Коллектив авторов - 12 шедевров эротики

– Конечно, – этим же летом.

– Ну, хорошо, если так.

Старуха проворчала:

– Желаю тебе не раскаяться в том, что ты сделал.

Он подарил им двести франков, чтобы смягчить их неудовольствие. Экипаж, за которым послали мальчика, прибыл в десять часов, и молодые, поцеловав стариков, уехали.

Когда они спускались с горы, Дюруа засмеялся:

– Вот, – сказал он, – я тебя предупреждал. Не стоило знакомить тебя с господами Дю Руа де Кантель, моими родителями.

Она тоже засмеялась и ответила:

– Я теперь в восторге. Они славные люди, и я уже начинаю их любить. Я пришлю им подарки из Парижа.

Потом она прошептала:

– «Дю Руа де Кантель»… Ты увидишь, что никто не удивится нашим пригласительным письмам. Мы будем рассказывать, что провели неделю в имении твоих родителей.

И, прижавшись к нему, она коснулась губами его усов.

– Здравствуй, Жорж!

Он ответил:

– Здравствуй, Мад! – и обнял ее за талию.

Вдали, в глубине долины, виднелась река, казавшаяся серебряной лентой в утренних лучах солнца, фабричные трубы, бросавшие в небо черные облака дыма, и остроконечные верхушки колоколен, возвышавшиеся над старым городом.

Прошло два дня, с тех пор как супруги Дю Руа вернулись в Париж. Жорж взялся за свою прежнюю работу, ожидая, когда его освободят от заведывания хроникой и возложат на него обязанности Форестье, чтобы всецело посвятить себя политике.

В этот вечер он возвращался к себе, в квартиру своего предшественника, с радостным сердцем, в предвкушении обеда и с сильным желанием поскорее поцеловать жену, физическому очарованию и незаметной власти которой он быстро подчинился. Когда он проходил мимо цветочного магазина, на углу улицы Нотр Дам де Лорет, ему пришло в голову купить букет для Мадлены, и он выбрал большой пучок едва распустившихся, благоухающих роз.

На каждой площадке своей новой лестницы он самодовольно поглядывал на себя в зеркало, каждый раз вспоминая при этом свой первый приход в этот дом.

Он позвонил, так как забыл свой ключ, и тот же самый слуга, которого он оставил по совету жены, отворил ему дверь.

Жорж спросил:

– Госпожа Дю Руа дома?

– Да, сударь.

Проходя через столовую, он очень удивился, заметив на столе три прибора, а через приподнятую портьеру гостиной увидел Мадлену, ставившую в вазу на камине букет роз, точно такой же, какой он принес ей. Он почувствовал неудовольствие, досаду; ему показалось, что у него украли идею, его знак внимания и все ожидаемое от него удовольствие.

Он спросил, входя:

– Разве ты кого-нибудь пригласила?

Она ответила, не оборачиваясь и продолжая заниматься цветами!

– И да, и пет. Это мой старый друг, граф де Водрек, который привык обедать у нас каждый понедельник и придет сегодня, как обычно.

Жорж пробормотал:

– Ну, что же, отлично!

Он стоял позади ее с букетом в руках, испытывая желание спрятать его, выбросить. Все же он сказал:

– Посмотри, я принес тебе роз!

Она быстро обернулась и, улыбаясь, воскликнула:

– Ах, как мило, что ты об этом подумал!

И протянула ему губы и руки с такой искренней радостью, что он почувствовал себя утешенным.

Она взяла цветы, понюхала их и с живостью, точно обрадованный ребенок, поставила их в пустую вазу, напротив первой. Затем прошептала, любуясь:

– Как я рада! Теперь мой камин хорошо убран!

И почти сразу же прибавила убежденным тоном.

– Знаешь, Водрек очарователен. Ты очень скоро с ним подружишься.

Раздался звонок, возвестивший о приходе графа. Он вошел спокойно, уверенно, точно в свой дом. Галантно поцеловав пальчики молодой женщины, он обернулся к мужу и, дружески протянув ему руку, спросил:

– Как поживаете, мой дорогой Дю Руа?

У него уже не было того холодного, высокомерного вида, как прежде, наоборот – теперь лицо его выражало приветливость, ясно говорившую о том, что положение изменилось. Удивленный, журналист постарался ответить любезностью на любезность. И через пять минут можно было подумать, что они знакомы и дружны уже десять лет.

Тогда Мадлена с сияющим лицом сказала им:

– Я оставлю вас одних, мне нужно на минутку заглянуть на кухню.

И она убежала, провожаемая взглядами обоих мужчин.

Вернувшись, она нашла их беседующими о театре, по поводу какой-то новой пьесы, и до такой степени сходящимися во мнениях, что в глазах их уже светилась взаимная приязнь, порожденная этим полным тождеством мыслей.

Обед был очарователен – интимный и дружеский; граф оставался до позднего вечера, – так хорошо он себя чувствовал в этом доме, у этих милых молодоженов.

Когда он ушел, Мадлена сказала мужу:

– Не правда ли, он восхитителен? Он очень выигрывает при ближайшем знакомстве. Вот настоящий друг, – преданный, верный, надежный. Ах! не будь его…

Она не окончила начатой фразы, и Жорж ответил:

– Да, он мне кажется очень симпатичным. Надеюсь, что мы с ним скоро сойдемся.

Затем она сказала:

– Знаешь, нам придется сегодня вечером поработать, прежде чем лечь спать. Я не успела сказать тебе об этом до обеда, потому что сейчас же вслед за тобой пришел Водрек. Мне передали сегодня важные известия, известия относительно Марокко. Их сообщил мне Ларош-Матье, депутат, будущий министр. Нам нужно написать большую сенсационную статью. У меня есть факты и цифры. Сядем сейчас же за работу. Вот, возьми лампу.

Он взял лампу, и они перешли в кабинет.

Те же книги стояли на полках книжного шкафа, а наверху красовались теперь три вазы, купленные Форестье в заливе Жуан, накануне его смерти. Под столом любимый меховой коврик покойного ожидал ног Дю Руа, который, усевшись, взял ручку слоновой кости, слегка обгрызенную на конце зубами другого.

Мадлена прислонилась к камину и, закурив папиросу, начала рассказывать новости; затем изложила своп мысли и план предполагаемой статьи.

Дю Руа внимательно слушал, все время делая заметки; затем, когда она кончила, он привел свои соображения, пересмотрел вопрос, подошел к нему шире и развил, в свою очередь, план, но план не одной статьи, а целой кампании против существующего министерства. Это нападение будет только началом. Жена его перестала курить, заинтересованная, увлеченная перспективами, раскрывшимися перед ней в словах Жоржа.

От времени до времени она шептала:

– Да… да… Это очень хорошо… Это великолепно… Это очень умно…

Когда он кончил, она сказала:

– Теперь давай писать.

Но начало всегда давалось ему нелегко, он с трудом находил слова. Тогда она слегка оперлась на его плечо и стала подсказывать ему, тихонько, на ухо, готовые фразы.

От времени до времени она останавливалась в нерешительности и спрашивала его:

– Это то, что ты хочешь сказать?