Исаак Башевис-Зингер - Враги. История любви Роман

— Тамара, прости меня. Это я, Герман.

— Да, Герман. Что случилось?

— Я ухожу от Ядвиги.

— Что? Как это так?

— Я уезжаю с Машей. Не могу по-другому. Я знаю, что это ужасное преступление, но у меня нет выбора. У меня больше нет ни воли, ни совести. Это чистая правда.

Тамара ненадолго замолчала.

— Ты знаешь, что ты делаешь?

— Я знаю и делаю.

— У женщины, требующей такую жертву, нет сердца. Ты тоже жесток. И все же я не знала, что ты можешь настолько потерять себя.

— Но это так.

— Что будет с магазином?

— Все в твоих руках. Если можешь, прости. Если не можешь, я на тебя зла не держу. Из меня никудышный торговец.

— Нет, ты свихнулся.

— Называй, как хочешь. Ты же знаешь, что я работал на рабби Лемперта. Я писал для него. Он хочет помочь Ядвиге, я дам тебе его адрес и телефон. Свяжись с ним. Он и для тебя может многое сделать.

— Мне ничего ни от кого не нужно.

— Возьми листок бумаги и карандаш.

— Секунду.

Стало тихо. Герман держал трубку у уха и ждал. Ядвига перестала храпеть.

«Который час?» — спрашивал себя Герман. Обычно он хорошо чувствовал время и мог сказать, который час, с точностью до минуты. Но теперь он как будто потерял эту способность. Герман стоял пораженный своей затеей. «Ну, что происходит с любым преступником? — думал он. — Он теряет волю и начинает действовать, как робот».

Герман с нетерпением ждал того момента, когда встретится с Машей. «Собирать вещи? Какие вещи? Только бы она не подняла скандал!» Он как будто просил о помощи высшие силы, чье существование отрицал.

Тамара вернулась:

— Диктуй номер.

Герман дал ей адрес и телефон. Она сказала:

— Почему ты не можешь подождать хотя бы, пока она родит?

— Я не могу ждать.

— Герман, у тебя ключи от магазина. Если ты уезжаешь, мне надо будет заниматься торговлей. Приходи с утра и открой магазин. Я буду там в десять. Буду ждать тебя.

— Я приду.

— Ты сам эту кашу заварил, тебе и расхлебывать.

И Тамара положила трубку.

Герман стоял в темноте и прислушивался сам к себе. Потом он пошел на кухню взглянуть на часы. Странно, еще только пятнадцать минут третьего. Он уснул всего на час, а казалось, проспал всю ночь.

Герман стал искать рюкзак, чтобы взять с собой хотя бы рубашку и белье. Он осторожно открыл ящик и достал рубашки, белье, носовые платки. При этом у него было странное ощущение, будто Ядвига не спит, а только притворяется. Кто знает, может, она хочет избавиться от него? Может, ей уже все это надоело? А может, она поднимет скандал в последнюю минуту? Ну, будь что будет… Конец уже предопределен.

Дрожа, Герман запихивал в рюкзак то, что нашел в ящиках. Он вспомнил о рукописи для раввина. Где она?

Ядвига села на кровати:

— Что происходит, а?

— Я должен уйти.

— Куда? Ну, все равно.

И она снова легла. Герман услышал скрип кровати.

Рюкзак заполнился и потяжелел. Герман оделся в темноте. Он потел и сопел. Из карманов брюк выпала мелочь, но он и не пытался собрать ее. Он слышал внутренние голоса, словно в бреду. Он все время на что-то натыкался, но не обращал внимания на удары.

Герман обратился к Ядвиге:

— Я открою окно на кухне, может быть, Марьяша вернется.

— Войтуш тоже улетит.

— Они не летают в темноте.

Телефон зазвенел, и Герман подбежал к нему. Снова звонила Маша.

— Ты идешь или нет? — спросила она с яростью и нетерпением.

Герман ответил:

— Да, у меня нет выбора.

Герман боялся, что Ядвига будет препятствовать его уходу и что придется сопротивляться ей физически, но Ядвига молчала. Он прекрасно понимал, что она не спит и наблюдает за тем, как он уходит. Почему же она молчит? Герман пытался объяснить себе ее поведение, но впервые за их с Ядвигой совместную жизнь она вела себя непредсказуемо. Это выглядело так, будто она участвовала в заговоре против Германа и понимала что-то, что было ему неведомо. Или она просто дошла до предела отчаяния? Германа пугала эта неизвестность. Кто знает? В последний момент она может накинуться на него с ножом. Прежде чем уйти, он подошел к ее кровати и сказал:

— Ядвига, я ухожу.

Она не ответила.

— Все будет в порядке.

И Герман вышел из комнаты с чувством стыда за это нелепое обещание и с некоторым опасением, которого он раньше никогда не испытывал. Если бы она, по крайней мере, обругала его! Он сбежал по лестнице, ноги двигались тяжело. Герман быстро пересек Мермейд-авеню и вышел на Серф-авеню. Как тихо и темно было на Кони-Айленде в предрассветный час! Фонари погашены, места развлечений закрыты. Улица казалась по-деревенски пустой. Слышался плеск волн по ту сторону набережной. Пахло рыбой и морем. Герман разглядел звезды на небе. Люди перестали шуметь и заснули, а море без устали твердит свое. Герман увидел такси и подал ему знак. Все его состояние ограничивалось теми десятью долларами, которые он получил от Нэнси Избель. «Нет в мире большего негодяя, чем я», — сказал себе Герман. Он открыл окно такси, чтобы выветрить запах никотина. Дул прохладный ветерок, но лоб Германа был мокрым. Он глубоко вдохнул воздух, охладившийся за ночь, но все еще пропитанный дневной жарой. «Должно быть, так едет убийца кого-нибудь убивать», — промелькнула у Германа мысль. «Она мой враг, враг», — бормотал он. У него было странное чувство, что один раз он уже проделывал все это. Но когда? Что-то жгло его изнутри, и Герман сам не понимал, была ли это физическая жажда или страсть к Маше. Он еще раз глубоко вдохнул ночной влажный воздух.

Такси остановилось у отеля. Герман боялся, что у водителя не будет сдачи с десяти долларов. В вестибюле было светло и тихо. Служащий дремал, прислонившись к стене с ящичками и ключами. Герман беспокоился, что лифтер спросит его, куда он едет, и, возможно, не пустит посетителя так поздно ночью, но тот молча довез его до указанного этажа. Герман быстро нашел номер. Он постучал, и Маша тут же открыла. Она была в черной кружевной ночной рубашке и тапочках. Лампы были погашены. С улицы пробивался свет фонаря. Они обнялись и припали друг к другу без слов, раскрыв рты, словно два хищных зверя. Они с трудом добрались до кровати. Герману показалось — уже в который раз! — что Маша будит в нем такие силы, которых он никогда не чувствовал в себе раньше. Они занимались любовью и боролись друг с другом, молча и озлобленно, словно их страсть была вызвана местью…

Наступил день, но Герман почти не заметил этого. На мгновенье Маша вырвалась из его объятий и задернула шторы, а потом вернулась обратно, словно после долгой разлуки…

Они заснули, так и не сказав ни слова, если не считать страстных вскриков. Герман спал долго и крепко. Он проснулся с обновленным желанием и страхом, оставшимся в нем от забытого сна. Он помнил только неразбериху, крики, насмешки. Вскоре исчезли и эти смутные воспоминания. Он оглядел спящую Машу и увидел на ее лице выражение наивности и детскости, которое появляется иногда на лицах покойников. Она открыла глаза и удивленно посмотрела на него: