Эдвард Бульвер-Литтон - Последние дни Помпей. Пелэм, или Приключения джентльмена

– Вы подозреваете этих людей? – шепнул мне лорд Честер.

– Не подозреваю, – сказал я, – а у меня кое-какие сомнения.

Мы поехали по аллее к воротам.

– А где мистер Доусон? – спросил я у Торнтона.

– В доме, – ответил Торнтон. – Позвать его?

– Да, – коротко сказал я.

Торнтон отсутствовал несколько минут. Когда он снова появился, за ним шел Доусон.

– Бедняга, – шепнул мне Торнтон, – он был так потрясен этим зрелищем, что все еще находится в панике. Кроме того, как вы сами можете убедиться, он еще не протрезвился.

Ничего не ответив, я внимательно оглядел Доусона. Как правильно сказал Торнтон, он действительно был сильно пьян. Глаза его блуждали, и, подходя к нам, он нетвердо держался на ногах. Все же, помимо естественных последствий опьянения, он, видимо, нервничал и чего-то боялся. Однако это могло быть тоже вполне естественным (и потому вполне невинным) результатом того, что ему пришлось внезапно увидеть столь ужасную вещь. Поэтому я не стал придавать всему этому большого значения.

Мы подъехали к роковому месту; похоже было, что до тела никто еще не дотрагивался.

– Почему, – тихо спросил я Торнтона, пока все прочие, столпившись, со страхом поглядывали на труп, – почему вы не взяли с собою тело?

– Я как раз собирался вернуться сюда именно для этого с нашим слугой, – ответил игрок, – бедняга Доусон и слишком пьян и слишком испуган, чтобы помогать мне.

– А как случилось, – продолжал я, испытующе глядя на него, – что вы и ваш приятель не были еще дома, когда я к вам заехал, – ведь вы оба уже давно обогнали меня на дороге, а я вас потом нигде не встретил?

На это Торнтон без малейшего колебания ответил:

– Дело в том, что в самом разгаре грозы мы вспомнили, что поблизости есть старый амбар, проехали к нему прямо через поле и переждали там, пока не прошел дождь.

«Вероятно, они не виноваты», – подумал я и обернулся, чтобы еще раз взглянуть на тело, которое подняли наши спутники. На голове виднелся темный след от сильного удара, нанесенного, по-видимому, каким-нибудь тупым тяжелым орудием. Пальцы правой руки были изранены, а один из них почти совсем отрезан: несчастный, очевидно, схватил рукой острое лезвие, нанесшее ему другие раны, широко зиявшие на горле и на боку; и одной из них достаточно было, чтобы причинить смерть.

Когда, мы расстегнули его сюртук, обнаружилась еще одна рана, но, видимо, не смертельная; а когда тело подняли, найдено было сломанное лезвие длинного, острого, видимо складного ножа. Врач, осмотревший впоследствии тело, пришел к выводу, что лезвие это сломалось об одно из ребер, почему третья рана, о которой я только что упомянул, и оказалась сравнительно легкой. Я старательно пошарил в папоротнике и высокой траве – не найдется ли еще что-нибудь, принадлежащее убийце. То же сделал и Торнтон. Тут показалось мне, что в нескольких футах от тела что-то блестит. Я бросился к этому месту, поднял с земли миниатюру и хотел уже крикнуть, но Торнтон прошептал:

– Тсс! Я знаю этот портрет. Значит, все так, как я и предполагал.

Холодный страх сжал мне сердце. Полный отчаянной решимости, хотя рука у меня дрожала, я соскреб с портрета кровь: он был сильно испачкан, несмотря на то, что лежал на некотором расстоянии от тела. Я взглянул на изображенное на нем лицо: это были черты юной и необычайно красивой женщины. Мне они были незнакомы. Я повернул миниатюру тыльной стороной. К ней прикреплены были две пряди волос: одна представляла собой длинный и темный женский локон, другая была светло-каштанового оттенка. Под ними виднелись четыре буквы. Я принялся рассматривать их с напряженным вниманием.

– Что-то застилает мне глаза, – тихо сказал я Торнтону, – не могу разобрать эти инициалы.

– Но я-то могу, – ответил он также шепотом, в котором, однако, слышалась какая-то злобная радость; сердце мое замерло. – Это Г. Д. и Р. Г. – инициалы Гертруды Дуглас и Реджиналда Гленвила.

Я взглянул на него – наши взоры встретились – я с силой сжал его руку. Он меня понял.

– Возьмите ее, – сказал он, – никто ничего не узнает.

В рассказе моем все это занимает некоторое время, в действительности же было делом одной минуты.

– Ну, вы нашли что-нибудь, Пелэм? – крикнул один из наших спутников.

– Нет, – ответил я, сунув миниатюру за пазуху и спокойно возвращаясь обратно.

Мы отвезли труп в дом Доусона. Его несчастная жена билась в истерике. Укладывая тело на столе в гостиной, мы слышали ее вопли.

– Что еще можно сделать? – спросил лорд Честер.

– Ничего, – ответили все присутствующие. Никакие треволнения не заставят англичан равнодушно отнестись к перспективе простудиться.

– Тогда поедем домой и известим ближайших представителей власти, – вскричал наш хозяин, и ему не пришлось повторять своего предложения.

На обратном пути Честер, обращаясь ко мне, заметил:

– Этому Доусону было чертовски не по себе, – вы еще подозреваете его с приятелем?

– Нет! – решительно ответил я.

Известие об убийстве вызвало смятение во всей округе. Для розыска преступников были подняты на ноги все полицейские силы. Кое-кого задержали по подозрению, но тотчас же освободили. Торнтона с Доусоном подвергли долгому и строгому допросу. Но так как ни малейших улик против них не было, пришлось их отпустить. Имелось лишь одно подозрительное обстоятельство – их задержка в пути: но данное ими объяснение – то самое, которое я еще раньше получил от Торнтона, – было естественным и весьма правдоподобным. Они точно указали местоположение амбара, и, словно в подтверждение того, что утверждал Торнтон, там нашли принадлежащую ему перчатку. В довершение всего мое собственное показание – ибо я не смог умолчать о закутанном в плащ всаднике, обогнавшем меня на дороге и увиденном мною на месте убийства, – обратило все подозрения на этого человека, кем бы он ни был.

Однако все попытки разыскать его оказались тщетными. Установили, что человек, закутанный в плащ, замечен был в Нью-Маркете, но особого внимания на себя не обратил. Выяснили также, что некто, одетый таким образом, остановился на одном из постоялых дворов Нью-Маркета, чтобы покормить лошадь. Однако народу там было столько, что ни лошадь, ни владелец ее не привлекли особого внимания.

При дальнейшем следствии показания свидетелей стали расходиться; теперь уже четыре или пять человек кормили лошадь на постоялом дворе, один конюх переменил цвет коня на гнедой, другой на черный, третий показал, что джентльмен был определенно высокого роста, а официант торжественно поклялся, что подавал стакан бренди с водой какому-то неряхе – джентльмену в плаще, отличавшемуся определенно низким ростом. Одним словом, никаких существенных доказательств обнаружить не удалось. И хотя полиция продолжала деятельно вести розыск, не обнаружилось ничего, что обещало бы быстро разъяснить дело.