Михаил Булгаков - Том 7. Последние дни

Дубельт (тихо) . Эй.

Портьера внутренних дверей отодвигается, и появляется Битков.

Ты кто таков, любезный?

Битков. Я часовой мастер, ваше превосходительство.

Дубельт. Сбегай, друг, на улицу, узнай, что там случилось.

Битков. Слушаю. (Скрывается.)

Дубельтначинает запечатывать дверь.

Жуковский. Кто мог ожидать, чтобы смерть его вызвала такие толпы… всенародная печаль… Я полагаю, тысяч десять перебывало сегодня здесь.

Дубельт. По донесениям с пикетов, сегодня здесь перебывало сорок семь тысяч человек.

Пауза.

Битков (входит) . Там, ваше превосходительство, двое каких-то закричали, что иностранные лекаря нарочно залечили господина Пушкина, а тут доктор выходил, — какой-то швырнул кирпичом, фонарь разбил.

Дубельт. Ага.

Битковскрывается.

Ах, чернь, чернь…

Хор за дверями вдруг послышался громче. Дубельтподходит к дверям во внутренние комнаты.

Пожалуйте, господа.

Внутренние двери открываются, в гостиную входят один за другим в шинелях, с головными уборами в руках десять жандармских офицеров.

К выносу, господа, прошу. Ротмистр Ракеев, потрудитесь руководить выносом. А вас, полковник, прошу остаться здесь. Примите меры, чтобы всякая помощь была оказана госпоже Пушкиной своевременно и незамедлительно.

Офицерывслед за Ракеевымначинают выходить в столовую, кроме одного, который возвращается во внутренние комнаты.

А вы, Василий Андреевич? Останетесь с Натальей Николаевной, не правда ли? Страдалица нуждается в утешении…

Жуковский. Нет, я хочу нести его. (Уходит.)

Дубельтодин. Поправляет эполеты и аксельбанты, идет к дверям столовой.

Темно.

Ночь на Мойке. Скупой и тревожный свет фонарей. Окна квартиры Пушкина за занавесами налиты светом. Подворотня. У подворотни тише, а кругом гудит и волнуется толпа. Полициясдерживает толпу. Внезапно появляется группа студентов, пытается пробиться к подворотне.

Квартальный. Нельзя, господа студенты! Назад! Доступа нету!

Возгласы в группе студентов: «Что такое? Почему русские не могут поклониться праху своего поэта?»

Назад! Иваненко, сдерживай их! Не приказано! Не приказано пускать студентов!

Внезапно из группы студентоввыделяется одини поднимается на фонарь.

Студент. Сограждане, слушайте! (Достает листок, заглядывает в него.) Не вынесла душа поэта позора мелочных обид!..

Гул в толпестихает. Полиция от удивления застыла.

Восстал он против мнений света… Один, как прежде, и убит!

В группе студентовкрикнули: «Шапки долой!»

Квартальный. Господин! Что это вы делаете?

Студент. Убит! К чему теперь рыданья, похвал и слез ненужный хор… и жалкий лепет…

Полицейскийзасвистел.

Квартальный. Снимайте его с фонаря!

В толпесмятение. Женский голосв толпе: «Убили!..»

Студент. Не вы ль сперва так долго гнали…

Свист. Полициябросается к фонарю. Толпазагудела. В толпекрикнули: «Беги!»

Караульный. Чего глядите? Бери его!

Студент. Угас, как светоч, дивный гений…

Слова студентатонут в гуле толпы.

Его убийца хладнокровно навел удар… Спасенья нет!.. (Скрывается.)

Квартальный. Держи его!

Полициябросается вслед за студентом. Окна квартиры Пушкина начинают гаснуть. В то же время на другой фонарь поднимается офицер в армейской форме.

Офицер. Сограждане! То, что мы слышали сейчас, правда! Пушкин умышленно и обдуманно убит! И этим омерзительным убийством оскорблен весь народ!

Квартальный. Замолчать!

Офицер. Гибель великого гражданина совершилась потому, что в стране неограниченная власть вручена недостойным лицам, кои обращаются с народом, как с невольниками!..

Полициязасвистела пронзительно во всех концах. В подворотне появляется Ракеев.

Ракеев. Э-ге-ге… Арестовать!

Появились жандармы. Офицерисчезает. В тот же момент послышался топот лошадей. Крик в толпе: «Затопчут!..» Толпашарахнулась, взревела.

Тесните толпу!

Пространство перед подворотней очистилось. Окна квартиры Пушкина угасли, а подворотня начала наливаться светом. Стихло. И тут же из подворотни потекло тихое, печальное пение, показались первые жандармские офицеры, показались первые свечи.

Темно. Пение постепенно переходит в свист вьюги.

Ночь. Глухая почтовая станция. Свеча. Огонь в печке. Смотрительшаприпала к окошку, что-то пытается рассмотреть о метели. За окошком мелькнул свет фонарей, послышались глухие голоса. Первым входит станционный смотрительс фонарем и пропускает вперед себя Ракееваи Александра Тургенева. Смотрительшакланяется.

Ракеев. Есть кто на станции?

Тургеневбросается к огню, греет руки.

Смотритель. Никого нету, ваше высокоблагородие, никого.

Ракеев. А это кто?

Смотритель. Жена моя, супруга, ваше высокоблагородие.

Тургенев. Что это, чай? Налейте мне, ради бога, стакан.

Ракеев. И мне стакан, только поскорее. Через час дашь лошадей, под возок тройку и под… это… пару.

Тургенев, обжигаясь, пьет чай.

Смотритель. Тройку-то ведь, ваше…

Ракеев. Через час дашь тройку. (Берет стакан, пьет.)

Смотритель. Слушаю, слушаю.

Ракеев. Мы на час приляжем. Ровно через час… часы-то есть у тебя? Через час нас будить. Александр Иванович, угодно, час поспим?

Тургенев. О да, да, я не чувствую ни рук, ни ног.

Ракеев. Ежели будет какой-нибудь проезжий, буди раньше и дай знать жандарму.

Смотритель. Понял, понял, слушаю.

Ракеев (смотрительше) . А тебе, матушка, нечего в окно смотреть, ничего там любопытного нету.

Смотритель. Ничего, ничего… Слушаю. Пожалуйте на чистую половину.

Смотрительшаоткрывает дверь, входит в другую комнату, зажигает там свечку, возвращается. Ракеевидет в другую комнату, Тургенев— за ним.

Тургенев. О, боже мой!

Дверь за ними закрывается.

Смотрительша. Кого, кого это они?

Смотритель. Ежели ты на улицу выглянешь, я тебя вожжой! Беду с тобой наживешь! Вот оказия навязалась! И нужно же было им по этому тракту… Выглянешь — я тебе… Ты с ним не шути!