Любовь Овсянникова - Вершинные люди

— Да ни черта он у вас не решился!

— Хорошо, что вы предлагаете?

— Предлагаю никогда больше не поступать опрометчиво, — назидательно сказал он. — В следующий раз нас с вами вместе закатают в асфальт.

— Ну и перспективы вы рисуете, одна лучше другой, — сказала я, понимая, что он-таки, действительно спас меня от расправы, ведь эти лихие ребята могли захотеть платы за беспокойство и в виде таковой потребовать от меня сумму, которую намеревались поиметь с попа. И что бы я им отдала? — Не надо было подсылать ко мне эту черную силу. Вот и спасать не пришлось бы, — упрекнула я конника.

— А кого надо было к вам подсылать против точно таких же бандитов, с которыми вы влипли в безнадежное дело? — я молчала, а он меня допекал: — Кого? Ну чего вы молчите?

— Никого не надо, — буркнула я. — Я сама разберусь со своими неприятностями.

— Ну разбирайтесь. Только берегите себя. Ради Бога, живите.

На том мы и расстались. И чтобы закончить рассказ об этом коннике, уточню, что это было в ноябре 1999 года.

Тот год был очень для нас тяжелым, душой мы жили в аду горя и отчаяния. На Рождество мы узнали о болезни моего отца, и это нас повергло в шок. Мой папа, жизнелюб и весельчак, который так много для всех нас значил, который был полон сил, прекрасно молодо выглядел, отличался оптимизмом и всех умел поддержать в трудную минуту, был обречен и начал постепенно уходить из мира. Главное, что он об этом знал, и это добавляло лично мне мучений. Рядом с этим все остальные несчастья меркли.

Я сравнительно спокойно занималась магазином, пока папу опекала сестра с мужем. Но вот в начале сентября муж моей сестры погиб, и сестра на долгое время сама вышла из строя. Это был такой удар по всем нам, что даже папа горевал, забыв о себе. Понятно, что на таком фоне мои неприятности, пусть значительные, но заключающиеся всего лишь в потере прибыли, на которую я рассчитывала, и возможной потере части имущества, начали казаться пустяками.

Но вот он истек, этот неудачный год. Подходил к концу и следующий, 2000-й. В начале ноября мне позвонил папа и позвал досмотреть его. Конечно, я все бросила и уехала, чтобы быть рядом с ним, когда последние силы покидали его, когда сначала он с трудом выходил на улицу, а потом с трудом брился, потом ему трудно было есть, потом и ходить…

Перед Новым годом к папе приехала сестра, а я уехала домой искупаться и отоспаться. В новогодний вечер я по странному порыву, никогда мне не свойственному, решила обзвонить всех знакомых и поздравить их. Позвонила и своему коннику. Кажется, он не ждал этого, ведь мы не общались более года. От моего голоса на том конце провода возникла тревожно-выжидательная пауза. Бодрый голос моего конника, с каким он откликнулся на звонок, примолк. Так и виделось, как он там присел, притаился и ждет то ли проклятий, то ли насмешек, то ли еще чего-то неприятного. Я поздравила его с праздником, как и полагается, пожелала счастья, а в конце сказала, что очень рада знакомству с ним и благодарю за благие прикосновения к моей судьбе.

Он стушевался перед высоким слогом и что-то ответил весьма смущенно. Я распрощалась с ним навсегда. Больше мы не виделись, не общались и я о нем ничего не знаю.

Но я на целый год забежала наперед. Итак, мы расстались с конником в ноябре 1999 года, он оставил меня в плачевном состоянии и полной неразберихе в отношениях с моими арендаторами.

Между тем отец Ермолай, разозленный моим обращением в арбитражный суд, кучей писем с предупреждениями, что срок аренды подходит к концу и я прошу его освободить помещение, через несколько дней снова прибежал ко мне. Он влетел в магазин с всклоченной бородой, горящими глазами, в надетой поверх рясы овчинной безрукавке, шитой мехом вовнутрь — традиционном изделии из тех краев, которые произвели этого бандита на свет.

Орать он начал прямо от порога, но речи его слушать не стоило, потому что он не обладал хоть сколько-нибудь пригодным умом и два года повторялся, неся одну и ту же ахинею. И все его угрозы носили однообразный характер, ибо что же тут можно разнообразить, если он обещал расправиться со мной, а это можно сделать лишь один раз?

— Вы продадите этот магазин, когда вот это, — он отвернул полу безрукавки и пальцем ткнул в мех, — износится до дыр!

— Вывозите отсюда свою аптеку, торгующую просроченными препаратами из полученной от заокеанских аферистов гуманитарки, — сказала я. — Как только истечет срок аренды, вас отсюда вышвырнут вместе с вашей отравой. — Поп еще немного попрыгал у меня перед глазами и тут я его добила: — К тому же вам придется отдать мне неуплаченную аренду и просить, чтобы я ее взяла, потому что у меня есть компромат на вас.

— Какой?

— Вот какой, — я включила диктофон с записью его угроз в мой адрес, там же были и слова, свидетельствующие, что он признает законность моих требований по размеру аренды, но чисто из жлобских соображений платить ее не хочет, потому что я с ним ничего не сделаю. — Это шантаж, готовьте сухари для тюрьмы.

В полном смятении поп выскочил из магазина, а через несколько дней меня вызвали в СБУ «по вопросам, связанным со сдачей части принадлежащих вам помещений в аренду», как значилось в доставленном мне извещении.

Конечно, я пошла туда, нашла нужный кабинет. Беседовал со мной некий {18} 18 Имя будет указано по истечении 25-ти лет после выхода настоящего издания. Лахмотин Павел Юрьевич — то ли купленный попом силовик, то ли переодетый силовиком поп, впрочем, он был в цивильном платье и уверенно восседал в кабинете. Он показал копию моей расписки, некогда выданной Наде-Жене в получении аванса за аренду помещения.

— Ваша расписка?

— Это копия расписки, не оригинал, — сказала я.

— Будет и оригинал.

— Нет, не будет. Потому что такого оригинала нет.

— Копия снималась с оригинала, — напомнил эсбэушник.

— Да, он был, но вы же видите, срок действия расписки давно истек. А вот настоящий договор, по которому мы работаем, — я протянула ему прихваченные с собой бумаги. — Тут видно, что мы в течение определенного срока должны были выполнить разделительную реконструкцию магазина и оформить два новых торговых объекта. Посмотрите срок, указанный в договоре. Он совпадает со сроком действия расписки. Вы теперь поняли?

— Нет, не понял! — вскричал эсбэушник. — Вы взяли с людей деньги в счет аренды и не показали их в прибыли, не заплатили с них налоги! — Он еще что-то говорил и, конечно, угрожал, но теперь я уже не помню.

— Где написано, что это аренда? Это деньги для «производства и оформления реконструкции магазина», читайте внимательно, — сказала я.

— Но почему вы их взяли? На каком основании? — допытывался пособник бандитского попа.