Исаак Башевис-Зингер - Враги. История любви Роман

— Где мне теперь взять нового человека? У вас были тайны от меня, что это за тайны? Если вы любите женщину, в этом нет греха. Я не фанатик и не выискиваю грехи. Я принял вас как друга и открылся перед вами, но вы мне втюхали историю с земляком, жертвой Гитлера и другие глупости. Здесь, в Америке, у людей нет секретов. Все знают, чем занимается и президент, и каждый из нас. Здесь тайны есть только у гангстеров. Не хочу вас обижать, это свободная страна, но почему я не могу знать, что у вас есть женщина? По меньшей мере, у меня есть право пожелать вам счастья.

— Конечно. Большое спасибо.

— Почему вы говорите так тихо? У вас болит горло?

— Нет, нет…

— Я вас предупреждал много раз, что не могу работать с человеком, который не хочет дать мне свой адрес и телефон. И потом, вы же не Аль Капоне, а я не — как его зовут? — Датч Шульц [135] Альфонсо-Габриэль «Аль» Капоне — знаменитый чикагский гангстер. Голландец Шульц — прозвище гангстера Артура Флегенгеймера. . Мне нужно сейчас же к вам заехать, скажите, где вы живете. Может быть, мы сможем что-то исправить, они согласны подождать с публикацией несколько часов.

— Я живу не здесь, а в Бронксе…

Герман почти шептал в трубку. У него пересохло горло, язык прилип к нёбу. На лбу и на шее проступил пот. Он почувствовал, как намокает рубашка. Раввин подождал немного.

— Снова в Бронксе? Где в Бронксе? Я вас решительно не понимаю.

— Не буду вам объяснять. Здесь я только временно.

— Временно? Моя мама говорила: в тихом омуте черти водятся. Что с вами? У вас две жены?

— Может быть.

— О’кей, а когда вы будете в Бронксе?

— Сегодня вечером.

— Дайте мне адрес. Раз и навсегда! Пора положить конец этой ерунде!

Герман, поколебавшись, дал Машин адрес. Он прикрыл трубку рукой, чтобы его слова не были слышны на кухне.

— Во сколько вы там будете?

Герман ответил.

— Это точно или вы опять меня обманываете?

— Нет, я буду там.

— О’кей, я подъеду. И не нервничайте. Я не отберу у вас вашу жену. Если я работаю с кем-то, я имею право прийти к нему домой поздороваться. И вообще, я — раввин, а не случайный прохожий. Я бы мог сделать для вас больше, чем вы думаете, если бы вы прекратили свои выходки.

— Спасибо, увидимся позже, гуд бай.

Герман вернулся на кухню и увидел Ядвигу. Она вышла из гостиной, ее лицо и глаза все еще оставались красными. Она стояла, уперев руки в боки, и смотрела в сторону коридора, по всей видимости прислушиваясь. Герман услышал, как госпожа Шраер спрашивает Тамару:

— А как вас отправляли? Эшелонами?

— Я бежала, — ответила Тамара.

— Мы ехали в вагонах для скота. Путь занял три недели. В вагоне люди толпились, как сельди в бочке. Чтобы справить нужду, простите меня, надо было делать это в окно. Представьте, мужчины и женщины — все вместе. Как мы это вынесли, мне никогда не понять, но некоторые не доехали. Слабые умерли стоя. Мертвых просто выбрасывали из поезда. Вот так большевики переправляли беженцев в Россию. Мы приехали в лес, стоял жуткий мороз, нужно было рубить деревья, чтобы из них построить барак. Мы рыли ямы в снегу и спали в них.

— Я знаю. Мне все это хорошо знакомо, — ответила Тамара.

— У вас есть родственники здесь? — спросил мистер Пешелес у Тамары.

Тамара немного помедлила.

— Дядя и тетя, они живут на Ист-Бродвее.

— Ист-Бродвей? А кем он вам приходится? — И Пешелес показал на Германа.

