огонь ладонями, закурил и выбросил обгорелую спичку. Все это он совершал, словно наслаждаясь и важничая тем, что умеет так же ловко и красиво делать это, как самый что ни на есть ухажер, будь он хоть из Кивеннапы [17] «Из Кивеннапы» — ходячее финское выражение, означающее «из очень далеких мест», «из глуши». Кивеннапа — местечко в Карелии (сейчас за пределами территории Финляндии). .