Олег Михайлов - Куприн

— Знаете, что случилось? — обрадованно забасил учитель.— Все советские выезжают нынче ночью спешно в Петроград.

— Почему?

— Кто их знает! Паника. Пойдёмте посмотрим...

На проспекте Павла I, на Михайловской и Бомбардирской улицах густо стояли гружёные возы. Чего только на них не было! Кровати, перины, диваны, кресла, комоды, клетка с попугаем, граммофоны, цветочные горшки, детские коляски. А из домов выносили всё новые и новые вещи.

— Бегут! — сказал учитель.— Кстати, нет ли у вас одеколонцу? Вспрыснуть счастливый отъезд!

— К сожалению, нет,— улыбнулся Куприн.— Но как вы думаете, сколько же в Гатчине проживало большевиков? Смотрите — целый скифский обоз.

Учитель задумался:

— По моему статистическому расчёту, включая челядь, жён, наложниц и детей, а также местных добровольцев и осведомителей, не менее четырёхсот.

Колеса сцеплялись, слышалось щёлканье кнута, женские крики, лай собак, ругань, детский плач. Пахло сеном, дёгтем и лошадиной мочой. Темнело, и Куприн ушёл. Но ещё долго ночью, лёжа в постели, он слышал, как по избитому шоссе тарахтели далёкие телеги.

С утра началась отдалённая канонада. Пушки бухали всё ближе и ближе, и с каждым новым ударом будто спадала с души вялая расслабляющая тоска, бессильное негодование, противный рабий страх. Точно кто-то сказал Куприну: «Довольно! Все эти три года были дурным сном, жестоким испытанием, фантазией сумасшедшего. Возвращайся же к настоящей жизни. Она так же прекрасна, как и раньше, когда ты распевал ей благодарную хвалу...»

Он сидел на чердаке на корточках, счищал сухую грязь с картофелин и размышлял, что если учесть налипшую землю да ещё то, что клубни подсохнут, то не выйдет и тридцати шести пудов. А всё-таки по три фунта на день наберётся. Это громадный запас! Только уговор: умеренно делать широкие жесты. Куприн перебирал овощи и в то же время пел диким радостным голосом чью-то нелепую песенку на собственный идиотский мотив.

Не делать широких жестов? Но перед вечером — ещё не смеркалось — Куприн наложил в

большую корзину корнеплодов, спустив их пышную ботву снаружи. Вышел внушительный букет, который предназначался в презент его старому приятелю, часовщику-еврею. Впрочем, презент не был вполне бескорыстным: часовщик изредка покупал Куприну в Петрограде спирт.

Да, надо сознаться, гатчинцы пили в ту пору контрабандой, хотя запретное винокурение и грозило страшными карами, до расстрела включительно. Но кто бы решился укорить их?

«Великий поэт и мудрец Соломон,— повторял себе Куприн,— недаром приводит в своих притчах наставление царю Лемуилу, преподанное ему его матерью:

«Не царям, Лемуил, не царям пить вино и не князьям сикеру [68] Сикера (от шекар — евр.) — крепкий напиток, приготовленный из фиников и ячменя. ».

«Дайте сикеру погибающему и вино — огорчённому душою».

«Пусть он выпьет и забудет бедность свою и не вспомнит больше о своём страдании».

Когда Куприн пришёл к старому часовщику, все домашние сидели за столом. Хозяина уже третий день не было дома, он завертелся по делам в Питере. Но его стул на привычном патриаршем месте по милому старинному обычаю оставался во всё время его отсутствия незанятым: на него никому не дозволялось садиться. (Впрочем, и в крепких старинных русских семьях кое-где хранится этот хороший завет.)

Куприн поздоровался со всеми и особенно дружески с племянником хозяина — мальчиком Яшей Файштейном. Он носил Александру Ивановичу тетрадки своих стихов на просмотр и оценку. Муза его, надо признаться, была жалка, совсем безграмотна, беспомощна, ровно ничего не обещала в будущем, питалась гражданскими мотивами. Но в самом мальчике была внутренняя деликатность и какая-то сердечная порывистость.

Яша блуждал по комнате, низко склонив голову и глубоко засунув руки в карманы брюк. Разговор, по-видимому, иссяк ещё до прихода Куприна и теперь не клеился.

Через полчаса притащился очень усталый хозяин. Увидев купринскую, можно сказать, свадебную корзинку, он слегка улыбнулся, кивнул головой и сказал:

— Только двести (он имел в виду количество граммов спирта). И вам следует сдачи.

Потом стал говорить о Петрограде.

Там беспокойно и жутко. По улицам ходят усиленные патрули красногвардейцев, носятся как угорелые советские автомобили. Обыски и аресты увеличились вдвое. Питерцы шёпотом говорят о близости белых частей.

Поезд, на котором часовщик возвращался домой, доехал только до Ижоры. Станционное начальство велело всем пассажирам очистить его. Из Петрограда пришла телеграмма о совершенном прекращении железнодорожного движения и о возвращении поезда назад, в Питер.

Пассажирам пришлось добираться до Гатчины пешком, узкими, малоизвестными дорогами. С ними был и добрый партнёр Куприна по преферансу, толстенький инженер-электрик. По своему всегдашнему духу противоречия он шёл своими тропинками, не держась кучки. Вдруг идущие услыхали его отчаянный пронзительный вопль на довольно далёком расстоянии. Потом в другой раз, в третий. Кто-то побежал на голос. Но инженера не могли сыскать, да и невозможно было. Путь преграждала густая вонючая трясина. Очевидно, бедняга преферансист попал в неё, и его засосало...

Ещё что-то незначительное вспоминал хозяин из новых столичных впечатлений. И вдруг молчавший доселе Яша взвился, точно его ткнули шилом.

— Стыдно! Позор! Позор! — закричал он визгливо и взмахнул руками, точно собираясь лететь. — Вы! Еврей! Вы радуетесь приходу белых! Разве вам изменила память? Разве вы забыли ваших замученных отцов и братьев, ваших изнасилованных сестёр, жён и дочерей, поруганные могилы предков?..

И пошёл, и пошёл кричать, потрясая кулаками. В нём было что-то эпилептическое.

С трудом его удалось успокоить. Это с особенным тактом сделала толстая, сердечная, добродушная хозяйка.

Яша вышел провожать Куприна. На полпути он завёл опять коммунистический валик. Александр Иванович не возражал.

— Все вы скучаете по царю, по кнуту, по рабству. И даже вы — свободный писатель. Нет, если придёт белая сволочь, я влезу на пожарную колонну и буду бичевать оттуда опричников и золотопогонников словами Иеремии [69] ...словами Иеремии.— Иеремия — второй из четырёх великих пророков Ветхого завета (VII — нач. VI в. до н.э.). Считается одним из предтечей мессии. Основу книги Ветхого завета, носящей его имя, составляют проповеди и изречения Иеремии, записанные им и его сподвижником Варухом. В Библии также ещё есть небольшая книга из пяти глав «Плач Иеремии». . Я не раб, я честный коммунист, я горжусь этим званием...