Уолт Уитман - Избранные стихотворения и проза
- Название:Избранные стихотворения и проза
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:ОГИЗ
- Год:1944
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Уолт Уитман - Избранные стихотворения и проза краткое содержание
Уолт Уитман
Избранные стихотворения и проза
Переводы, примечания и вступительная статья Корнея Чуковского
ОГИЗ Государственное издательство художественной литературы, 1944.
«Листья травы» (Leaves of Grass) — поэтический сборник американского писателя Уолта Уитмена (Walt Whitman; 1819–1892), отразивший мировоззрение автора, его жизненную философию «всетождественности». Миропонимание Уолта Уитмена — это, прежде всего «космизм», осознание бесконечности мироздания, единства человека и всего сущего с миром, его прошлым, настоящим и будущим.
Ощущая себя человеком, вместившим вселенную, поднявшись над «повседневной житейщиной», поэт создал необыкновенно яркую, потрясающую воображение книгу, — бессмертную книгу человечества. Уитмен сам набрал её и сам напечатал. Книга вышла в июле 1855 г. под заглавием «Листья травы». Имя автора не значилось на переплёте, хотя одно из произведений озаглавлено «Поэма об американце Уолте Уитмене», и в ней читаем:
Я, Уолт Уитман, сорви-голова, американец, и во мне всявселенная…Сохранены орфография и пунктуация издания 1944 г. — прим. верстальщика
Избранные стихотворения и проза - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
«Что же такое эти стихи, как не пересказ „своими словами“ одном из поэм Уолта Уитмана?» [81]
Как известно, в начале своей литературной работы под влиянием «Листьев травы» находился и Владимир Маяковский. Ему в то время весьма импонировала роль Уитмана в истории всемирной поэзии как разрушителя старозаветных литературных традиций, проклинаемого «многоголовою вошью» мещанства. Уолт Уитман был дорог ему как предтеча.
Из стихов Уолта Уитмана, которые я прочитал Маяковскому в 1913 г. (в неизданных моих переводах), он выделил, главным образом, те, которые были наиболее близки к его собственной тогдашней поэтике:
Под Ниагарой, что, падая, лежит, как вуаль у меня на лице…
Запах пота у меня подмышками ароматнее всякой молитвы.
Я весь не вмещаюсь между башмаками и шляпой.
Мне не нужно, чтобы звёзды спустились ниже.
Они и там хороши, где сейчас…
Страшное, яркое солнце, как быстро ты убило бы меня.
Если б во мне самом не всходило такое же солнце.
Зимою 1914 г., встретившись со мной в Ленинграде, он опять заговорил об Уолте Уитмане и стал деловито расспрашивать меня об его биографии. Было похоже, что он примеряет его биографию к своей:
— Как Уитман читал свои стихи на эстрадах? — Часто ли бывал он освистан? — Носил ли он какой-нибудь экстравагантный костюм? — Какими словами его ругали в газетах? — Ниспровергал ли он Шекспира и Байрона?
Когда же я начинал рассказывать ему такие эпизоды из биографии Уитмана, которые не имели отношения к этим вопросам, он просто переставал меня слушать, переводил разговор на другое. Впоследствии я заметил, что ему всегда были невыносимы бесцельные знания, не могущие служить его боевым или творческим надобностям.
Увидя, что в Уолте Уитмане его интересует лишь то, что перекликается с его собственным творчеством, я стал переводить ему, главным образом, такие стихи:
Сусальное солнце! проваливай! не нуждаюсь в твоей
тёпленькой ласке.
Ты лишь верхи озаряешь, а я добираюсь до самых глубин.
Или:
Эй ты, импотент с развинченными коленями!
Открой свою замотанную тряпками глотку, я вдую в тебя песок!
Эти «маяковские» строки вызвали его одобрение, хотя он и прибавил при этом, что их следовало бы написать энергичнее.
— Они вяло сделаны, я написал бы их лучше! — утверждал он без малейшего задора, просто констатируя факт.
Это было позднее, в Куоккале, в 1915 г., во время июльского зноя, когда он часами пролёживал у меня на диване, перелистывая «Аполлон» и «Золотое руно». В один из таких дней к нам по пляжу пришёл Кульбин, страстный поклонник Уитмана, вечно цитировавший из него — перевирая! — наиболее эффектные строки.
