Любовь Овсянникова - Вершинные люди

— Да, и с большим воодушевлением.

— Тогда… — Григорий Иванович что-то прикинул про себя, взял трубку, кому-то позвонил… Продолжил: — Вы можете подойти к концу дня? Часика в три, например? Мне надо посоветоваться.

Несмотря на то что я вышла с предприятия еще без определенного ответа, у меня появилась надежда на положительное решение моего вопроса, и мне было что рассказать мужу. Я направилась к нему на КПП.

В три часа я попала то ли на небольшое совещание, то ли на смотрины. В кабинете Григория Ивановича собрались, как я позже узнала, начальник конструкторского отдела, директор техникума, заместитель директора по производству и начальник отдела кадров.

Все произошло очень быстро: меня попросили еще раз представиться, а потом Григорий Иванович спросил присутствующих, согласны ли они с его решением взять меня на работу в конструкторское бюро и по совместительству в техникум на должность завуча и преподавателя сопромата и теормеха. Все были согласны.

— Так вот, — сказал Григорий Иванович, обращаясь ко мне, — мы зачислим вас в конструкторский отдел, он у нас располагается в корпусе механического цеха, на втором этаже. Завтра выходите на работу, на проходной вас встретят и проводят. Завтра же и заявление напишете. А сейчас не теряйте времени, бегите домой обустраиваться.

Я поблагодарила все и вышла.

Полтора года, проведенные в этом коллективе, были прекрасной песней. Всех своих тамошних сотрудников я помню с большой симпатией, вижу их милые лица, улыбки, помню их шутки. Они не просто приняли меня хорошо, но были искренне внимательны, дружелюбны, пытались помочь, разделить трудности временного пребывания в чужом краю.

Ну вот только один пример их радушия: на следующий день меня встретили на проходной и провели в КБ, а там уже все собрались и ждали встречи со мной. Начались расспросы: кто я, откуда, как мне тут показалось, и так далее. Выслушав мой рассказ о первом вечере в их городе, о том, как я в пальто обметала стены квартиры веником, как воровала ведро и дрова, как голыми руками засыпала уголь в печку, а потом умылась снегом посреди ночи, старший инженер отдела, его имя Александр Михайлович, нахмурился и задумался. А к концу дня принес совок и кочергу — только что изготовленные в механическом цехе, еще теплые.

— Это вам, — смущенно сказал он, — чтобы вы не засыпали уголь в печку руками. Я знаю, что такое приехать из городской квартиры в дом без удобств. Всего сразу ведь не купишь, — от растроганности у меня на глазах чуть не выступили слезы, не знаю, как я превозмогла себя.

В костопольский период жизни у нас с мужем многое было впервые. Впервые мы жили отдельно, в своей квартире, однажды впервые вызвали такси и поехали в Ровно, чтобы пойти в ресторан и поесть цыплят табака, впервые купили холодильник — «Саратов», самый маленький. Но как мы ему радовались!

После полугода работы я впервые пошла в бухгалтерию и взяла справку о заработной плате — хотелось купить телевизор, пусть и в кредит. Мы с Юрой страдали, находясь в окружении чужой культуры, скучали по дому, любимой атмосфере, по толстым литературным журналам. Конечно, мы были заняты неустроенным бытом, да и работа забирала много времени: все вечера я проводила то в техникуме, то за подготовкой к занятиям, а Юра пропадал в нарядах, приходя же домой, старался восстановить силы. И все же каждый день удавалось бы хоть на полчаса включить телевизор и почувствовать себя по-настоящему дома. Дома! Мы долго выбирали, какой взять, наконец, купили симферопольский «Крым» — цветной. С необыкновенным трепетом включили его, и сразу же на экране возникла Мария Пахомова и зазвучала ее песня «Ненаглядный мой». Телевизор стал для нас ниточкой, связывающей большой мир с этим лесным уголком, отгороженным от всех и замкнутым на самом себе — так нам казалось в той изоляции.

Впервые мы гуляли на свадьбе у моего сотрудника — в полесской глуши, где пили пшеничный самогон и ели домашние колбасы. Дома в тех хуторках отступали друг от друга метров на триста, да и собирались малыми группами — по несколько штук. Раздолье было — невиданное!

Впервые мы были в лесу, где видели и собирали анемоны, которые местные жители называли коноздрями. Мы встретили там живую лису, еле уклонились от укуса ядовитой змеи медянки, познали вид и вдыхали запах цветущей земляники. Позже собирали ее, а также чернику и грибы. Из черники мы наварили целебного варенья, а потом не смогли забрать с собой и оставили соседке. Впервые мы с Юрой заблудились в лесу и бродили почти целый день, пока неизвестно как вышли на околицы Костополя. И Юра тогда успел вечером заступить в наряд, хотя падал с ног от усталости.

Впервые я говорила со старушками, пережившими войну, и они показывали мне свои спины, превращенные в сплошные рубцы, — так их били бандеровцы, выходящие из схронов еще и в начале 50-х годов и требующие еды и одежды.

— Бандиты это были, детка, сущие бандиты. И не верь никому, если скажут, что их поддерживал народ, — говорила теща одного старшины из роты химзащиты.

— Скольких мужчин они загубили, еще подростками угнав в лес и исковеркав им судьбу! Будь они прокляты, — сокрушалась санитарка в стационаре гинекологии, где мне пришлось лечиться.

И в Костополе я впервые забеременела, приняв эту новость с сильнейшим огорчением. Придя домой от врача и рассказав мужу о случившемся, я всю ночь напролет проплакала, прорыдала навзрыд. Из опыта жизни в родительской семье, когда там появилась моя племянница, покончившая с моим отрочеством и молодостью моих родителей, когда подростком мне пришлось жестоко недосыпать и нянчить ее, я очень хорошо представляла, сколько сил и времени заберет от меня ребенок, теперь уже навечно, навсегда, неизбавимо, неисправимо, неотвязно навешенный на меня. А мой любимый муж при этом будет жить прежней жизнью, и чувствовать себя брошенным. О нет, нет! В моем воображении вставали виды нашего города, широких улиц, тенистых скверов, залов кинотеатров, ночных огней, которые мы наблюдали из окон общежития, когда занимались в читальном зале, и я понимала, что с появлением третьего существа это все отдалится от меня, будет похоронено под пеленками, поносами и ором. Исчезнет единение с мужем, улетучатся все мечты, и я навсегда-навсегда буду прикована к обязанностям, которые даже называть не хотела.

Говорят, что подобная реакция на беременность возникает у многих женщин. Их в это время надо успокоить и умело подготовить к новому будущему. Обычно это делают близкие родственники. Но с нами никого не было, а мой муж был слишком молодым, чтобы справиться со своей ролью. Да и как он мог справиться, если нам с ним никого не надо было, мы еще не надоели друг другу, не нарадовались друг другом, не заскучали вместе и не стремились к тому, чтобы кто-то или что-то вмешивалось к нам?!