Рене Баржавель - Девушки и единорог

Когда у Гризельды приближался пятнадцатый день рождения, у нее неожиданно возник вопрос: для чего был построен туннель? Подходил к концу май, месяц удивительно красивой весны, с просторного синего неба солнце обволакивало остров покровами света, в котором сверкали примулы. Весна переполняла также тело и разум Гризельды, заставляя расцветать и то, и другое. Гризельда смотрела на себя и на мир и удивлялась изменениям мира и возникшему ощущению, что она тоже изменилась. Ей нравились эти изменения. Она думала, что такой и должна быть жизнь: непрерывная череда дней, каждый из которых приносит нечто новое. Она промчалась вприпрыжку по туннелю. С этим сооружением она была знакома с того момента, когда впервые начала знакомиться с окружающим миром, и она никогда не думала о нем. Он существовал потому, что существовал, вот и все. И вдруг она сообразила, что обычно туннель предназначается для чего-то, а этот ни для чего не годился. Она еще несколько раз пробежала по туннелю в ту и в другую сторону. Прошла над ним по дорожке, остановилась, огляделась и все равно ничего не поняла. Она помчалась к дому, взлетела по лестнице на второй этаж и вихрем ворвалась в библиотеку. Задыхающаяся, сгорающая от любопытства, она крикнула:

— Отец, зачем нужен туннель?

Потом, отдышавшись и догадавшись, что ее внезапное появление требует объяснения, смущенно добавила:

— Прошу извинить меня.

И сделала церемонный реверанс.

Сэр Джон Грин сидел за письменным столом, заваленным открытыми книгами, папками и рукописями, находившимися в таком же беспорядке, как взлетающая с пляжа стая чаек.

Он поднял голову, снял очки и бросил на девушку взгляд, полный нежности.

— Я рад, что ты задала себе этот вопрос, — сказал он. — Ни одна из твоих старших сестер не задумалась об этом. Я тоже давно размышлял над вопросом: почему твой дед приказал вырыть этот туннель посреди парка? И вот однажды.

— Вы поняли, для чего он нужен? Он предназначен для чего-то?

— Не знаю, — задумчиво промолвил сэр Джон. — Я только понял, что если у меня возникает необходимость задавать вопросы, то я должен догадаться, что не всегда можно получить ответы.

Он встал, подошел к окну, посмотрел на деревья, на небо, погладил бороду и обернулся к Гризельде.

— Возможно, что туннель ни для чего не нужен. Мне же он понадобился для того, чтобы понять, что я не всегда могу узнать то, что хочу.

Вздохнув, он вернулся к письменному столу, уселся в кресло и принялся за прерванную работу. Во время исследования у него возникали бесчисленные вопросы. Что бы он ни говорил, он никогда не соглашался с тем, что не получал ответа. Он заменял неразрешимые проблемы другими вопросами. Для удовлетворения его стремления к знанию требовалось бесконечное терпение. И это было очень нелегко. Но такое поведение вполне соответствовало его темпераменту. Он понимал, что продвижение к цели с неопределенным результатом могло занять всю его жизнь.

Гризельда попятилась. Только оказавшись возле двери, она заметила, что в кабинете находилась Элен, сидевшая спиной к окну за невысоким столиком над большим словарем. Разумеется, она не понимала, почему Гризельда так интересуется туннелем. Конечно, в том случае, если она услышала сестру. Ей скоро должно было исполниться шестнадцать. Она родилась вместе с Гризельдой на острове Сент-Альбан, как и их младшая сестра Джейн. Старшие сестры, Элис и Китти, родились в Англии.

Через несколько дней, когда Гризельда уже забыла о разговоре с отцом, она неожиданно получила ответ на свой вопрос — по крайней мере, ответ, показавшийся ей удовлетворительным.

Уже три дня подряд стояла солнечная погода; на четвертый день утром прошел дождь, но скоро снова засияло солнце. Гризельда вошла в туннель сразу после полудня. В нем было темно и сыро; по мере того, как она углублялась в туннель, охвативший ее холод становился сильнее. Когда через несколько шагов она вынырнула на поверхность, ей показалось, что она охвачена пламенем.

Сэр Джонатан обсадил аллею на выходе из туннеля кустами дрока из графства Анжу. За половину века, благодаря благоприятному климату острова, они превратились почти в деревья, разросшиеся так буйно, что аллея оказалась зажатой между двумя сплошными золотыми стенами цветущего дрока. Над дальним концом золотой аллеи на синем небе, усеянном белыми облаками, пылало солнце. Эти краски и аромат цветов дрока, пропитанных солнечными лучами, подействовали на Гризельду как бесшумный взрыв, такой сильный, что ее тело заполнилось светом и запахом. Задержав дыхание, она инстинктивно вскинула вверх руки, чтобы полнее принять этот дар. Потом выдохнула и сразу же быстро задышала, будучи не в состоянии насытиться.

Прислонившись к стенке туннеля, она почувствовала, что покрывавший ее мох тоже был нагрет солнцем. Лучи солнца выплескивали на нее пламя цветов дрока. И она поняла, для чего предназначался туннель. Когда ты выходишь из него, ты внезапно выходишь из ночи и оказываешься в сердце солнечного огня. Сэр Джонатан приказал выкопать туннель только для одного момента, момента выхода из него. По крайней мере, так решила Гризельда. Возможно, она была права. Главной чертой личности ее деда было стремление создавать радость. В том числе и ее радость, она была уверена в этом. Она закрыла глаза и снова открыла их, чтобы еще раз пережить шок от лавины золотистого света. Потом она медленно подняла взгляд к небу. Небо было синим с белыми облаками, нежным и добрым. В глазах Гризельды цвета моря, обрамленных длинными черными ресницами, цветы дрока отражались, словно золотые точки. Одетая в тонкую льняную рубашку и панталоны с вышивкой под платьем из шотландки, с длинными каштановыми волосами, спускавшимися по спине до пояса, она была счастлива, находясь в этом месте в это время, и понимала это. И она знала, что когда-нибудь ее волосы будут собраны в высокую прическу и только ее муж будет вправе видеть их распущенными. Конечно, он будет принцем. Он приедет с Востока на золотом слоне и увезет ее с собой на край света.

В том месте, где стена подходила к прибрежным скалам, сэр Джонатан построил башню и дамбу. Узкая восьмигранная башенка поддерживала винтовую лестницу, спускавшуюся к началу короткой невысокой дамбы, к которой во время прилива могли причалить лодки. Сэр Джонатан назвал это сооружение «американским портом», потому что достаточно было сесть в лодку и грести, никуда не сворачивая, чтобы приплыть в Америку.

Наверное, он мечтал о далеких берегах, но так никогда и не покидал страну, в которой его держали любовь и обязанности. После рождения сына Элизабет подарила ему трех дочерей, Арабеллу, Августу и Анну. Именно Элизабет дала им имена, начинавшиеся на А, но так и не смогла объяснить мужу, почему так сделала. Она была счастлива и хорошо чувствовала себя. Пропитанный йодом морских водорослей воздух и солнце острова излечили ее легкие. Она давно перестала походить на юную девушку, на которой женился сэр Джонатан. Она так и не похудела после первой беременности, а последующие только добавили округлости ее фигуре. Но она по-прежнему оставалась красивой и, в особенности, всегда веселой, и муж постоянно подпитывался не только воздухом и красками Ирландии, но и ее жизнерадостностью.