— А, мы друзья.

— Пойдемте вниз к миссис Шраер, мы тоже подружимся. От ваших разговоров о голодовке я проголодался. Мы покушаем, выпьем и поболтаем. Пойдемте с нами мистер… э-э-э… Бродер. В такой холодный день неплохо поговорить по душам.

— Мне нужно идти, — сказал Герман всем и никому конкретно.

— Мне тоже надо идти, — заговорила Тамара.

Ядвига как будто очнулась:

— Куда уходит пани? Пусть пани останется. Я приготовлю ужин.

— Нет, Ядзя, в другой раз. В другой раз.

— Ну, я вижу, что вы не принимаете мое приглашение! — воскликнул мистер Пешелес. — Пойдемте, миссис Шраер, в этот раз нам не повезло, но надежда умирает последней. Я хотел бы взглянуть на то, что вы пишите, и на ваши книги. Если у вас есть что-нибудь интересное, мы могли бы заключить сделку. Я, как вы видите, в некотором роде коллекционер. Кроме того…

— Мы позже поговорим, — сказала миссис Шраер Ядвиге. — Может быть, мистер Пешелес будет почаще бывать у нас. Одному Богу известно, сколько этот человек сделал для меня. Все остальные ограничивались жалобами на еврейскую долю, а он сделал мне визу. Я написала письмо ему, совершенно незнакомому человеку, только потому, что наши отцы были партнерами, они вместе занимались торговлей зерном. И две недели спустя пришел аффидевит. Мы пошли к консулу, он уже знал про мистера Пешелеса, все знали…

— Ну, довольно, не хвалите меня, не хвалите. Что такое аффидевит? Листочек бумаги.

— Такие листочки спасли тысячи евреев.

Пешелес поднялся.

— Как ваше имя? — обратился он к Тамаре. Тамара вопросительно посмотрела на него, на Германа, на Ядвигу.

— Тамара.

— Мисс? Миссис?

— Зовите меня, как хотите.

— Тамара какая? У вас должна быть фамилия.

— Тамара Бродер.

— Тоже Бродер? Вы что, брат и сестра?

— Двоюродные, — ответил Герман за Тамару.

— О’кей, мир тесен. Странные люди. Однажды я прочитал в газете такую историю: беженец сидел за ужином со своей новой женой, и вдруг дверь открылась и вошла его прежняя жена, которая, как он думал, погибла в гетто. Вот какую кашу заварили эти Гитлер, Сталин и все их отродье.

Миссис Шраер заулыбалась. Ее желтые глаза наполнились льстивой веселостью. Морщины на лице стали глубже, они напоминали татуировку первобытных людей.

— К чему вы это рассказываете, мистер Пешелес?

— A, just so [136] Просто так ( англ. ). . В жизни всякое бывает. Особенно в наше время, когда все перевернулось с ног на голову…

Мистер Пешелес подмигнул и вытянул губы, словно решил свистнуть. Потом засунул руку в нагрудный карман и подал Тамаре две визитные карточки:

— Кем бы вы ни были, давайте будем знакомы.

Как только гости вышли, Ядвига снова расплакалась. Слезы полились у нее из глаз, лицо мгновенно исказилось. По всей видимости, Ядвига решила продолжить прерванный скандал.

— Куда ты уходишь? Почему ты оставляешь меня одну? Пани Тамара! — Ядвига повысила голос. — Он не торгует книгами. Все это ложь, брехня. У него есть любовница, и он бегает к ней. Это уже всем известно. Соседи смеются надо мной. А я спасла ему жизнь. Нас всех хотели расстрелять: меня, мою мамочку, мою сестру Марьяшу. В деревне все знали, что мы прячем еврея, в нас плевали и били стекла в доме! На наших полях пасли коров, а мы и возразить не смели, потому что любой негодяй мог сдать нас немцам. Я последний кусок изо рта вынимала и несла ему на сеновал. Я выносила за ним горшок…