Франц Верфель - Песнь Бернадетте

Префект вызывает к себе в гостиницу Дютура и Жакоме, каждого отдельно. В своей обидной манере придирается к ним и так и сяк и возлагает на них ответственность за плачевное положение вещей. При этом он отлично знает, что они оба не особенно виноваты и боролись с беспорядками даже энергичнее и упорнее, чем он сам, до последнего времени вообще не желавший появляться на переднем плане. В этом чертовом деле любое действие потом оказывалось ошибочным.

Барон Масси, с каждым днем все больше пугающийся собственной храбрости, уже хочет только избежать чересчур скандального личного поражения и прибегает к новой тактике. Тактике отступления. Прокурору и комиссару полиции дается указание не преследовать с прежней строгостью нарушителей запрета на воду из источника и не взимать с них штрафы. Однако решетка заграждения и предупредительные таблички должны остаться на месте. Государство ничего не отменяет. Однако жандармерия снимает свои посты, и охрана Грота препоручается исключительно органам городского самоуправления. Тем самым высокое начальство делает вид, будто добилось выполнения своих указаний в задуманном им объеме. Барон надеется, что толпы паломников и зевак постепенно просочатся на запретный участок левого берега и незаметно вновь овладеют Гротом. Так что запрет формально останется, но практически мало-помалу забудется — как солдат, забытый на посту. Зато префекту — а это и составляет его главную цель — не придется расписываться в собственном позоре.

Мысль сама по себе неплохая и достойная такого человека, как Масси. Но противник, к сожалению, не желает идти ему навстречу. На этот раз противник у него — простой народ Массабьеля. Увидев, что жандармы от Грота ушли, что Калле, заметив кого-то, пьющего воду из источника, уже не вынимает из кармана записную книжку, угрожая штрафом, люди тотчас же заподозрили, что их заманивают в западню. Антуан Николо, верный приверженец Грота, выбрасывает лозунг: «Всем оставаться на правом берегу!»

И все его слушаются. Никогда еще со времени сооружения ограды запрет на доступ к Гроту не соблюдался так неукоснительно, как в дни, когда его молчаливое нарушение было бы для префекта наиболее желательным решением вопроса. Решетчатая ограда, протянутый поперек входа канат, предупредительные таблички — все на месте и при осеннем контрастном освещении кажутся пыточными орудиями какой-то неизвестной секты. Кое-кто из случайных путников, ничего не знающих ни о Даме, ни об Источнике, сердито замечает:

— Почему этот Грот огораживают, словно место убийства, а со свободными людьми обращаются как с преступниками? Это неслыханно!

Однажды, проходя вместе с префектом по площади Маркадаль, Жакоме подзывает к себе маленькую девочку в белом капюле.

— Ваше превосходительство, это и есть Бернадетта Субиру.

— Так-так! Гм-гм! — мямлит барон, словно вдруг утратив дар речи, в то время как сердце его начинает бешено колотиться. Он стыдится своего волнения, причину которого не может понять. Обычной находчивости как не бывало. Он не знает, что сказать. Бернадетта глядит на него, как она глядит на всех власть имущих, внимательно и настороженно. Наконец растерявшийся префект протягивает девочке руку, нахлобучивает цилиндр поглубже на лоб и поворачивается, чтобы идти дальше. Через несколько шагов он говорит Жакоме:

— Вы неверно обрисовали мне девочку. Она отнюдь не так груба и ординарна.

— Видели бы вы ее раньше, ваше превосходительство! — защищается Жакоме. — Она совершенно переменилась с тех пор, как начались эти видения!

— Великолепные глаза у девочки, — задумчиво возражает барон Масси.

Пока префект еще находится в Лурде, министры Фуль и Руллан отправляются в Биарриц. Там происходит чрезвычайно неприятный разговор между сувереном и его приближенными. Император чувствует себя пойманным на одной из своих слабостей. Однако и сильнейшим никогда не хватает силы, чтобы простить того, кто разоблачил их слабость. Наполеон III рассчитывал на то, что префект Высоких Пиренеев немедленно выполнит его приказ и правительство, оказавшись перед совершившимся фактом, не станет выдвигать какие-либо возражения. Оказалось, однако, что этот наглец Масси осмелился не только не выполнить его приказ, но еще и переслать его правительству, словно домашнее задание нерадивого ученика, изобилующее ошибками. Лицо императора желтеет от гнева, кончики усов дрожат. Вдобавок ко всему эти идиоты еще заводят его собственную песню о том, что теперь придется сделать какие-то шаги навстречу либералам и масонам. Что же ему, бросить им в лицо что-нибудь вроде: монарх имеет полное право быть суеверным? Монарху днем и ночью приходится иметь дело с темными силами, от которых зависят причины и следствия. А вы по своей пошлости и понятия не имеете об этих силах! Но вслух он говорит только:

— Господа, я возлагаю на вас ответственность за небрежение, с каким игнорируются мои приказания.

К счастью, министры трусливы, а император — во всем, что относится к этому делу, — тоже не слишком смел. Поэтому обе стороны в конце этого разговора сходятся, найдя козла отпущения. Этот козел — барон Масси. На следующий день префект получает от правительства столь же неожиданный, сколь и зловещий выговор. Приказ Его величества надлежит немедленно выполнить. У барона пересыхает во рту. Он уверен: теперь его песенка спета. Тотчас отсылается депеша Лакаде и Жакоме. Дело происходит седьмого октября. А восьмого октября Калле, чуть ли не на рассвете, выкрикивает на всех углах города: «Прошлый приказ касательно Грота Массабьель с сего дня отменяется. Подписано в мэрии Лурда. А. Лакаде, мэр. Ознакомлен. Префект барон Масси».

А рабочие Лурда, раньше отказывавшиеся строить ограждение, теперь отказываются его ломать. Жакоме вынужден явиться вместе с Калле и двумя молодыми полицейскими и наблюдать свой собственный позор. Тысячи людей становятся свидетелями этой капитуляции после долгой осады. Толпа стоит на другом берегу и хранит зловещее молчание. Комиссар полиции взбирается на тот же камень, на котором он стоял в тот памятный четверг, когда крикнул толпе, что чудо развеялось как дым, незадолго до того, как чудо в самом деле произошло. Он и сегодня обращается к толпе с краткой речью, чтобы спасти то, что еще можно спасти:

— Друзья, как вы сами видите, мы убираем заграждение, построенное по распоряжению правительства. Я — государственный служащий. А государственный служащий — все равно что солдат. Его дело не задавать вопросы, а подчиняться. Мы боролись не против вас, как вам, наверное, казалось, а за вас. Пока мы не знали, вредна ли вода источника или нет, мы должны были преградить вам доступ к ней. Но теперь, после получения ученой экспертизы из Тулузского университета, беспокоиться больше незачем. Тем самым правительство достигло своей цели. Поэтому мы с префектом решили открыть Грот и не препятствовать его посещению.