Маяковский в тот день был задумчивый, тихий и очень усталый. Он долго слушал Кульбина и меня, а потом медленно, без всякой запальчивости, как бы говоря сам с собою, стал порицать Уолта Уитмана за то, что тот был недостаточно верен себе в своей борьбе за революционные формы искусства и делал слишком большие уступки врагам. Чувствовалось, что и здесь Маяковский примеряет его биографию к своей и сознаёт себя мужественнее, прямее и сильнее его. Тут же обнаружилось, что из всех стихотворений Уитмана Маяковскому больше всего по душе его «Песня о себе» (озаглавленная в первом издании «Уолт Уитман») и в ней те места, где Уитман повествует о своих превращениях:
Я женщина, которую обнимает любовник…
Я холерный больной, лицо мое стало, как пепел…
Я этот загнанный негр, это я от собак отбиваюсь ногами…
и проч.
Не это ли чувство «тождества», «идентичности», «со-страдания» с другими людьми так громко сказалось в тогдашних вещах Маяковского (например, в поэме «Война и мир»)?
Никогда не был Маяковский подражателем Уитмана, никогда Уитман не влиял на него так неотразимо и сильно, как Байрон на Мицкевича или Гоголь на раннего Достоевского. Маяковский уже к двадцатидвухлетнему возрасту сложился в самобытнейшего из русских поэтов — со своей собственной темой, со своим собственным голосом. В Уолте Уитмане он видел не учителя, а как бы старшего собрата и соратника.
Но нет сомнения, что в те годы, когда он создавал свой поэтический стиль, полный реализованных метафор, эксцентризмов, гипербол, в этот сложный многосплавный стиль одним из ингредиентов вошел и стиль другого бунтаря — Уолта Уитмана.
Определить этот ингредиент очень трудно, потому что в чистом виде он проявляется редко. Вот несколько наиболее заметных примеров, Уитман в «Песне о себе» с первых же строк отмечает свой возраст:
Я, тридцати семи лет, в полном здоровьи, эту песню мою
начинаю.
Маяковский в «Облаке в штанах» повторяет этот эксцентризм:
Иду красивый, двадцатидвухлетний.
Молитва о том, чтобы мальчики стали отцами, «а девочки забеременели», которую Маяковский произносил пародийно-набожным басом диакона, тоже ведёт, как мне кажется, своё происхождение от Уитмана.
Ещё большее влияние Уитмана сказалось в поэме «Человек», где есть такие уитманские строки:
…если весь я —
сплошная невидаль,
если каждое движение моё —
огромное,
необъяснимое чудо.
Две стороны обойдите.
В каждой
дивитесь пятилучию.
Называется «Руки».
Пара прекрасных рук!
Заметьте:
справа налево двигать могу
и слева направо.
Заметьте:
лучшую
шею выбрать могу
и обовьюсь вокруг…
у меня
под шерстью жилета бьётся
необычайнейший комок…
Конечно, я привожу слишком элементарные, наглядные случаи. Дело не в сходстве отдельных стихов, которое зачастую может быть совершенно случайным, а в общем — революционном — направлении поэзии, в дерзком новаторстве стиля. Маяковский был не безродный поэт, как чудилось многим его современникам. У него были могучие предки, наследство которых он принял и великолепно использовал. Одним из этих предков, наряду с Гейне, был Уитман.
А. Старцев, рецензируя в 1936 г. книгу переводов из Уолта Уитмана, говорит: «Читатель, впервые знакомящийся с Уитманом, неизбежно будет воспринимать его через Маяковского (в первую очередь раннего Маяковского, но не только). Читатель, уже знающий Уитмана, тоже с величайшим интересом отнесётся ко всем материалам, свидетельствующим о том или ином влиянии поэзии Уитмана на Маяковского» [82].
Катарина Причард, известная австралийская писательница, в статье «Памяти Маяковского» пишет: «Подобно Уитману, Маяковский отвергает поэтические каноны, язык, тематику, которые веками предписывались поэзии. Но Маяковский избрал более прямой путь к нашему сознанию и сердцу, чем Уитман. В стихах Уитмана всё же есть отвлечённость и многословие, которые отдаляют его от рабочего читателя. Маяковский говорит просто и ясно» [83].
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: